стекла. Женщина-селк упала на палубу, оцепенев, не в силах пошевелить ни единым мускулом.
Затем произошло нечто довольно удивительное. На чародейку напала вся команда. Никто не призывал к этому, никто не кричал В атаку! Но они атаковали со всех сторон, и ни одна душа не отступила.
Макадра взмахнула руками. Из нее полился бледный белый свет. Пазел почувствовал, как что-то ударило его по лицу, а затем он почувствовал, что падает вместе с десятками других. Он был в сознании, но силы внезапно покинули его, как и всех, кто находился в радиусе десяти ярдов от Макадры. Чародейка стояла одна в широком кольце тел. Она рассмеялась.
— Ну же, образумьтесь, — сказала она. — Я бы могла убить вас так же легко, как уложила плашмя. Но что, если бы я не смогла? Предположим, вы выгнали меня из «Чатранда», и что тогда? Вы знаете, насколько вы близки к смерти? Тридцать часов: именно столько времени у вас есть, прежде чем Рой закроет этот мир своим покровом. Хотите, я расскажу вам, что тогда произойдет? Он упадет с небес и станет смерть-кожей Алифроса. И все равно он будет расти, глубже, толще, пока не достигнет толщины в девять миль, и последняя холодная бактерия не погибнет на дне Правящего Моря. Только тогда Ночные Боги объявят моего брата одним из своего круга и освободят его из царства сумерек. Но для вас всех будет слишком поздно.
Я одна могу это предотвратить. Хрупкие создания, подобные вам, умирают от прикосновения Камня, но я использую его, чтобы положить конец смерти. Я могу это сделать. Я могу изгнать черный ужас, который даже сейчас разрушает ваши умы. Вы ведь чувствуете его, не так ли? Безумие, овладевающее вами, безумие, порожденное слишком сильным страхом? Ну же, я ваш единственный спаситель. Отдайте мне Нилстоун и живите.
— Никогда, — сказал капитан Фиффенгурт с квартердека. — Вы не разделите нас, и мы не отдадим Нилстоун. Мы не зря плавали вокруг этого треклятого мира. Мы собираемся убрать камень из Алифроса.
— Бросив его в Реку Теней и надеясь, что Река унесет его в Царство смерти? — спросила Макадра. — Рамачни действительно заставил вас поверить, что это возможно? Простаки! Если бы только у меня было время посмотреть, как вы пытаетесь!
Пазел почувствовал покалывание в пальцах ног. К нему возвращались силы. Вокруг него другие жертвы заклинания тоже зашевелились. Это заклинание дорого ей обошлось. Она не так сильна, как хочет, чтобы мы думали.
— Вы боитесь высаживаться на Гуришале, не так ли? — спросила Макадра. — Вы боитесь, что безумцы Шаггата нападут на вас ночью и перережут вам глотки? Что ж, я не буду притворяться, что такой опасности нет. Но того, кто заговорит и скажет мне, где спрятан Камень, я унесу на крыльях волшебства в страну по его выбору или к моему прекрасному двору на Бали Адро, где он познает легкость, удовольствие и благодарность Макадры. Только скажи. Даже твои товарищи по кораблю поблагодарят тебя, когда Рой покинет небеса.
Она повернулась. Только теперь она, казалось, осознала, что на всем корабле воцарилась тишина и что сотни глаз устремлены на нее.
— Ну? — требовательно спросила она. — Кто скажет мне, где они его хранят? Кто из вас хочет жить?
Никто не двигался, никто не говорил. Пазел затаил дыхание от гордости и благодарности. Каждая душа на палубе стояла твердо.
Затем чей-то голос произнес:
— Я тебе покажу.
Пазел поднял глаза и пожалел, что не может умереть. Голос принадлежал Майетт. Женщина-икшель стояла на грот-мачте, в тридцати футах над их головами. И она была не одна: по крайней мере, еще один икшель сидел рядом с ней, почти скрытый такелажем. Дальше на рее скорчился Ниривиэль, с ненавистью глядевший на чародейку.
Из путаницы тел закричала убитая горем Энсил:
— Майетт! Нет, сестра! Ты не можешь!
— Это единственный способ, — сказала Майетт.
— Замолчите, вы там, наверху! — рявкнул Фиффенгурт. — Это приказ!
Макадра смотрела на Майетт снизу вверх, озадаченная и сомневающаяся.
— Я тебе покажу! — повторил Майетт с ноткой отчаяния. — Только не позволяй им наказать меня и не оставляй меня здесь! Я не хочу умирать!
Паралич прекратился; жертвы Макадры начали с трудом подниматься на ноги.
— Мерзкие ползуны, — сказал Хаддисмал. — Каждый проклятый богами раз.
— Майетт, кто там с тобой наверху? — крикнула Таша.
— Еще одна вошь с ногами, наносящая удар в спину, топящая корабли, вот кто, — взвизгнула Оггоск. — Убейте их!
Кто-то швырнул сломанную палку. Майетт увернулась, но за палкой последовал град предметов: ботинки, бутылки, молотки, ножи. Сокол закричал: «Стойте, дураки, стойте!» — но никто не обратил на это внимания. Майетт прыгнула на мачту и начал карабкаться вверх. Затем меткое долото ударило ее по ногам, и она упала.
Она так и не врезалась в палубу. Клуб черного дыма пронесся под ней, поднял ее и на огромной скорости понес прочь. Взревев, матросы, которые все еще были на ногах, бросились в погоню. Но Макадра была слишком быстра. Пазел увидел, как Майетт подняла руку, указывая на грузовой люк. Черный вихрь перелетел через поручни и устремился вниз, в темные глубины корабля, унося с собой Майетт.
Молчание. Экипаж оказался в ловушке между замешательством и отчаянием. Пазел посмотрел на Ташу. Таша посмотрела на Герцила. Нипс посмотрел на Фелтрупа сверху вниз, и крыса, впервые в своей жизни, застыла как вкопанная, слишком озадаченная, чтобы даже пошевелиться.
Тогда из всех людей заговорил старый доктор Рейн:
— Не тот путь, глупая ползунья. Все знают, что Нилстоун находится в каюте Таши. Тебе следовало воспользоваться Серебряной Лестницей.
Герцил смотрел вверх, на грот-мачту.
— Эй, там! Немедленно покажитесь!
К удивлению Пазела, его команда была выполнена: двое икшелей поднялись и подошли к краю массивной балки. Одним из них был Сатурик, телохранитель лорда Талага. А другой...
— Ты, — сказал Герцил.
Это был Лудунте: бывший ученик Диадрелу, тот, кто заманил ее в ловушку, которая отняла у нее жизнь.
Энсил прыгнула на мачту и начала карабкаться вверх.
— Сестра, — сказал Лудунте с умоляющими нотками в голосе, — просто дай нам минутку, пожалуйста...
— Я могу дать тебе кое-что другое, — сказала Энсил. За все их совместные испытания и опасности Пазел никогда не слышал ее такой, разъяренной до безумия, жаждущей убивать. — Герцил! — крикнула она, почти зарычав. — Ты любил