Я протянула столику номер пять его счет и прошла к следующему столику. Спешка пришла и ушла. Через несколько часов я стояла мертвой на ногах и жалела, что не оказалась в своей постели. Келли, моя коллега, которая тоже надрала себе задницу, утомительно посмотрела на меня, проходя мимо.
— Столик одиннадцать. Можешь занять его для меня? Мне нужно в туалет.
Я кивнула.
— Поняла.
Я поправила фартук, откусила последний кусочек бутерброда, вытерла уголки рта и направилась к ожидающему столику.
Я увидела, что его уже обслужили.
— Привет, вы хотите что-нибудь еще?
Моя улыбка застыла на моем лице, и я подавила вздох. Вы блядь шутите?
Мистер Сталкер, он же Мистер Зануда, он же Мэддокс, ухмыльнулся мне с почти мальчишеским выражением лица и декадентским озорством во взгляде. Второе, что я заметила, это то, что его волосы пуделя исчезли. Черт возьми, он что, подстригся? Длинные, лохматые, грязные, светлые волосы Мэддокса были коротко острижены. Больше никаких мужских булочек, никакой серферской развязности. Он подстриг их, потому что я назвала его Пуделем? Я не думала, что он так обиделся, но решила, что это задело его самолюбие.
— Да. Тебя, — сказал Мэддокс.
Я оправилась от шока, подняла челюсть с пола и захлопнула рот.
— Прости? — сухо спросила я, все еще не веря своим глазам.
Он отодвинул стул, вытянул ноги перед собой и скрестил руки на широкой груди.
— Ты спросила, хочу ли я чего-нибудь еще, я дал тебе свой ответ. Тебя. — Его зубы оцарапали нижнюю губу, и он оглядел меня с ног до головы в моем костюме официантки. — Мне также было интересно, имеет ли твоя киска вкус вишни.
О, ради Пита.
— Мэддокс, — прошипела я.
— Лила. — Мое имя сорвалось с его языка, как будто он пробовал его на вкус.
— Что ты делаешь? Это мое рабочее место.
Он приподнял бровь.
— Я здесь из-за еды. Кстати, я ее одобряю. Пять звезд за еду, пять звезд за обслуживание.
— Ты преследуешь меня, — невозмутимо ответила я.
— Да, — признал он спокойно и без всякого стыда.
Это вышло из-под контроля. Это было неприемлемо, но я даже не могла ничего возразить. Не тогда, когда я еще работала. Моя начальница была немного стервой, и я не могла рисковать и разозлить ее, поэтому прикусила язык и улыбнулась.
— Я принесу тебе счет. Мы закрываемся через тридцать минут, — сказала я так вежливо, как только могла, уголки моих глаз дернулись, пытаясь не сорваться на Мэддокса.
Развернувшись на каблуках, я ушла, прежде чем он успел что-то сказать. Я молилась, чтобы он ушел к тому времени, когда моя смена закончилась.
Когда часы пробили одиннадцать тридцать, я торопливо поправила завязки своего фартука. Я пошла в уборную и быстро переоделась из формы официантки, вскочила в джинсы и стянула через голову бежевый свитер. Готово. У меня было пятнадцать минут, чтобы успеть на автобус, и это был последний автобус на сегодня.
Выходя из ресторана, я молилась… и надеялась…
Но нет.
Он стоял у фонарного столба рядом с автобусной остановкой.
Глубоко вдохни, Лила, сказала я себе.
Мои губы сжались в твердую линию, пока я шла к автобусной остановке, останавливаясь рядом с Мэддоксом, но отказываясь признать его. Он начинал становиться невыносимым. Почему я вообще что-то чувствовала к нему раньше?
В воздухе витал сильный запах сигарет, и я закатила глаза.
— Курение вредно.
— Ага-ага. Я знаю. Рак и всякое дерьмо. — Краем глаза я увидела, как он сделал еще одну длинную затяжку, прежде чем выдохнуть струйку дыма через нос.
Мои губы скривились в отвращении.
— Мне все равно, умрешь ли ты, но ты, вероятно, заразишь меня раком, если будешь продолжать курить рядом со мной.
Это были ужасные слова, я знала. Но когда кто-то так мало заботится о своей жизни и здоровье, мне стало жаль этого бедного дурака. Он действительно не знал, что значит шатко висеть между жизнью и смертью. Он не знал, как страшна и одинока дверь за смертью. Я видела это, и это преследует меня до сих пор.
Мэддокс выпустил еще одну струйку дыма, прежде чем посмотрел на меня.
— Почему ты так меня ненавидишь?
Насмешливый смех сорвался с моих замерзших губ. Было холоднее, чем я ожидала, и я была одета не по погоде, глупая я.
— Вау. Ты настолько самоуверен, что не можешь понять, почему я так тебя презираю? Я думала, ты умнее этого.
— Что ж, я хочу услышать это от тебя. Я не люблю спекулировать.
Да неужели? Я не думала, что он был готов к этому, но я все равно подыграла ему.
Борясь с очередной дрожью от холода, я обняла себя за талию и слегка повернулась к Мэддоксу. Рваные джинсы были плохой идеей, так как мои ноги онемели. Но я отказывалась показывать какие-либо признаки того, что замерзла до смерти, тем более перед ним.
— Первое. Ты до сих пор не извинился за то, что столкнулся со мной в кофейне.
Он издал насмешливый вздох, полный недоверия.
— Что? Ты все еще злишься из-за того дня? Прошло два месяца!
Я стиснула зубы, молча ощетинившись.
— Мне все равно, сколько времени прошло. Я ценю, когда люди берут на себя ответственность за свои ошибки и извиняются, когда они не правы.
— Мне очень жаль.
У меня отвисла челюсть, и я посмотрела ему в глаза. Подождите… Мэддокс Коултер только что извинился передо мной? Что-то не так с моими ушами? Может, мне приснилось? Да, наверное, так и было.
— Что ты только что сказал?
Он бросил остаток сигареты на землю, раздавив ее кожаным сапогом. Он не сводил с меня глаз, на его лице не было ни капли озорства. Он выглядел… серьезным. Какой запутанный человек. Я больше не могла сказать, какая его сторона была настоящей.
— Я сказал, что сожалею, — пророкотал он с искренним выражением лица.
Я сузила на него глаза.
— Извинения не приняты, если они неискренни.
— Ты меня смущаешь, женщина. Сначала, ты хочешь, чтобы я извинился. Потом, когда я это делаю, ты говоришь мне не делать этого. Выбери что-то одно, Гарсия.
— Когда кто-то говорит, что ему жаль, он должен иметь это в виду. Извинения должны быть искренними, иначе это бесполезно и, честно говоря, пустая трата времени. Говори серьезно или не говори вообще. Я не принимаю пустых извинений.
Мэддокс поднял руку, прижав ее к груди.
— Иисус. Ты сурова, Сладкая Щечка.
— Во-вторых, ты беспрестанно меня раздражаешь, всегда преследуешь меня повсюду и находишь все причины, чтобы меня раздражать! Будь то в классе, за обедом или вне школы. Ты же знаешь, что личное пространство существует, верно?
На секунду он задумался, и я подумала, что он действительно обдумывает мои слова. Но потом он открыл рот, и мне захотелось его шлепнуть.
— Девушкам нравится, когда я нахожусь в их личном пространстве, — признался он, как будто это было самым очевидным.
— Полный себя и абсолютно самоуверенный. Список растет с ускорением.
— Значит, ты ненавидишь меня, потому что я уделяю тебе внимание? — Мэддокс достал из кармана пачку жевательной резинки, засунул одну в рот, прежде чем предложить мне.
Вопреки здравому смыслу, я взяла ее. Он предлагал; Мне нужно было что-то, чтобы отвлечь меня.
— Я презираю тебя, потому что не хочу того внимания, которое ты мне уделяешь.
— Что-нибудь еще? — Уголки его губ приподнялись, на лице появилась легкая ухмылка. В этом не было ничего насмешливого. На самом деле, он выглядел довольным.
— Ты продолжаешь называть меня Сладкой Щечкой, хотя я тысячу раз говорила тебе остановиться. И ты продолжаешь использовать ненормативную лексику. Ты груб, незрел и невнимателен к другим людям, — прошептала я.
— Но ты называешь меня Пуделем. — Это все, что он вынес из моей тирады?
— Я зову тебя Пуделем, потому что ты называешь меня Сладкой Щечкой. Я верю, что в любви и на войне все справедливо.
Он подошел ближе, наклонив голову, чтобы прошептать мне на ухо.
— И что между нами? Любовь? Или война?
— Война, — сказала я сквозь стиснутые зубы.