Увы, Императрица была мертва — раскинув руки и крылья она лежала на своем резном кресле. Через минуту подул легкий свкозняк, и тело несчастной растаяло в воздухе. Вместо него в шелковых одеждах осталась светящаяся голубоватая жемчужина, которую отчаянно схватил Император. Он обезумел от горя, но не смел подступиться к Аанис, опасаясь, что она сотворит что-либо еще.
— Ты убила мою жену! — вскричал он. — Ты отомстила, убирайся же прочь!
— Я убила всех ваших жен, — устало ответила Аанис и опустилась на первый попавшийся стул, потому что ноги больше не держали ее. — Жен и дочерей, потому что наша раса недостойна существовать. Мы унижаем слабых и убиваем своих детей — до такого не доходили даже проклятые богами гиганты. Артеас обречены.
Увы, это оказалось правдой. В течении месяца все до единой женщины нашей расы умерли, оставив после себя зерна светящегося жемчуга. Проклятие не пощадило ни крохотных грудных девочек, ни юных девушек, ни старых матрон. Забыв обо всем, бросив Грацию на произвол судьбы, наши предки отправились на Та-Сэйя-кери и хоронили, хоронили, хоронили все, что оставалось от умерших — одежду, игрушки, пеленки, любимые книги. А светящиеся жемчужины относили в храмы Сэйя, где жрецы помещали их в хрустальные чаши. И сегодня эти чаши испускают тревожный, скорбный свет в тайном храме где-то в этой Долине… — Рамио перевел дух. Салина принесла ему теплого молока и погладила по руке. Ей-то было совершенно все равно, есть у ее мальчика крылья или нет. Главно, чтобы он не мучался так, не говорил этим сухим, отрывистым голосом. Но женщина ничем не могла помочь юному артеас. Он допил молоко и продолжил рассказ:
— Когда годы скорби и ужаса миновали, на Та-Сэйя-кери пришла Аанис. Постаревшая, покрытая ужасными шрамами там, где заживали ее ожоги, она напоминала безумную старуху, но ее глаза все так же горели решимостью. Мужчины на улицах почтительно склонялись перед ней, и все двинулись по ее стопам к храму. Аанис подождала, покуда соберется побольше народу и с трудом произнесла:
— Я хочу попросить прощения у тех невиновных, кого не пощадило пламя моей ярости. Я погубила свою расу, и много лет я оставалась единственной живой женщиной артеас. Я проводила время в молитвах Сэйя. Сперва я просила даровать мне смерть вместе с моими сестрами. Потом я молила оставить артеас хоть ниточку надежды. И Сэйя откликнулся на мои мольбы. Знайте, что вы можете заслужить прощение и возродить свою расу, если пойдете смиренно и честно служить тем, кого столько веков унижали и притесняли. Идите к людям, в Грацию, сделайтесь их помощниками, учителями, защитниками. Не посягайте на власть. И собственной власти не будет у вас, потому что нить императорского рода прервется и возродится только после искупления. Мальчик, вступивший в свою взрослость в сердце бури, в сердце камня, рядом с невинным ребенком человеческой расы, будет отмечен лазурно-золотыми крыльями, и по ним вы опознаете свою надежду. До той же поры будут пустовать города Та-Сэйя-кери и покрываться пылью храмы, зарастут сорняками ваши сады и замусорятся родники. Ни один артеас не смеет вернуться на свою землю до окончания искупления. Только светящийся жемчуг вы должны унести отсюда и сохранить в укромном месте. Без него нашему народу не возродиться.
Так сказала Аанис-полукровка и взлетела под купол храма. Там она сложила свои маленькие, много раз обрезанные в детстве крылья и рухнула вниз головой на алтарь. Так умерла последняя женщина нашего народа, — Рамио облокотился на стену и замолчал, перестав мерно раскачиваться.
— Да, так оно и было, — кивнул Аррабах. — Только я не настолько ясно помню это, как в двенадцать лет. Мы вернулись в Грацию и стали старшими братьями людям. Где было нужно — мы воевали за них. Где требовалось — учили их. Мы передавали их лекарям и учителям свои знания, мы охраняли границы, мы помогали правителям составлять своды законов, но никогда не становились никем, кроме стражей этой земли. Первые десятилетия нас наполняло отчаянье: один за другим умирали наши старики, а знамения искупления все не было и не было. Мы не смели даже приближаться к человеческим женщинам. Казалось, артеас все-таки обречены на вымирание…
— К счастью, женщины сами приблизились к нашим предкам, — усмехнулся Рамио. — Открытые, как дети, любопытные, как элпи и дерзкие, как кугуары, они не могли исцелить от скорби тех, кто помнил гибель наших женщин. Но подрастающие юноши не сумели приказать своим сердцам не биться, правда?
— Да, конечно, — Аррабах слегка улыбнулся. — Молодые влюблялись, и рождались дети. Что мы могли сделать с этим? Это была надежда — или продление агонии.
— Рождались только мальчики? — поинтересовалась Хенайна, завороженно осматривавшая Аррабаха.
— Всегда рождалась двойня, — пояснил Страж. — Мальчик-артеас и двочка-человек. Словно напоминание, словно насмешка. Мы усилили дисциплину среди наших воинов, мы запретили долгие отлучки в города, но совсем прекратить это мы не могли. Нам пришлось решать, что делать с нашими детьми. Если бы мы оставляли их матерям, очень скоро люди узнали бы о нашем происхождении. Конечно, некоторые женщины были достойны доверия, и готовы помочь нашей расе. Но не все оказались такими. Боясь повторения кошмара полукровок, мы приняли решение о подкидышах. Мы брали мальчиков и подкидывали их в селение, расположенное как можно дальше от места их рождения…
— Вы, конечно, забирали детей без согласия матерей? — презрительно оттопырила губу Эмми.
— А что нам оставалось? — пожал плечами Страж. — Мы усыпляли рожениц и всех присутствующих, забирали мальчика, а девочка служила утешением для матери, не подозревавшей о двойне.
— А почему вы не воспитывали своих детей сами? — изумилась Каона. — Ведь вы должны были очень-очень любить их!
— Мы идем долгим путем смирения, — пояснил Страж. — Наши дети должны были продолжить этот путь служения. Воспитанные в наших башнях, они могли вырасти заносчивыми, презирающими людей. А вот выросшие в Общинных домах, они ощущали себя людьми в той же мере, что и артеас. Тем более, что память предков приходит ко всем нам, от нее невозможно отгородиться или отказаться. А знание человеческой жизни можно только воспитать с годами.
— Вы создали институт Общинных домов? — уточнила Вивиан.
— Нет, мы только расширили его. Сделали так, чтобы Общинный дом появился почти в каждом поселке. И наши учителя стали обучать подкидышей, чтобы знание о нашей расе не обрушивалось на неподготовленных детей. Заодно мы тренировали мальчиков и подыскивали девочек-целительниц. Советы поселений были довольны таким порядком вещей. К тому же, у людей стало незазорным подкидывать собственных нежеланных детей. Раньше многие предпочитали относить их в лес или топить в океане, и мы ничего не могли поделать с этим, — Страж вздохнул. — В Долине раньше случались неурожаи и голодные годы, когда дети гибли сотнями, потому что их некому было кормить, но после постройки Общинных домов люди предпочитали относить сирот туда, а мы выхаживали изо всех сил…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});