— Молву, вероятно, и на этот раз распространяет Адамс.
— Не знаю уж, кто её распространяет.
— Оставьте в покое чёрного генерала, — бормочу я. — Вы все так им интересуетесь, словно он ваш дядюшка.
— И всё же это правда насчёт золота?
— Правда! — неожиданно выпаливаю я. — Как бы невероятно это ни звучало, правда! Я передал ему целый чемоданчик золота ровно на сто пятьдесят тысяч!
Я считал, что заткнул ей рот. Но Мэри не унимается:
— А отдали бы вы ему этот чемоданчик, если бы знали, что через полчаса его убьют?
Она начинает играть в следователя, эта дама с обнажённым бюстом, но у меня нет никакого желания участвовать в её игре.
— Вы, похоже, не допускаете, что у меня имеется хоть, какая-то, но мораль, — замечаю я.
— Почему не допускаю? — поднимает она брови. — Я просто спрашиваю, может ли устоять ваша мораль против ста пятидесяти тысяч долларов?
* * *
— К Бенету пришёл человек по делу о наследстве, — объявляет Мэри.
Сейчас она одета в строгий синий костюм, а лицо у неё просто целомудренное, потому что дело происходит уже на следующее утро и в моём кабинете.
— Хорошо, пусть пришлёт его ко мне, — прошу я. И когда она собирается уходить, добавляю: — Хочу узнать, сколько стоит его мораль.
Через несколько минут появляется и сам «наследник», элегантно одетый мужчина средних лет, из тех, кто всегда пользуется одеколоном для бритья, носит неизменный белый носовой платочек в кармашке пиджака и заботится о чистоте ногтей.
Я приглашаю его сесть и так сочувственно спрашиваю, как идут его дела, точно я всё утро только об этом и думал.
— Лучше некуда, — приятно улыбается гость. — Сначала стараешься набрать как можно больше клиентов, а когда их становится слишком много, понимаешь, что ты их раб.
— Ваш покойный дядюшка тоже был зубным врачом, не так ли?
Он утвердительно кивает головой.
— И если судить по наследству, у него тоже была обширная клиентура, — добавляю я как бы вскользь. — Как вы думаете, могли бы вы заработать здесь столько денег, сколько ваш дядя заработал у нас?
— Исключено, — без колебаний отвечает гость.
— Да, мы страна, в которой способные и трудолюбивые люди хорошо зарабатывают, — удовлетворённо обобщаю я.
— Смотря с какой точки зрения на это взглянуть: зубного врача или пациента, — улыбается гость.
— Да, конечно. Но мы с вами сейчас должны решить другую проблему, — напоминаю я, поскольку я обменивался с ним первыми репликами лишь для того, чтобы прощупать почву.
Я напускаю на себя официальный вид и сухо объясняю:
— Дело о вашем наследстве весьма запутанное и не может быть решено без вашего присутствия на месте… и без нашего вмешательства в вашу пользу, разумеется.
— Вы хотите сказать, что всё зависит от вас? — спрашивает обескураженный посетитель.
— От нас или от вас, это, как вы заметили, с какой точки зрения посмотреть.
— Не понимаю.
— Очень просто: мы вам окажем услугу, вы нам окажете услугу.
— Я вообще-то считаюсь услужливым человеком, — замечает многообещающе гость. — Но в данном случае вы же не платите мне гонорар, а я должен получить наследство, которое принадлежит мне по праву.
И он снова улыбается своей приятной улыбкой.
— Это тоже обстоятельство, к которому можно отнестись по-разному в зависимости от точки зрения, — отвечаю я. — Дядя ваш скопил состояние там, у нас. Деньги ему давали наши граждане.
— Но они же давали ему их за его труд, и эти деньги уже стали принадлежать ему.
— Бесспорно, — киваю я терпеливо, — Но согласитесь, что мы не слишком заинтересованы в том, чтобы переводить сюда деньги, которые заработаны у нас. И если мы сумеем содействовать их переводу, то окажем вам большую услугу, за которую хотели бы, чтобы нам тоже оказали услугу, совсем маленькую.
— Не понимаю, что вы имеете в виду…
— О, просто речь идёт о том, чтобы вы иногда принимали у себя моего помощника, у которого часто болят зубы…
— И это всё?
— Почти всё…
— В каком смысле «почти»?
— В том смысле, что у моего помощника есть знакомая, у которой могут разболеться зубы.
— От этого никто не застрахован, — соглашается гость.
— Так вот, я думаю, что вы были бы не против, если бы двое хороших знакомых встретились у вас.
— Почему нет?! Если они встретятся в приёмной…
— Почему в приёмной? Вы вдовец, квартира у вас большая, а любовь, знаете ли, такой цветок, который вряд ли расцветёт в приёмной, где полно народу.
Гость качает головой.
— Мне очень неудобно, но я вынужден вам отказать. У меня зубоврачебный кабинет, а не дом свиданий.
— Речь идёт о встречах очень интимного характера, — поясняю я.
Он бросает на меня недоверчивый взгляд.
— Даже если это и так, то боюсь, что не смогу быть полезным вашему помощнику.
— О, мой помощник как-нибудь избавится от зубной боли. Плохо то, что вы не получите наследства. Из-за какого-то детского страха.
— Вы представитель цивилизованного государства, а так спокойно угрожаете мне незаконными действиями, чтобы вынудить меня тоже совершить незаконные действия!..
— Не волнуйтесь, никто не собирается вас принуждать.
Посетитель медленно встаёт, опирается левой рукой о стол и сжимает пальцы правой, словно хочет посмотреть, в порядке ли у него ногти.
— Вы хотите, чтобы я дал вам по зубам, — тихо произносит он, слегка наклоняясь ко мне через стол. — И я, наверное, сделал бы это, если бы не боялся, что потом мне же придётся их вставлять!..
У меня нет намерения отвечать на такие выпады, и я провожаю гостя до дверей, а потом какое-то время следую за ним мысленно. В сущности, сейчас у меня нет необходимости в его квартире и даже если бы он мне её предоставил, вряд ли я когда-нибудь воспользовался бы ею, да и то после тщательной проверки. Но ведь никогда не знаешь, что и в какой момент тебе понадобится. И потом, всё зависит от характера, а я не из тех, кто оказывает реальные услуги за просто так.
Некоторое время я рассеянно созерцаю стену, вернее календарь с обнажёнными бёдрами девиц из ревю на Бродвее. Соблазнительная картинка. К сожалению, не все поддаются соблазнам. Почему?… Очевидно, сила соблазна сталкивается с другой силой — силой страха. Неосознанного, но властного страха перед требованиями морали, десятью божьими заповедями, этикой коммунизма и Бог весть чем ещё, вообще всем тем, чем нам забивали голову с раннего детства и что, в конечном счёте, сводится к идиотскому соображению: «А что скажут люди?…» Что скажут? По мне, пусть говорят, что хотят. Важно достичь той вершины, когда они не посмеют говорить тебе это в глаза, и будут шептаться у тебя за спиной, а как только ты обернёшься, виновато замолкать и подобострастно улыбаться тебе. Тогда они становятся подлецами и сознают, что они подлецы, а ты, какую бы подлость ни совершил, чувствуешь себя свободным и сильным и на две головы выше всей остальной рабской сволочи.
Конечно, зубной врач поразмыслит слегка и через недельку, успокоившись, придёт опять к нам, но уже не для того, чтобы выбить мне зубы… Однако, когда он явится, я уже буду полон сомнений, не подослал ли его кто-нибудь. Так что в любом случае — прощай, наследство!
* * *
Весна уже в полном разгаре, и я вижу из окна спальни распустившиеся деревья парка и говорю себе, что в воскресный, да ещё в такой солнечный день просто преступление сидеть в этой мрачной квартире. А уж если я что-то решил, то всегда перехожу к действиям. Так что через час Андрей останавливает «шевроле» возле ипподрома в Банкя.
Выйдя из машины, я направляюсь к Бенету, который стоит в нескольких метрах от беговой дорожки.
— Личность интересующей вас молодой дамы установлена — приветливо рычит мой помощник, здороваясь со мной кивком головы. — Вон то легкомысленное существо в смешной шляпе.
Я вскидываю бинокль, который предусмотрительно прихватил с собой, и совершаю беглый обзор беговой дорожки и маленьких кучек зрителей. Публика не слишком многочисленна, и я тотчас замечаю то самое легкомысленное существо в светлом летнем костюме и в такой же светлой широкополой шляпе.