Читать интересную книгу "Реформация - Уильям Джеймс Дюрант"

и его посол порицали ее за то, что она разрешила жизнь и даже свободу людям, которые участвовали в заговоре против нее и могли бы сделать это снова. Как, спрашивали ее, Филипп мог доверять себе в стране, где его враги могли беспрепятственно замышлять его убийство? Епископ Гардинер утверждал, что милосердие к нации требует предать предателей смерти. Королева в паническом страхе склонилась к мнению своих советников. Она приказала казнить леди Джейн Грей, которая никогда не хотела быть королевой, и мужа Джейн, который так хотел стать королем. Джейн, которой было всего семнадцать, пошла на смерть стоически, без протестов и слез (12 февраля 1554 года). Саффолк, ее отец, был обезглавлен, а сотня мелких мятежников повешена. Некоторых заговорщиков на время пощадили в надежде получить полезные признания. Уайетт сначала уличал Елизавету в причастности к плану, но на эшафоте (11 апреля 1554 года) оправдал ее от всех преступлений. Кортеней, после годичного заключения, был отпущен в изгнание. Чарльз посоветовал Марии предать смерти Кортенея и Елизавету как постоянную угрозу ее жизни. Мария послала за Елизаветой, месяц держала ее во дворце Сент-Джеймс, а затем на два месяца заточила в Тауэр. Ренар требовал ее немедленной казни, но Мария возразила, что причастность Елизаветы не доказана.40 В эти роковые месяцы жизнь Елизаветы висела на волоске, и этот ужас помог сформировать ее характер, настраивающий на подозрительность и неуверенность, и нашел отклик в суровости ее последующего правления, когда она испытывала такое же беспокойство по поводу Марии Стюарт, какое Мария Тюдор испытывала теперь по поводу Елизаветы. 18 мая будущую королеву перевезли в Вудсток, где она жила в свободном заключении, но под присмотром. Страх, что очередной заговор может возвести Елизавету на трон, подтолкнул Марию к замужеству в надежде на материнство.

Филипп не был столь нетерпелив. Через доверенное лицо в Англии он женился на Марии 6 марта 1554 года, но добрался до Англии только 20 июля. Англичане были приятно удивлены, найдя его физически и социально терпимым: довольно странное треугольное лицо, покатое от широкого лба к узкому подбородку, украшенное желтыми волосами и бородой; но также любезные манеры, готовое остроумие, подарки для всех, и никакого намека на то, что он и его свита считают англичан варварами. Даже для Елизаветы у него нашлось доброе слово, возможно, предвидя, что Мария может оказаться бездетной, что Елизавета когда-нибудь станет королевой и что это будет меньшим злом, чем воцарение Марии, королевы Шотландии, давно связанной с Францией, на троне Англии. Мария, хотя и была намного старше Филиппа, смотрела на него с девичьим восхищением. Изголодавшаяся по ласке за столько лет, она радовалась, что ей достался столь очаровательный и могущественный принц, и отдавалась ему с такой беспрекословной преданностью, что ее двор задавался вопросом, не была ли Англия уже подчинена Испании. Карлу V она скромно писала, что теперь «счастливее, чем я могу сказать, так как я ежедневно обнаруживаю в короле, моем муже, столько добродетелей и совершенств, что я постоянно молю Бога даровать мне милость, чтобы угодить ему».41

Желание подарить Филиппу сына, а Англии — наследника настолько захватило ее, что вскоре она забеременела. Ее аменорея теперь приветствовалась как королевский знак, и надежда заглушала мысли о том, что это состояние часто приходило к ней раньше. Расстройства пищеварения были приняты как дополнительное доказательство материнства, а венецианский посол сообщил, что «папы» королевы набухли и дали молоко. Долгое время Мария радовалась мысли о том, что и она, как самая бедная женщина в своем королевстве, может выносить ребенка; и мы не можем представить ее отчаяние, когда врачи наконец убедили ее в том, что ее отеки — это водянка. Тем временем слух о ее беременности пронесся по Англии; были организованы молебны и процессии по случаю ее благополучных родов; вскоре сплетники сообщили, что она родила мальчика. Магазины закрылись на праздник, мужчины и женщины пировали на улицах, звонили церковные колокола, а священнослужитель объявил, что ребенок «честен и прекрасен», как и подобает принцу.42 Разбитая разочарованием и стыдом, Мария несколько месяцев скрывалась от посторонних глаз.

В какой-то мере ее утешило возвращение кардинала Поула в Англию. Карл задержал его в Брюсселе, потому что Поул противился испанскому браку; но теперь, когда он был заключен, возражения императора стихли; кардинал, как папский легат, пересек Ла-Манш (20 ноября 1554 года) в страну, которую он покинул двадцать два года назад; и теплый прием, оказанный ему чиновниками, духовенством и народом, свидетельствовал об общем удовлетворении по поводу возобновления отношений с панацией. Он приветствовал Марию с помощью, едва ли не самой популярной фразы в его лексиконе: Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum, benedicta tu in mulieribus, и он верил, что вскоре сможет добавить: «Благословен плод чрева твоего». 43 Когда парламент узнал, что Поул привез папское согласие на удержание конфискованной церковной собственности нынешними владельцами, все развеселились, как и положено на свадьбе. Парламент, стоя на коленях, выразил покаяние в своих преступлениях против Церкви, а епископ Гардинер, признавшись в собственной нерешительности, дал покаявшимся отпущение грехов. Было признано церковное верховенство Папы, подтверждено его право на аннаты и «первые плоды», восстановлены епископские суды, а приходская десятина возвращена духовенству. Были возобновлены старые статуты против лоллардизма, а цензура публикаций была возвращена от государства к церковным властям. После двадцатилетней суматохи все выглядело как прежде.

Филипп прожил с Марией тринадцать месяцев, надеясь вместе с ней на ребенка; когда не появилось никаких надежд, он умолял ее отпустить его в Брюссель, где его присутствие было необходимо в связи с планируемым отречением отца от престола. Она с грустью согласилась, пошла с ним к барже, которая должна была доставить его вниз по Темзе, и наблюдала из окна, пока баржа не исчезла (28 августа 1555 года). Филипп чувствовал, что выполнил свой долг, проведя тяжелый год в любовных утехах с больной женщиной, и вознаградил себя полнокровными брюссельскими дамами.

Теперь Поул был самым влиятельным человеком в Англии. Он занялся реорганизацией и реформой английской церкви. С помощью Марии он восстановил несколько монастырей и женских обителей. Мария была счастлива видеть, что старые религиозные обычаи снова живут, видеть распятия и святые картины в церквях, присоединяться к благочестивым процессиям священников, детей или гильдий, сидеть или стоять на коленях во время длинных месс за живых и мертвых. В Великий четверг 1556 года она омыла и поцеловала ноги сорока одной старухе,