Читать интересную книгу "Один на один - Грейс Райли"

чтобы остыть, попить и отдышаться. Тренер Райдер и его помощники проводят быструю встречу, чтобы обсудить корректировки, которые мы можем внести в тактику в третьем периоде ради преимущества. К моему мрачному удовлетворению, Брэндон швыряет перчатки и огрызается на новичка через плечо. А это значит, тренер смотрит на меня, а не на него, чтобы я сказал несколько слов с точки зрения игрока, прежде чем мы вернемся на лед.

— Ничего не кончено, пока все не кончилось, — говорю я, глядя на команду. Они такие же потные и за­пыхавшиеся, как и я, но нам играть еще двадцать минут, а выносливость — особенность хоккея. Могут ли твои ноги двигаться весь матч? Сможешь продержаться дольше соперника? Можешь вкалывать, пока ничего не останется в топливных баках, а потом еще немного? Я выпрямляюсь и подаюсь навстречу команде, стук­нув клюшкой по полу. — Нам надо собраться и сработать. Это кажется трудной задачей, но мы отстаем всего на два гола и сможем разобраться. Я знаю, у каждого из вас остались силы на еще один период, так что сделаем это, мать вашу.

Когда мы выходим обратно в тоннель, тренер Райдер стоит сбоку — вместе с дочерью. Я замираю на месте и чуть не сталкиваюсь с Ремми. Тренер обнимает Пенни, у которой на голове вязаная фиолетовая шапочка МакКи с помпоном. У меня во рту внезапно пересыхает. Королевский пурпур идет к ее волосам, а помпон добавляет почти невыразимый уровень милоты. До сих пор я пытался выкинуть ее из головы, но сейчас все до последней секунды прошлой ночи накрывают меня с головой.

— Спасибо, папа, — говорит Пенни. — Прости, я не смогла дождаться конца матча.

— Я просто рад, что ты наконец здесь, — отвечает он. Он жестом подзывает меня. — Каллахан, смотри, кто пришел к нам на матч.

— Привет, — говорю я. — Э-э, это круто.

— Пенни уверена, что мы отыграемся, — говорит тренер. — Верно, Жучок?

Она пытается мне подмигнуть, но это скорее утрированное моргание в мою сторону. Я закусываю губу, чтобы не рассмеяться. Понятия не имею, почему это так обаятельно, но мое расстройство из-за игры мигом улетучивается.

— Забей для меня гол, Каллахан, — говорит она. Потом наклоняется и целует отца в щеку, а потом обнимает меня, прежде чем уйти на трибуны.

Наверняка тренер не заметил, что я замер, как медведь с транквилизатором в заднице, потому что он хлопает меня по плечу и говорит:

— Ты ее слышал.

Я умудряюсь улыбнуться и надеюсь, что это хотя бы наполовину нормально. Объятие. Какого хера это значит?

— Неважно, кто забьет, если у нас все получится.

* * *

Период пролетает в мгновение ока, и скоро остается всего пять минут.

Мы собрались как команда, но все равно еще отстаем.

Но лично я собран пипец как.

Энергия, с которой я играл вчера, снова хлынула в меня, как только начался период. Я как скакун с шорами на глазах. Толпа сделалась фоновым шумом, я обращаю на нее не больше внимания, чем на мотор машины. Я заставляю бостонцев делать ошибки и играть небрежно, а не наоборот. Мы с Эваном — как пара магнитов, кружащих друг возле друга, в идеальной синхронизации, и бостонцы с трудом добираются даже до нейтральной зоны, не говоря о том, чтобы побеспокоить Ремми броском. Я не забиваю, но пас Брэндону помогает нам забить вторую шайбу, и когда мы ликуем вместе, его благодарность мне за передачу звучит даже не фальшиво.

И все это время я думаю только об одном.

Пенни.

Даже не знаю, как я не заметил ее раньше, потому что теперь, когда я знаю, что она здесь, я вижу на трибунах только ее. Она кричит, и аплодирует, и вскакивает на ноги при каждом свистке. Если и были какие-то сомнения в том, что она дочь тренера Райдера — и разбирается в хоккее, — о них можно было забыть через пять минут после начала периода. Она сидит с парой друзей напротив наших скамеек, так что каждый раз, когда я отдыхаю, мой взгляд притягивает к ней.

В последней смене матча я выкладываюсь на полную, снова заставляя противника терять шайбу, но мы не можем превратить это в гол. Матч заканчивается со счетом 3:2, но почему-то я чувствую себя лучше, чем после вчерашней победы.

Закончив переодеваться, я закидываю сумку на плечо и тороплюсь в коридор.

Пенни ждет, как я и надеялся, — руки в карманах, прислонившись к стене. Я оглядываюсь, проверяя, нет ли рядом ее отца, прежде чем затащить ее в ближайшую нишу. Когда она снова обнимает меня, я чувствую запах лаванды. Она делает шаг назад, поправляет шапку и улыбается мне.

— Два объятья, Рыжая? Мне начинает казаться, что я тебе нравлюсь.

У нее в глазах какой-то решительный блеск. Как будто сейчас снова вчерашняя ночь, и, как и вчера ночью, мое тело не может не реагировать. В ее наряде нет ничего особо сексуального, и я ужасно избит после матча, и мне стоит лечь в ванну со льдом, но мой член дергается с интересом.

Еще раз, почему я отказался от ее предложения? Очевидно, что прошлый я знатный идиот.

— Слушай, нам надо поговорить, — произносит она. — Это твоя территория — знаешь, где найти еще одну уютную кладовку?

17

Пенни

Купер не ведет меня в кладовку. Вместо этого мы выскальзываем через черный ход и устраиваемся у него в машине. Увидев, как я дрожу, он включает печку, откидывается на водительском сиденье и пронзает меня таким взглядом, что мне становится ясно: надо начать говорить, а то его терпение на исходе.

Я скрещиваю пальцы.

— Мне не нужно, чтобы ты меня защищал.

Купер моргает.

— Это что еще значит?

— Особенно от тебя самого. Ты не разобьешь мне сердце, Каллахан.

Я наклоняюсь вперед. В кабине его старой машины становится еще очевиднее, насколько он здоровый: даже под толстовкой у него почти такие же широкие плечи, как в хоккейной форме со щитками, а темные джинсы подчеркивают мускулистые бедра. Его шею так и хочется лизнуть. Если он снова меня отвергнет, я буду не только жить с этим позором, но и очень много времени пытаться — и скорее всего, безуспешно — изгнать его из моих фантазий.

— Я знаю, чего хочу.

Купер поднимает брови.

— Не знаю, Рыжая. Мне кажется, ты недооцениваешь мое обаяние.

— Ну или ты его переоцениваешь, — парирую я. — Слушай, если ты меня не хочешь, так и скажи. Я переживу. Но если ты отказал мне вчера только потому, что намерен меня защитить от того, что должно, по-твоему, произойти, — то ты меня не слушаешь. Мне сейчас не нужны отношения. Я просто хочу кое-что поисследовать.

— И это нормально, но не меняет того, что твой отец — мой тренер. — Купер снимает бейсболку, надетую козырьком назад, кладет ее на приборную панель и проводит рукой по волосам.

Я облизываю губы. У него такие большие ладони… Понятия не имею, когда я успела так отчаяться, что меня заводит пара красивых рук.

— Он не узнает. — Я издаю короткий смешок. — А если и узнает, то, поверь мне, без труда поверит, что это все моя идея, а ты мне просто подыграл.

— Почему?

Я сухо улыбаюсь.

— Не важно. Ну так что? Перепих со мной и правда был таким скверным?

От взрыва лающего смеха я вздрагиваю.

— Милая, ничего скверного там не было — кроме того, как все закончилось, — говорит Купер. От низкой нотки в его голосе у меня сосет под ложечкой. — Я бы провел вечность с тобой в этой кладовке, среди комков пыли и всего такого.

Я с большим трудом не обращаю внимания на бабочек в животе.

— Тогда проведи меня по Списку. — Я наклоняюсь ближе, кладу руку ему на бедро. Его взгляд быстро бросается вниз, впитывая эту картину. Я сглатываю нервозность и прижимаюсь губами к его подбородку. Рядом