– А, это... – лукаво ответила она, – Бизнес, Тай-Пэн.
– Что?
– Мистер Квэнс совершенно не выносит одиночества, и эта цифра отражает услуги, оказанные ему как клиенту заведения с тех пор, как он был поручен нашим заботам. – Она презрительно фыркнула носом: – Мы ведем здесь строгий учет. Тут все правильно до минуты.
– Ложь! – взвыл Квэнс. – Она приписала лишнего, Тай-Пэн. Это шантаж!
– Шантаж! – взвизгнула миссис Фортерингилл. – Ах, ты... ты... а я и мои юные леди еще спасали тебя хуже, чем от смерти, да к тому же во второй раз!
– Но триста с лишним фунтов? – изумленно проговорил Струан.
– Все верно до минуты – Господь свидетель. Ему еще нравится рисовать их, а не только... у меня лучший бухгалтер в Азии. Другого бы я и не взяла на работу!
– Это невозможно, – настаивал Струан. Квэнс встал на постели, приложил одну руку к сердцу, а другой указал на женщину.
– От вашего имени, Тай-Пэн, я отказываюсь принимать этот счет! – Он выпятил грудь, как павлин. – Это ростовщичество!
– А-а, вон ты как заговорил? Ну что ж, тогда и я скажу, скажу тебе прямо в лицо, навозная ты куча, старый вонючий прыщ – вон отсюда! И я сегодня же все расскажу твоей жене! – Она круто повернулась и пронзительно крикнула: – Леди!
– Право, миссис Фортерингилл, – осторожно начал Аристотель, – не нужно так горячиться.
Девушки прибежали бегом. На этот раз их было восемь.
– Заберите это и отнесите в мою комнату, – приказала мадам, махнув рукой на краски, кисти и картины. – Никакого кредита, и все это останется у меня, пока счет не будет оплачен до последнего пенни! – Оскорбленно вздернув голову, она вышла.
Квэнс выбрался из постели, путаясь в ночной рубашке:
– Леди! Клянусь Богом, вы ни к чему не притронетесь!
– Ну, будь паинькой, – спокойно сказала Нелли. – Если мадам говорит, что их нужно вынести, значит мы их вынесем, даже если бы тут стоял сам Господь Бог!
– Вот именно, разлюбезный ты наш, – добавила другая. – Наша Нелли сказала все как надо, честь по чести.
– Одну минуту, леди, – вмешался Струан. – Мистеру Квэнсу вручили счет. Это и явилось причиной всего беспокойства. Мисс Нелли, вы... э... ну, вы проводили с ним время?
Нелли уставилась на Струана:
– Вы говорите «время», Тай-Пэн? Да у нашего дорогого мистера Квэнса на это самое «время» такой аппетит, какого во всем Ветхом Завете не сыщешь.
– О да, Тай-Пэн, – со смешком добавила другая. – Иногда ему даже нравится, когда нас две зараз. О, второго такого еще поискать!
– Это я чтобы рисовать, клянусь Богом! – прокричал Квэнс.
– Да полно, будет вам, мистер Квэнс, – сказала Нелли. – Мы же тут все друзья.
– Часть времени он нас рисует, – согласно кивнула еще одна девушка.
– Когда? – спросила другая. – А меня так вот он ни разу не рисовал.
– Ложь, клянусь Богом! – запротестовал Квэнс, поворачиваясь к Струану. Но, увидев выражение лица Тай-Пэна, сник и сел обратно на кровать. – Право, Тай-Пэн, – взмолился он, – не нужно судить так опрометчиво. Что может поделать человек, если он... популярен.
– Ты, верно, из ума выжил, если думаешь, что я стану платить за твой «куэнтус»!
– Что такое «куэнтус»? – возмущенно осведомилась Нелли. – Мы порядочные леди, вот так вот. Самые что ни на есть риспиктабельные. И нам не нравится, когда при нас говорят всякие грязные слова!
– Это просто «время» по-латыни, моя дорогая мисс Нелли, – хрипло пояснил Квэнс.
– О, – сказала она и сделала книксен. – Тогда прошу прощения, Тай-Пэн!
Квэнс схватился за сердце и закатил глаза.
– Тай-Пэн, если ты покинешь меня, мне конец. Долговая яма! Я умоляю тебя, – он сполз с кровати и смиренно встал на колени, – не поворачивайся спиной к старому другу!
– Я оплачу этот счет и заберу все твои картины под эту ссуду. Но это последний пенни. Ты понимаешь, Аристотель? Больше я платить не буду!
– Благослови тебя Господь, Тай-Пэн. Ты настоящий князь.
– О да, – пропела Нелли, бочком пододвигаясь к Струану: – Пойдем, милый. Ты оплатишь счет мадам, и это будет за счет заведения.
– Как насчет меня? – спросила другая. – Правда, Нелли побольше знает всяких штучек.
Они все закивали с улыбкой и выжидательно уставились на него.
– Я бы порекомендовал... – начал было Квэнс, но яростный взгляд Струана заставил его замолчать. – Каждый раз, когда ты так смотришь на меня, Тай-Пэн. я чувствую близость смерти. Одиночество. Неотвратимость рока.
Несмотря на все свое раздражение, Струан рассмеялся.
– Дьявол тебя забери! – Он направился к двери. Но внезапно одна мысль остановила его: – Почему эта комната называется Голубой?
Нелли нагнулась и извлекла из-под кровати ночную вазу. Она была голубого цвета.
– Мадам завела новую моду, Тай-Пэн. В каждой комнате горшок своего цвета. В моей – зеленый.
– А у меня старый позолоченный, весь в трещинах, – сообщила другая, фыркнув носом. – Вовсе как не для леди!
Струан безнадежно покачал головой и вышел.
– Итак, леди, – заговорил Квэнс ликующим шепотом, и все девушки замолчали. – Поскольку совесть моя вновь чиста, после завтрака я предлагаю устроить скромный праздник.
– О, чудесно, – воскликнули они и со всех сторон окружили его постель.
Глава 3
В полночь лорка ткнулась носом в пляж у Абердина, и Струан спрыгнул в мелкую воду, Фонг – рядом с ним. Часом раньше Тай-Пэн тайно высадил своих людей западнее деревни и расставил их вокруг колодца. Теперь он молча поднимался по пляжу к назначенному в записке месту встречи. Фонг нес фонарь, он заметно нервничал.
Луна совсем скрылась за низкими облаками, однако немного ее холодного света все-таки просачивалось сквозь их плотную завесу. В воздухе тяжело пахло водорослями, гниющими на обнажившихся с отливом камнях. Сотни сампанов в узкой бухте напоминали скопище сонных древесных жуков; зеленоватые блики покачивались на их твердых округлых спинах. Тьму прорезал только свет фонаря в руке Фонга. В ночной тишине не раздавалось ни звука, кроме неизбежной возни рыскавших в поисках пищи собак.
Деревня на берегу выглядела не менее зловеще.
Добравшись до развилки тропы, Струан стал всматриваться в ночь. Он чувствовал, что из сампанов за ним наблюдает много глаз.
Проверив, легко ли вынимаются из-за пояса пистолеты, Струан шагнул в сторону, благоразумно выйдя из круга света фонаря, который Фонг поставил на колодец.
Тишина стала еще более глубокой. Вдруг Фонг замер и вытянул вперед дрожащую руку. За самой развилкой поперек тропинки лежал мешок. Он выглядел, как самый обычный мешок для риса. С пистолетами наготове, Струан сделал знак Фонгу идти вперед, не доверяя ему. Фонг подчинился, дрожа от страха.