— Вы считаете, что он лжет.
Он продолжал молчать. В замешательстве и раздражении Мэриэнн повернулась к нему:
— Почему вы не хотите этому верить?
В его глазах появилось решительное, непреклонное выражение, челюсти сжались крепче. Она вспомнила, что он говорил про месть и справедливость, и невольно испугалась за отца.
— Вы собираетесь обрушить свою месть не по адресу.
— Мне так не кажется, — негромко произнес он. — И это не месть, а справедливое возмездие.
— Какой справедливости вы хотите для него?
— Я никогда не скрывал этого от вас, Мэриэнн. Я хочу, чтобы он окончил жизнь на плахе.
— Бог мой! Отец прав. Вы действительно опасный безумец.
— Опасный безумец?
Мэриэнн ощутила его дыхание возле уха и подскочила на месте.
— Если я закричу, вы погибли, сэр.
— Я уже погиб, даже хуже того — моя жизнь в ваших руках. Вы можете требовать награду, которую ваш отец назначил за мою голову.
Мэриэнн закрыла глаза.
— Чего же вы ждете? Если действительно считаете меня опасным сумасшедшим, извольте. Кричите.
Разбойник не касался ее, не пытался схватить или удержать, но Мэриэнн и без того ощущала его близость. Влечение, возникшее между ними, разгоралось с небывалой силой. Ей казалось, что оглушительные удары сердца эхом разносятся по всей комнате. Она должна была закричать, но знала, что не сделает этого. Безумен ли он? Нет. Опасен? Да, очень. Для всех, кто мог обидеть ее, для ее отца. Но только не для нее.
Мэриэнн медленно подняла голову и посмотрела ему в глаза:
— Я не позволю вам причинить ему вред. Вы понимаете это?
— Ничего иного я и не ждал.
Воздух между ними дрожал от напряжения.
— Мэриэнн… — прошептал он и шагнул ближе.
Она поняла, что он хочет поцеловать ее. Надо отвернуться, бежать. Но вместо этого она затрепетала от предвкушения и потянулась навстречу его губам.
Он поцеловал ее. Как первый раз в переулке. Их губы, созданные друг для друга, сомкнулись. Он целовал ее, и это было прекрасно. Мэриэнн чувствовала одновременно опасность и защищенность, нежность, которой не ведала прежде, и его необыкновенную мужскую силу. Она ответила на поцелуй, сначала робко, потом, почувствовав себя увереннее, крепче и жарче.
Положив руки ему на грудь, ощутила твердые мышцы, уверенные и сильные удары сердца.
Он обнимал ее, прижимал к себе, ее это больше не пугало. Напротив, переполняли желание и страсть. Мэриэнн скользнула руками вверх по его груди, обхватила за шею, прижимаясь все крепче, пока не почувствовала, что лиф платья коснулся его груди и соски под корсетом напряглись. Его запах заполнил ей ноздри, его близость захватила все ее чувства. Казалось, она сможет целовать его вечно и никогда не насытится.
Внезапно разбойник отступил, прервав поцелуй. Мэриэнн не понимала, почему он остановился. Она чувствовала себя потрясенной, обессиленной и едва дышала. Его дыхание было таким же сбивчивым и прерывистым, как у нее.
Найт немного отстранил ее и взглянул прямо в глаза. И в тот же миг ее взгляд, светившийся радостью и счастьем, сменило мучительное выражение, от которого потемнели его глаза. Еще мгновение он неподвижно смотрел на нее, потом отпустил.
— Я не должен был этого делать.
Не сводя с нее глаз, он тряхнул головой, словно старался прогнать прочь то, что произошло между ними. Потом повернулся и вышел.
Мэриэнн продолжала стоять на месте, ее трясло. Тело горело, мысли путались. Сердце билось, как пойманная птица, рвущаяся на волю. Голова кружилась от поцелуя, от охвативших мыслей о том, что она натворила. Дрожащими пальцами Мэриэнн коснулась своих губ. Она целовала его со всей страстью сердца, души. Мэриэнн Уинслоу, которая считала, что никогда больше не сможет вынести прикосновения мужчины. Целовала разбойника, за голову которого назначена награда в пять тысяч гиней. Человека, чьего имени она не знала, человека, на поимку которого ее отец нанял половину Лондона. Человека, который поклялся отомстить ее отцу.
Когда в комнату вошла мать, Мэриэнн все еще стояла, глядя в раскрытую книгу.
— Слава богу, она наконец ушла. Так много вопросов. Кэролайн Эдинхем не отличается деликатностью. Но вряд ли она станет сплетничать о ком-то еще, после тех историй, которые я слышала про ее мужа. — Мать взглянула на нее. — Ты что-нибудь выбрала?
— Думаю, я возьму эту, — с усилием пробормотала Мэриэнн и закрыла книгу.
Мать посмотрела на нее внимательнее:
— С тобой все в порядке, Мэриэнн? Ты немного раскраснелась.
— Я прекрасно себя чувствую, мама. Здесь как-то жарко, ты не находишь?
— Поторопись, дорогая. Я сказала твоему отцу, что мы не задержимся надолго. Ты же знаешь, как он волнуется за тебя. Если опоздаем домой, он расстроится.
— Да, мама. — Мэриэнн взяла книгу и последовала за матерью.
Рейф Найт стоял в своем кабинете, облокотившись на каминную полку, и смотрел на дрожащие языки пламени в топке. Вечерело, и небо за окном начинало темнеть, однако он не торопился задергивать гардины и закрывать ставни. Свежие газеты лежали на столе нетронутыми. Бумаги, доставленные поверенным еще утром, остались без внимания. Все его мысли были заняты тем, что произошло между ним и Мэриэнн в библиотеке.
— Она дочь Мисборна, — снова и снова повторял он.
Женщина, в чьих жилах течет кровь человека, которого он презирает. Женщина, чьи темные глаза так похожи на глаза ее отца. Лучшая из всех женщин в мире, которых он мог бы желать. Он хотел ее. Хотел с самого начала. Возможно, это лишь физическое влечение, и Каллертон прав, ему нужно спать с женщинами всякий раз, когда он делал вид, что занят этим. Возможно, тогда он избавился бы от желания, пожиравшего его изнутри. Но мысли о других оставляли его равнодушным и холодным. Страсть была обращена только к Мэриэнн Уинслоу, к ней одной.
«Дочь Мисборна», — снова подумал он.
Если бы не ее глаза, он никогда бы в это не поверил. С первого взгляда они были совсем как у ее отца. Но если вглядеться в них глубже, в них не найти ничего от Мисборна. Мэриэнн совсем другая. В отличие от этого дьявола. И тем не менее она дочь Мисборна, и ничто в мире не может изменить это.
В дверь постучали, и в комнату вошел Каллертон, привнесший влажный запах ночи. Его взгляд упал на бутылку бренди на столе и наполненный наполовину стакан.
— Мисборн? — спросил он.
Рейф не ответил. Подошел к столу и, плеснув бренди в чистый стакан, передал его Каллертону. Несколько минут мужчины сидели молча, потом Каллертон сказал:
— Это Мэриэнн Уинслоу, я прав?
— Мне надо ее видеть.