45. В НОВОГОДНЮЮ НОЧЬ
Вы представляете, у меня уже старость была —отсталость, забывчивость, чопорность и усталость,Она морщины на сердце плела,моя почтенная скоропостижная старость.Мне начинало нравиться даже, я даже гордился тайком:уже не ругают, кормят протертою кашкой…Был и красивым и умным я стариком?Нет, не скажу. Был обыкновеннейшим старикашкой…Просили не волноваться, отдохновеньем маня,подчеркнуто вежливо, бережно уважали.И под руки поддерживали меня,когда в президиум церемонно сажали.Я начал подумывать, что старость удобней, чем то,что молодостью зовут и что связано с больюнеизвестности, с поисками, с сильно потертым пальто,с непризнанием,с неразделенной любовью.Я сначала блаженствовал,но потом неожиданно стал замечать,что завистников у меня не осталось, хотя бы для виду.А враги мои почему-то стали молчать.В эту минуту я почувствовалнеслыханную обиду.Я мягкие руки отстранил в этот миг,встал и ушел из президиума, задыхаясь от жажды,и пошел, и пошел.И в сердце внезапно возниктот самый огонь, что полыхал не однажды.Враги мои и завистники увязались со мной.Деньги перевелись. И пальто прохудилось.Я снова не знаю, как надо писать. И в гостиной однойуже принимать меня отказались! Скажите на милость!Я распрямился, почувствовал силу плеча,хрустнул руками, спружинил спиной и — помчался,не разбирая дороги, ничего не боясь, над собой хохоча.Так и иду я теперь, спотыкаясь от счастья.Мне совсем неизвестно, что сделаю я, что найду.Ничего еще нет у меня, кроме жажды полета.Предчувствую радости и предвижу беду,в сердце растет откровенное новое что-то.Чувствую, как молодею, худею лицом,злею, ревнивею и, словно ветер, крепчаю.Жизнь свою переворачиваю обратным концомпо направлению к юности,понимаете? — прямо к началу!
1956ИСПЫТАНИЕ НА РАЗРЫВ
46. ПОСЛЕ ВСЕГО
Всё утихало, будто в море после шторма,когда на берегу травинки и ракушки,и сохли заплески,затвердевали ровно,как на щеке от сна следы подушки.Дул ветер, дождь выветривая буднично.Светлело всё.И начинало петь под окнами.Клевали сыто голуби у булочной,и облокачивались облака на крыши мокрые.Но остывало всё от неба близкого,и после бури одиночество охватывало.И всё в природеот большой тоскивыискивалокого-то,где-тои чем-то виноватого.Тебе дышалось легче. Дальше виделось.Но замечала ты одни подробности.Потом на жизнь чего-то вдруг обиделась.И, смелой став, зажмурилась от робости.И было тебе трудно это вынести,ты отвечаешь, нервно пальцы комкая.Ты, чуткая, всё понимающая, тонкая,становишься всё громче,всё порывистей.Тебя несет, уводит, жжет неведомоеи гонит, гонит к каждой небывалости,Я понимаю,что с тобой, девчонка бедная.Но я молчу и замираю сам от жалости.Ну, отдохни, я говорю, пойми, одумайся.Пойдем, я говорю, покамест звездно…Всё прояснеет, говорю,и всё обдуется…
Я говорю.Зову тебя.Наверно, поздно.
Как будто среди ночи разбудила —так разлюбила.Но ты сама еще не поняла, что это было.
196247. НЕЖНОСТЬ
Да,нежность тихо-тихо так подкрадывается,баюкает так мерно, как прибой.Как будто бы за что-то там оправдывается,смиряетсяи жертвует собой.Она предупредительна, как счастьице,улыбчива, как море вдалеке.Та нежностькак приладится — и ластится.Лепечет имя.Гладит по щеке.На пепелище, сжатое любовью,на войлочных подошвах вышла ты.К ней, как сиделка, села к изголовьюи подала осенние цветы.О нежность, ты — прилежность принадлежности,ты вырасти из милости могла,из чувства долга или так — из вежливости.Ты думала — природу обвела!Из жалобности выросла,из жалости.Ты можешь обмануть и заманить.Но всё ж тебе, хотя бы в самой малости,пожараникогда не заменить.Я думаю порой о неизбежности.Огонь под пеплом.Да, огонь в крови.А трудно будет этой жалкой нежности,когда любовьпотребует любви.
196248. «Нет памяти у счастья…»
Нет памяти у счастья. Просто нету.Я проверял недавнои давно.Любая боль оставит сразу мету,а счастье — нет.Беспамятно оно.Оно как воздух — чувствуем и знаем,естественно, как воздух и вода.Вот почемуи не запоминаем,и к бедам не готовы никогда.О счастье говорить — и то излишне.Как сердце — полагается в груди,пока не стиснет боль, оно неслышно,и кажется — столетья впереди.Удивлена ты: я смеюсь, не плачу,проститься с белым светом не спешу,А я любую боль переиначу,я памятью обид не дорожу.Беспамятное счастье я не выдам,мы — вдох и выдох,связаны в одно.Нас перессорить бедам и обидам —меня и счастье —просто не дано.
196249. «Из глины он тебя лепил…»
Из глины он тебя лепил,податливую, словно глина.А я тогда еще любиллегко,доверчиво,старинно.Он убеждал тебя, что тыне то, что есть. Ты замирала.Свои кудряшки подбирала,меняла детские черты.Он поправлял рукою позу,корпел, неловкий ученик,и из поэзии на прозупереводил тебя в тот миг.Ты в восхищении застыла.Лепил он, лестью заманя.Ты незаметно уходилаи от себяи от меня.Хотела крикнуть, но смолчала.Была сладка тебе беда.Ты всё тончала и мельчала —и растворилась без следа.Вот выставлена. Ну и что же?Да это вовсе не она.Изображенье у окнас той, выдуманной мной, не схоже.Ни в чем ее не нахожу,легко смеюсь стряпне бездарной,и мимо кошечки базарнойтак равнодушно прохожу.Та, что любил, — в моей судьбе,я выдумал ее, как сказку.А эту гипсовую маскупосмертную —возьми себе.
196250. В ОСОБНЯКЕ