— Других вариантов у нас нет, — поясняет Скарлетт. — Рози, десерт из тебя гораздо заманчивее. Я не могу тягаться со «стрекозами»… — Мы с Сайласом непонимающе переглядываемся, и сестра нетерпеливо тычет пальцем за окно. — Ну, с этими блондинками в сверкающих нарядах. Мне с ними конкурировать сложно, а ты, Рози, справишься. Ты — все, что у нас есть. С одинокой девушкой фенрису справиться легче. Мы спрячемся, подождем, пока они клюнут, а потом нападем, — тихо, но твердо заключает она, как будто решение стало выстраданным плодом долгих раздумий.
— И почему мне это не нравится? — ворчу я и присаживаюсь на диван, который служит кроватью Сайласа, но сейчас застелен покрывалом. — И ножи, говоришь, нельзя будет взять? Вообще ничего?
Скарлетт закусывает губу.
— Ты… Из тебя получится замечательная приманка. От меня толку мало, так что придется тебе… Рози, я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — зачем-то добавляет она.
— Конечно, — быстро соглашаюсь я, почувствовав приступ вины. — Да-да, Скарлетт, я сделаю все, что потребуется. Это моя обязанность.
Сайлас иронично приподнимает бровь.
Сестра встает и направляется к двери на веранду. Я туда утром наведалась, но ничего интересного не обнаружила: так называемая веранда — листы фанеры, приколоченные в уголке крыши. Впрочем, Скарлетт, наверное, придется по душе отличный обзор. В полуоткрытую дверь слышны тяжелые шаги и тихое сердитое бормотание: сестра карабкается по расшатанным ступенькам.
На улице церковный колокол бьет один раз: звонят каждый час, и по одному удару раз в пятнадцать минут. От этого заснуть еще сложнее.
— Значит, я — десерт, — угрюмо подвожу я итог, убирая хлеб со стола.
— Ладно тебе. Пойдем выпьем кофе, развеешься, — успокаивает меня Сайлас.
Я вымещаю свою растерянность на пакете с батоном: кручу и тереблю пластик, стараясь завязать узелок.
— Я не люблю кофе.
Сайлас наклоняется и накрывает мою ладонь своей. У меня по коже пробегают мурашки.
— Значит, возьмем тебе шоколадное молоко, — мягко соглашается он. — Только идем скорее, не то переломишь несчастный батон пополам.
Я глубоко вздыхаю. Забавно, как всего за несколько секунд человек может превратиться из «просто Сайласа» в «самого лучшего на свете Сайласа». Я выпускаю батон из рук и следую за Сайласом к двери. Досада и трепет борются в моей душе.
Закусочная, в которую он меня ведет, расположена всего в паре кварталов от нашего дома. Это довольно захудалое местечко с классическим оформлением: черно-белая плитка, красные неоновые надписи: «Яблочный пирог!» и «Фирменные кексы!»
Усаживаемся в будку, к нам подходит официантка, являя в улыбке щербатые зубы, и спрашивает, что мы будем заказывать.
— Мне кофе, пожалуйста. А тебе, Рози?
— Шоколадное молоко. — Я украдкой бросаю взгляд на Сайласа.
Он смеется, и официантка уходит. Потом повисает тишина. Сайлас переставляет солонки и перечницы, а я притворяюсь, что читаю рекламную листовку, в которой кратко изложена история закусочной.
— Скажи-ка… — начинаю я громче, чем рассчитывала, — тебе совсем не удалось побыть дома, а? Вернулся из Калифорнии и сразу с нами сюда угодил?
Неужели у меня голос дрожит? Кажется, и правда дрожит.
— Не сказал бы, что прямо уж «угодил», — лучезарно улыбается Сайлас. — Но я понял, к чему ты. Надо устроить нормальные каникулы. В Сан-Франциско я по большей части то закупал продукты для Джейкоба, то страдал из-за того, что бросил вас со Скарлетт в Эллисоне. Каникул у меня не было… с тех самых пор, как мне исполнилось семь! Нас папа тогда повез на какое-то пустынное побережье в Северной Каролине — на целый месяц.
— Здорово! — с завистью говорю я. У меня настоящих каникул вообще никогда не было.
Сайлас смеется.
— Поначалу и было здорово. Но пустынное побережье оказалось по-настоящему пустынным, а общество восьми братьев и сестер приелось примерно через неделю.
— Как я тебя понимаю! — улыбаюсь я в ответ.
— Как ни странно, я по ним скучаю, — продолжает Сайлас, глядя в окно. — Все-таки «редко видеться из-за расстояния» и «редко видеться из-за того, что друг друга на дух не переносите» — это разные вещи.
— Твои братья и сестры расстроились, — утешаю его я. — Со временем привыкнут.
— Знаю-знаю, — кивает Сайлас. — Они помнят папашу таким, каким он был раньше — жизнелюбом, который общается с духами деревьев и всякое такое. Как объяснишь им, что отец оставил дом именно мне только потому, что я — последний, кто удержался в его памяти? Он забыл их всех, а потом… потом и меня. — Он раскручивает салфетку на столе и вздыхает.
— Это как будто его уже… нет, так? — осторожно спрашиваю я, накрывая его ладонь своей, чтобы остановить движение салфетки.
Я смотрю Сайласу в глаза, неожиданно осознаю, что наши руки соприкасаются — и отдергиваю ладонь. Мой друг улыбается и отвечает:
— Вот именно. Понимаешь, от него осталась только внешняя оболочка и обрывки бессвязных воспоминаний. А братья и сестры заняты собственной жизнью, им трудно понять. Мы с Джейкобом… Наверное, мы просто оказались ближе.
— Но это ведь здорово. — Я борюсь с желанием снова взять его за руку. Зачем я убрала ладонь? Что со мной? — Скажи, если бы ты поступил в колледж вместе со школьными друзьями, кто бы заботился о твоем отце? — Я осекаюсь, хочу объяснить свою мысль и еще больше путаюсь. — Ну конечно, мы со Скарлетт его не оставили бы, но ведь это не то же самое…
— Ты права, — соглашается Сайлас. — Если бы я стал лесорубом, как братья, или поступил бы в колледж вместе с друзьями, моя жизнь устроилась бы иначе. — Он улыбается. — Видишь ли, мне повезло: я избежал расставленных капканов и вместо этого стал сражаться с волками.
— Нам обоим повезло, — улыбаюсь я в ответ.
Официантка возвращается к нам и ставит на стол чашку, которая выглядит так, будто ее притащили из нашей грязной квартиры. К счастью, похоже, что мой стакан с шоколадным молоком сполоснули. Сайлас высыпает в кофе несколько пакетиков сахара и меняет тему разговора:
— Ты обратила внимание на центр? Ну помнишь, я тебе говорил…
— Какой центр?
— Мы мимо него прошли, немного не доходя до бакалейной лавки. Я же тебе рассказывал, там можно записаться на самые разные курсы. Тебе, наверное, сделают студенческую скидку.
— Но я же не студентка…
— По возрасту подходишь, так что они решат…
— И где мне взять время на занятия танцами, если я — десерт?
— Начинаю жалеть, что использовал это сравнение, — ухмыляется Сайлас. — Рози, давай-ка я объясню. — Он делает глоток из чашки и плотно сжимает губы, словно подыскивая слова. — Я происхожу из древнего рода дровосеков. Все мои братья — потрясающе одаренные. Они сами построили свои комнаты. Представляешь, Лукас выстроил себе деревянную ванну с обезьянками!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});