Эгвейн открыла глаза.
Лицо Чезы было насмешливо-строгим, в глазах горел зеленый огонек. Будучи по меньшей мере вдвое старше Эгвейн, она с самого начала приняла ту особую почтительную и одновременно чуть ли не фамильярную манеру держаться, которая свойственна старым слугам.
— Амерлин не должна разлеживаться в постели, а уж тем паче в такой день.
— Скажешь тоже, разлеживаться. Это последнее, что было у меня на уме. — Эгвейн, кряхтя, поднялась с постели и потянулась, прежде чем снять пропотевшую сорочку. Ей не терпелось поскорей научиться избавляться от пота, сколько бы ни пришлось ради этого работать с Силой. — Я надену голубое платье, то, что с белыми звездами по вырезу. — Она заметила, что, подавая свежую сорочку, Чеза отводила глаза в сторону. Последствия исполнения тох — рубцы и ссадины — уже малость подзажили, но оставались вполне заметными. — Я по дороге сюда с лошади свалилась, — пробормотала Эгвейн, торопливо натягивая через голову сорочку.
Чеза понимающе кивнула.
— Ох уж эти лошади, такие гадкие! И как только люди ездят верхом? Вот я. Мать, ни за какие коврижки не полезла бы на эту противную животину. То ли дело добрая повозка. Ну а уж коли мне довелось бы эдак неудачно свалиться, я, уж конечно, держала бы язык за зубами. Не то Нилдра такое стала бы языком молоть… да и Кайлин не лучше… Конечно, Амерлин — совсем другое дело, но я бы лучше помолчала. — Чеза, придерживая дверцу шкафа, искоса глянула на Эгвейн.
Эгвейн улыбнулась.
— Люди есть люди, независимо от их сана, — серьезно сказала она.
Чеза с сияющим видом извлекла из шкафа голубое платье. Пусть на это место ее определила Шириам, но теперь она — горничная Амерлин и служить будет самой Амерлин, а не кому-то там еще. И она не соврала, день сегодня и вправду важный.
Несмотря на бурчанье Чезы насчет того, что глотать не жуя — только желудок портить, а с утра нет ничего полезнее теплого молока с медом и пряностями, Эгвейн быстро позавтракала, почистила зубы, умылась, позволила Чезе пару раз провести расческой по волосам, со всей возможной поспешностью натянула через голову шелковое платье и, лишь набросив на плечи семицветную накидку, подошла к высокому зеркалу и вгляделась в свое отражение. Не слишком-то она похожа на настоящую Амерлин.
Но я Амерлин. Это не сон.
Внизу, в большой комнате, были расставлены столы, но за ними, как и ночью, никто не сидел. В помещении находились лишь члены Совета, при шалях, сбившиеся кучками по своим Айя, и Шириам. Та стояла одна. При виде Эгвейн все стихли, а когда она спустилась по лестнице, присели в глубоком реверансе. Романда и Лилейн пристально на нее посмотрели, а потом, нарочито не глядя на Шириам, отвернулись и возобновили свой разговор. Эгвейн молчала. Айз Седай ждали, поглядывая на нее, и переговаривались лишь шепотом, который, впрочем, звучал довольно громко. Достав из рукава платок, Эгвейн отерла лицо. Ни одна из них не потела.
Шириам подошла поближе и, склонившись к Эгвейн, тихонько сказала:
— Все будет хорошо. Главное, ничего не забудь. Прошлой ночью, помимо всего прочего, они подготовили речь, которую сегодня Эгвейн должна была произнести публично.
Эгвейн кивнула. Странное дело, кажется, она ни чуточки не боялась.
— Не волнуйся, — промолвила Шириам, видимо, считавшая, что у ее подопечной дрожат колени, и хотела добавить что-то еще, но не успела.
— Пора, — громко возгласила Романда. Члены Совета выстроились по старшинству — на сей раз первой была Романда — и направились к выходу. Двинулась и Эгвейн, удивляясь тому, что у нее не выворачивает от страха желудок. Может быть, Чеза была права и ее подкрепило теплое молоко?
В повисшей на улице тишине прозвучал громовой голос Романды:
—' Мы обрели Амерлин!
Эгвейн выступила вперед, и ее буквально опалило жаром — не ожидала она такой духоты в столь ранний час. Сойдя с крыльца, она тут же ступила на сотканную из Воздуха платформу: выстроившихся двумя рядами по обе стороны от нее Восседающих окружало свечение саидар.
— Ныне, — нараспев возглашала Романда, — я представляю вам Эгвейн ал'Вир, Хранительницу Печатей, Властвующую над Пламенем Тар Валона, Восседающую на Престоле Амерлин!
С каждым словом Романды невидимая ни для кого, кроме способных направлять Силу, платформа поднималась все выше и выше, и когда титул был провозглашен полностью, Эгвейн оказалась почти на уровне крыши, где ее видели отовсюду. Айз Седай свили еще одно плетение, и Эгвейн окружило мерцание, усиливая сверкающий ореол солнечных лучей.
Улицы Салидара были забиты народом. Люди толпились на каждом крыльце, высовывались изо всех окон и заполняли все крыши, кроме крыши самой Малой Башни. Приветственные крики толпы едва не заглушили даже голос Романды. Эгвейн обвела взглядом людское море в поисках Найнив и Илэйн, но в таком столпотворении трудно было кого-нибудь приметить. Выждав, когда стихнет гомон, — ей казалось, что на это ушли века, — Эгвейн заговорила. Плетение, усиливавшее голос Романды, сместилось теперь к ней.
Шириам с компанией подготовили для нее прекрасную речь. Такую, что Эгвейн и вправду могла бы произнести ее без тени смущения — будь она в два, а еще лучше в три раза старше. Но старше она не была, а потому позволила себе внести в речь несколько поправок.
— Всех нас, собравшихся здесь, объединяет стремление к торжеству истины и справедливости, во имя чего самозваная Амерлин Элайда будет низложена!
В этой фразе было допущено лишь одно искажение — вместо «должна быть низложена» Эгвейн сказала «будет». Ей показалось, что так звучит лучше — больше уверенности и силы.
— Как Амерлин я поведу вас по пути истины и не сверну с него, чего ожидаю и ото всех вас…
По ее мнению, сказано было почти все, что нужно, — не висеть же ей над крышей битый час, пересказывая заготовленную Шириам речь слово в слово.
— Первым своим повелением я назначаю своей Хранительницей Летописей Шириам Байанар.
Это объявление вызвало меньше восклицаний — в конце концов. Хранительница Летописей — это не Амерлин. Эгвейн взглянула вниз и увидела, как Шириам, поспешно набросив на плечи голубую — в знак того, что она вышла из Голубой Айя, — накидку, выступила вперед. Поначалу для нее хотели изготовить копию увенчанного золотым пламенем посоха, какой подобало носить Хранительнице Летописей, но потом решили подождать, пока удастся вернуть из Белой Башни подлинный посох. Шириам, полагавшая, что о ней речь зайдет еще нескоро, взглянула на Эгвейн с недоумением и досадой. На лицах Романды и Лилейн не отразилось ровным счетом ничего — каждая из них имела свое мнение насчет того, кому следует быть Хранительницей Летописей, но в том, что никак не Шириам, сходились обе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});