нападения. Многолетние отточенные инстинкты волка-ищейки во всей красе. Впрочем, это наша общая черта.
– Дождемся, когда Грим уведомит главу о нашем приходе, – улыбаюсь, нервно стискивая кулаки.
Альфа белых – эксцентричный мужик, и мог запросто проигнорировать мой запрос на встречу. Я не могу сказать ни Гриму, ни кому бы то ни было в этом здании о причине, побудившей нас появиться здесь и просить аудиенции у главного белого волка на материке, но выхода я больше не вижу.
Проходит уже полчаса, а вестей от Грима все нет. Он как ушел, так больше и не появлялся в общем зале. И это плохо сказывалось на обстановке в баре. Чем больше проходило времени, тем более враждебно смотрели на нас окружающие. Агрессия витала в воздухе так явно, что ощущалась на ощупь. Воздух словно стал вязким, будто выкачали весь кислород.
– … Начинается… Говорил же… – вдруг доносится чужой шепот до моих ушей.
Бросаю взгляд в сторону тех, кто как раз играет в шахматы. Вижу напряженные позы стариков, чувствую все увеличивающуюся опасность, витающую вокруг нас. Но все равно продолжаю слушать и ждать решения альфы.
– … Украли… Орден… – шипит второй собеседник первому.
И я весь подбираюсь, понимая, что именно тут найду нужную информацию. Кто как не отщепенцы, преследуемые разными фанатиками и королевской властью, могут быть осведомлены о том, что происходит на изнанке мира – среди отступников и воров.
– Волк беснуется, – сквозь зубы шипит Руан, привлекая к себе мое внимание.
От тревоги волка на его лице проступает местами шерсть. Кожа натянута, глаза впали, словно перед оборотом. В этом и минус собираться в одном месте двуликим. В замкнутом помещении мы становимся озлобленными, в теле обильно выделяется тестостерон, и почти всегда все заканчивается потасовкой и мордобоем.
– Потерпи, – цежу, стискивая челюсть, хотя и сам чувствую, что тело зудит и чешется от того, что внутри меня порывается вырваться зверь.
Пара мужиков уже косится на нас и переговаривается между собой. Они скалятся, глядя на моего друга, дергают губами и хрустят костяшками пальцев. Единственное, что пока останавливает их от нападения – это мое присутствие. Некоторые знают, кто мой отец, и репутация южного клана пока играет в нашу пользу. И тут, когда обстановка накаляется до предела, открывается внутренняя дверь закутка, ведущего в кабинет Грима.
Он спешно выходит и идет в нашу сторону, заставляя меня внимательно следить за его приближением. Пытаюсь прочитать по мимике лица результат, но оно сейчас, как маска. Когда дело касается работы, он всегда предельно серьезен, так что я выпрямляюсь на стуле и стискиваю кулаки в беспокойном ожидании.
– Ну? – вздергиваю бровь и свожу брови на переносице, поджимаю губы от нетерпения.
– Во встрече тебе отказано, – произносит неживым официальным тоном и смотрит на меня нечитаемым взглядом старый знакомый.
– Почему? – хмурюсь, испытывая гнев от очередного пренебрежения главы белых.
И снова убеждаюсь в том, почему родители отказываются приезжать на восточное побережье на редкие встречи клана. Эксцентричность и своеволие альфы тому причиной.
– Ты не предупреждал о визите, – пожимает плечами, как будто это в порядке вещей.
– Да ладно, Сверр, уходим, отправимся к осве… – пытается утянуть меня на выход друг, звериным чутьем ощущая, как все вокруг приняли охотничьи стойки от услышанного. Но осекается, не договорив, глядит на меня глазами, в которых отражается то, что происходит сейчас в баре.
– Не отправимся, Руан, свет нам на происходящее может пролить только глава Белых, – скалюсь, делая вынужденный шаг в сторону открытия одного из секретов, тщательно оберегаемых белыми волками. – Ты знал, что он и есть тот, кто…
И после моих слов, как я и думал, со всех сторон слышится скрежет ножек стула о паркет. Я не договорил специально, оставляя намек на то, что раскрою тайну в любой момент. Двуликие порыкивают, словно ждут отмашки. Грим смотрит на меня с предостережением и качает головой.
– Правила, Сверр, – кадык у него при разговоре нервно дергается, а глаза сверкают сталью.
Он бросает предупреждающий взгляд на разъяренную толпу, обступившую наш столик, но вперед выдвигаются те два амбала, которые с самого начала косились на нас с недовольным видом.
И тут раздается звон разбившегося бокала, который разлетается осколками в самом центре бара. Это становится спусковым крючком для агрессивных двуликих: часть начинает спешно перекидываться, почти не раздевшись, другая часть хватает то, что под руку попадется и несется в нашу сторону.
– Всем успокоиться! – пытается привести всех к порядку Грим, но на него нападает официантка, резко прыгая с барной стойки и кусая за шею.
Все происходит быстро, так что мы с Руаном, переглянувшись, действуем слаженно, как единая команда. Опрокидываем стол, который задерживает первый эшелон нападавших. И пока те барахтаются, пытаясь встать, ломаем стульям ножки и используем их, как орудие для защиты. Это сбавляет ненадолго пыл особо ретивых, но когда первая волна их опасений спадает, начинается настоящее месиво из тел. Что странно, некоторые начинают драться друг с другом, подвергаясь массовой волчьей истерии. Мы с Руаном – лучшие бойцы клана, но когда одновременно со всех сторон нападает с десяток оборотней, сохранять слаженность и держать оборону становится сложнее. Постепенно пропускаем удары и теряем концентрацию. Ощущаю, как кто-то подкрался сзади и ударил меня чем-то по голове.
– Бей чужака! – кричит какая-то женщина, но в образовавшейся куче разглядеть говорившую невозможно.
Снова пропускаю удар в печень, а затем слева на меня прыгает перевоплотившийся белый волк, целясь челюстями мне в руку. Успеваю схватить ближайшего бугая и толкнуть на линию огня. А затем слышу крик боли, удар и звериный скулеж. Начинаю сдавать, на меня сзади кто-то наваливается, спереди несколько парней бьют по корпусу. Теряя силы, пытаюсь перекинуться, но не могу сконцентрироваться. Как вдруг меня валят полностью на землю, но как раз в этот момент слышу громкий стук двери.
Улыбаюсь, несмотря на боль в ребрах. Главное правило бара – убивать без разрешения главы запрещено. Так что, хочешь ты или не хочешь, альфа, но встретиться со мной тебе сегодня придется.
– Хватит! – оправдывает мои надежды глава, его знакомый мне с детства громоподобный голос перекрикивает шум, галдеж и чужие рыки.
Воздействует