Читать интересную книгу Неправильная сказка - Тебнёва Елена

Двор притих, ожидая ответа Канро. Юный наглец не особо старательно прятал торжествующую усмешку, и владетель понял, что просто обязан стереть ее с самодовольной физиономии. Но не успел и слова вымолвить, как из-за трона выступил другой юнец и, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, подошел почти вплотную к Танылу.

— Я приму твой вызов за отца! — пафосно изрек Тайро, и шэт-шан едва не застонал в голос от очередного приступа разочарования.

— Не лезь, — осадил он сына. — Я еще в состоянии отстаивать свою честь.

Тайро вспыхнул и отступил, покаянно склонив дурную голову.

— Так с кем из вас мне придется биться? — насмешливо изогнул бровь Таныл.

Он откровенно наслаждался происходящим, и винить его в этом было нельзя. Канро и сам бы высмеял подставившегося противника.

— Выбирай равного по силам, Таныл-шан, — проглотив вертящиеся на языке ругательства, великодушно предложил Канро.

Прекрасный шанс одуматься для рыжего мальчишки, вообразившего себя шэт-шаном.

— Тогда я выбираю тебя, Канро-шан, да будет Великий предок свидетелем моего почтения, — поклонился юнец, оказавшийся не только наглым, но и глупым.

— Я принимаю твой вызов, Таныл-шан, да будет Великий предок свидетелем моего почтения, — выдохнув, проговорил ритуальную фразу Канро.

Двор встрепенулся, заволновался, и зал наполнил гул голосов.

Через три недели их ждало редкое зрелище — поединок владетелей. На кону стояла сила и кусок спорных земель.

А еще — честь, которая дороже любой земли. И даже дороже силы.

Проблема заключалась в том, что силы у Канро не было. Неужто сопляк каким-то чудом о том пронюхал?..

Или же не чудом. Давно он не чистил дворец от соглядатаев.

Три недели. У него есть целых три недели, чтобы изменить ситуацию.

— Я найду тебя, — прикрыв глаза и отрешившись от царящего в зале оживления, едва слышно прошептал Канро. — Найду, где бы ты ни была.

Всего-навсего три недели.

Что ж. Так даже интереснее.

Шэт-шан улыбнулся, и случайно поймавший эту улыбку Агрийо побледнел и поспешно отвел взгляд.

Неделя пролетела незаметно.

Первая ночевка на новом месте прошла без проблем. Может, было непривычно и не слишком удобно, но из-за усталости я этого не заметила — уснула сразу же, как легла, и даже снов не видела. Возможно, еще и благодаря успокоительному Мирины, которое Йонто, не доверяя мне, собственноручно отмерил в деревянный стаканчик.

А на следующий день в маленьком лесном домике начались перемены.

Утром Йонто принес ширму из скрепленных меж собой узких дощечек, расписанную диковинными цветами и птицами, яркую и легкую. Уточнять, где он ее раздобыл, я поостереглась. Наверняка опять ходил теневыми тропами… Ширмой я отгородила угол с постелью, тем самым поделив комнатку на спальню и крошечную гостиную, в которой очень скоро появились всякие не особо нужные, но уютные мелочи: полосатый коврик, резной сундук для вещей, низкий круглый столик и даже пара расшитых плоских подушек вместо стульев. Уместилось все с трудом. Йонто немного увлекся, но, кажется, ему нравилось, и я не возражала.

Он не выглядел больным, а значит, и тропами не злоупотреблял, как я того опасалась. Да и лекарства Мирины действовали. За тем, чтобы Йонто их принимал, я следила строго. Он долго не хотел рассказывать, как, когда и в какой дозировке принимать снадобья, но мне удалось его переупрямить. «Себя надо любить, себя надо беречь», — наставительно приговаривала я, наблюдая, как подневольный пациент, вздыхая и морщась, пьет очередные горькие капли. И, сдается мне, кривился он отнюдь не от капель…

Ничего. Главное, пациент, хоть и с трудом, лечению поддается, а значит, толк будет. А то, видите ли, не привык он о себе заботиться. Зато привык к тому, к чему не надо бы. Например, вспоминать о еде от случая к случаю или же спать на полу, потому что раздобыть еще одно одеяло он забыл, а пол очень даже удобный… Благо зимы здесь нет, иначе, подозреваю, он привык бы и в промерзшем доме жить.

От Шанаи вестей по-прежнему не было.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Такое с ней случается, — успокаивал Йонто, — со своими травами обо всем забывает. Но дольше месяца никогда еще не пропадала. — И уточнял каждый раз с плохо скрытым беспокойством: — Тебе здесь не нравится?

Мне нравилось. Я понимала, что это неправильно, но ничего не могла поделать. В последнее время в моей жизни неправильным было все.

Навестил Йонто и парочку других магов, но никто из них понятия не имел об иных мирах и способах в оные попасть.

Я меж тем обживалась. Приноровилась носить многослойную одежду и заплетать волосы на местный манер. И я все-таки ошиблась, переход в этот мир на мне отразился: кожа стала белее, медь в волосах — заметнее, глаза — ярче. И при этом не сказать, что я слишком сильно изменилась. Как будто со старой картины смахнули пыль, и она заиграла новыми красками. От местных девушек я не слишком-то отличалась, и Йонто с непонятным удовлетворением заключил, что теперь опознать во мне гостью из другого мира практически невозможно. Не знаю, почему это его так радовало. Все равно новый мир для меня ограничивался лесной полянкой и домом.

Йонто упрямо приносил готовую пищу. То ли не доверял моим кулинарным талантам, то ли не желал нагружать, но все, что я делала, — разогревала еду и кипятила воду. Кстати, ее таскать мне тоже запретили, да я и сама не рвалась, одного раза хватило. Уборка много времени не требовала, а больше и заняться-то было нечем.

Разве что дорка пару раз в день покормить.

Похожий на отрастившего длинный пушистый хвост зайца зверь с истинно кошачьими повадками пришел на второй день моего здесь пребывания. Нет, я его не приваживала, он сам остался. Йонто на это ничего не сказал, видимо, незапланированный питомец не слишком его волновал. А мне все какое-никакое развлечение было. Помимо рассказов Йонто об Эйторре, которые я воспринимала как волшебную сказку.

Восточная часть Эйторры состояла из семи владений, или шэтхо, возглавляемых шэт-шанами. Поначалу я думала, что шэт-шан — вроде нашего князя, но оказалась не совсем права. Шэтами именовались представители самых благородных родов, каковых во всем мире осталось очень мало. Истиннокровные. Именно они были наделены особой силой, не магией, нет, чем-то более таинственным и мощным. Только благодаря защите шэтов выжил народ восточных земель в войне с преодолевшими Грань монстрами, и с тех пор вот уже без малого две тысячи лет тэты хранят равновесие этого мира, сдерживают пытающихся прорваться сюда тварей. Шэт-шаны — старшие либо достойнейшие в роду — стоят во главе владений, которые во время войны послужили прибежищами для людей — да так ими и остались. Постепенно шэтхо, изначально бывшие родовыми землями, разрастались, поглощая согласные войти в их состав города и деревни. Не обошлось и без стычек между главами родов, из-за которых границы владений то и дело менялись — и продолжают меняться. Правда, уже не так часто, ибо сейчас, во-первых, за этим пристально следит Совет старейших шэтов, призванный сдерживать удалые порывы горячих голов, а во-вторых, мало кто придерживается древних традиций и способен вызвать — либо же принять вызов — на поединок, где все решает сила. Истинная сила истинной сути.

Последнее я не поняла, а Йонто не потрудился объяснить. Сказал, что это не важно и не слишком-то интересно, а вот Грань — дело иное. В самом прямом смысле иное. И живет — вернее, существует, потому как некоторых обитателей живыми назвать нельзя, — там такое, что и в тяжелейшем бреду не увидишь. Грань прочна и вместе с тем тонка. Обычным людям, как и большинству потусторонних тварей, прорвать ее нереально. А вот магам и некоторым монстрам высшего порядка это вполне под силу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но ничто не проходит незаметно и бесследно. Когда рвется ткань мира, мир волнуется, и волнение это чувствуют шэты, задача которых — найти место намечающегося разрыва и залатать его до того, как оттуда что-то вылезет. Они и сами могут рвать пространство, за один шаг преодолевая огромные расстояния, но при этом слишком высока опасность потревожить Грань, и потому мало кто так делает. Если уж совсем выбора не остается. Или голова соображать перестает…