49. «Из глины он тебя лепил…»
Из глины он тебя лепил,податливую, словно глина.А я тогда еще любиллегко,доверчиво,старинно.Он убеждал тебя, что тыне то, что есть. Ты замирала.Свои кудряшки подбирала,меняла детские черты.Он поправлял рукою позу,корпел, неловкий ученик,и из поэзии на прозупереводил тебя в тот миг.Ты в восхищении застыла.Лепил он, лестью заманя.Ты незаметно уходилаи от себяи от меня.Хотела крикнуть, но смолчала.Была сладка тебе беда.Ты всё тончала и мельчала —и растворилась без следа.Вот выставлена. Ну и что же?Да это вовсе не она.Изображенье у окнас той, выдуманной мной, не схоже.Ни в чем ее не нахожу,легко смеюсь стряпне бездарной,и мимо кошечки базарнойтак равнодушно прохожу.Та, что любил, — в моей судьбе,я выдумал ее, как сказку.А эту гипсовую маскупосмертную —возьми себе.
196250. В ОСОБНЯКЕ
Ты краски созерцай.По лестнице скрипучейходи хозяйкой. Ты себя не мучайсомненьями. И не тревожь себя.Закономерновсё, что случилось.Да и не случилось это,всё было так рассчитано, примерно.Ну, веселись.Еще не всё пропето.
На Масловке стоят картины, масломнамазанные, словно бутерброды.Ты умиляйся их высоким смысломи не смущайся.Веселись по красным числам,и отмечай — идут за годом годы,проходят в распорядке ежечасном.
Как я боюсь: в тебе клокочет нечто.Не вспоминай. Забудь ту комнатенку,ту тоненькую бледную девчонкус ногами на тахте. В слезах признанья…Ну зачем? Забудь навечно.На Масловке живи себе, как ты хотела.Играй. Осваивай другое дело.Вживайся в образ, становись совсем иною,забудь скорей подаренное мною.Всё оборви,что от любви осталось нашей, и не трогай.
Всё это не твое.Иди своей дорогой.
Ты выбирала,ты искала,ты выискивала,металась и ждала, играла в прятки,и страхом побеждала страхразрыва близкого.Ты заслужила.Отдохни.Теперь уж всё в порядке.
196251. ТОВАРИЩАМ
Я живу на Песчаной,приходите ко мне!Снег и снег величавыйкружится в вышине.Снег и снег, снег и снег…Товарищи,приходите скорей.Снег оттопайте тающий,веник есть у дверей.
Я прошел по дорогамиз Москвы в Сталинград,и теперь я о многомпобеседовать рад.Нам, товарищи, вместенадо быть в этот час,я дорогою вестивстретил —вести от вас.
Вести важные плыличерез лес, через степь,в тех вагонах, что былис меткой: «Годен под хлеб».Грейдер вытерт до лоска,кони шли и быки,от вестей на повозкахраспирало мешки.ЗИСы встречные пели,было весело им,и рессоры терпелипод зерном молодым.Проводил меня сноваСталинград на заре.Мне не надо иного,чем земля в сентябре!
Я живу… Вы запомните.Приходите, друзья.Мне без вас в этой комнатебольше просто нельзя.Я зову вас надолго —до конца моих дней,как зовет меня Волгаи поэма о ней.Собирайтесь от Волги,от речонки любой,чистый ветер тревогизахватите с собой.Отогрева, обдуважду от ветра того.Очень надо обдуматьмне себя самого.
Снег, товарищи. В инеестекла окон моих.Что-то очень уж зимнеенанесло на двоих,Где сегодня летаете?Приходите ко мне,отдышите, оттайтеиней тот на окне!
195552. В ПУТИ
Родная степь уснула в теплом ветре,дыша настоем зреющей травы.На тысяча двухсотом километревстречаю ночь, вторую от Москвы.Руль под рукой подрагивает крупно,машина мчит, ее не торопи.
(А ты сопровождаешь неотступно…)
Как пахнет ночь весенняя в степи!В Дебальцево свернул я к Сталинграду.То вниз лети, то круче забирай.Всех терриконов темные громадырасположил в степи шахтерский край.
(Захлестнутый воспоминаньем сложным,всем ложным, чем меня ты обожгла,я этим одиночеством дорожнымтак дорожил, как той, кем ты была.)
И вот,в луче, внезапно оробелом,прищуренные вспыхнули глаза:явилась сразу — тоненькая, в белом;я, топнув, надавил на тормоза.«Вам далеко?» — «Нет, километров восемь».— «Одна? В такую темень!» — «Что ж с того?» —смеется и стоит.«Садись, подбросим».И селавозле локтя моего.
(Я знаю, ты сказала бы: «Нахалка!К мужчине! Ночью! Это неспроста…»Да, мне всегда тебя бывало жалко:тебя пугала ночью темнота.И всё же ты — святоша и трусиха,ханжа, в гордыне выгнувшая бровь,как ты хитро, извилисто и тихорешилась обокрасть мою любовь!)
«Наш драмкружок — ведущий в нашей школе.Да, мы концерт давали в том селе.Кто? Ухажер? Теленок на приколе…Ой, гоните, вы что — навеселе?..»Я горько усмехнулся: «Юность всё же,понять ли ей ту боль, что я таю!»Заметила.Притихла.Стала строже.«Да что вы — роль! Танцую и пою…»
И вспомнилась мне девушка иная,как шла ночами долгими, одна,плясала, пела в клубе, озорная,любовью неземной озарена…
(Так оставайся, стриженная модно,красавица презрительная, ты.Передохнул легко я и свободно.Увидел всё, прозрев от слепоты.Качайся в море на волне глубокой,заплачь другому, — знаю, что вода.Я серо-голубые с поволокойглаза твоине помню,навсегда!)
«Как вы вздохнули странно!» — «Просто — сердце»,— «Смотрите, как красив наш Краснодон!У памятника молодогвардейцамсойду.Остановите.Вот мой дом».И выпорхнула в платьице веселом.А я сквозь ночь степную, сквозь веснупромчался по уснувшим тихим селами знал: до самой Волги не усну.И распростился с тяжкою тревогой.И всех, кому придет пора помочь,направлю этой дальнею дорогой.И пожелаю встретить эту ночь.
195653. «Как ваше имя?..»