Если же я хочу сделать диск, который передавал бы некоторые ощущения, то не уверен, что мне это удастся в полной мере. Нужно сначала помолиться, потому что передать ощущения непросто. И когда эти ощущения появляются, я понимаю, что для того, чтобы это передать, нужно немного понизить голос, понизить тон. Что я тогда делаю? Я переделываю без этого самого понижения? Но это непросто, потому что в тот миг я так почувствовал, потому что, быть может, я был в особо счастливом состоянии души. Состояние души – вот что отражается в диске. Так что же я делаю? Меня не колышет фальшивость, пусть злопыхают, это ничего не меняет.
В «Azzurro», например, одной из самых крупных моих удач, написанной Вито Паллавичини на музыку Паоло Конте, я и хотел сфальшивить, так как хотел передать впечатление, как если бы пел во время езды на велосипеде. Тогда, чтобы достичь этого, ясно, что голос должен прерываться, потому что голос подобен вихрю из множества потоков, массы потоков. Тогда интонация, к примеру, находится в центре этих потоков и может перемещаться от сих до сих. Конечно, когда она доходит до предела, и ты толкаешь ее еще дальше, тогда ты фальшивишь. Однако, даже когда она на границе, порой голос может произвести впечатление не лучшим образом интонированного, но он, в общем, остается в пределах этого вихря. Бывает так же и с модуляциями голоса, когда хотят сделать голос хриплым, а для этого нужно его понизить, и тогда вот вам понижение на четверть тона. В таких случаях нужно выбирать: форсировать, чтобы передать впечатление через диски (как я сделал в «Il tempo se ne va»), или искать совершенства. Есть и такие, кто учится по восемь часов в день, чтобы быть точными, правильными до миллиметра.
Я бы никогда не смог быть одним из них. Уважая их, тем не менее. Я бы так не смог, и потом, я не того типа: мне не нравится быть виртуозом нот. То, что действительно идет в счет - именно музыкальность.
Друг
Мемо и Мики – два таких характера, что можно было бы снять фильм о них, и может случиться, что я его сниму. Тогда стало бы ясно, что в глубине их характеров находится все то же простодушие, которое произвело на меня большое впечатление, наверное, потому, что в них я увидел свою черту, которая отражалась от одного к другому, и, наверное, именно потому мы стали друзьями.
Например, Мики. Помню, мы были в Галларате, там было выступление с Дассеной. Мики очень хорошо танцевал буги, и в те времена даже выиграл несколько чемпионатов. Я познакомился с ним в «Святой Текле». Он участвовал в команде бугистов. Бруно Доссена был главным, и уже между нами было взаимодействие, и когда я пел, танцевала эта команда. Кроме того, Дассена исполнял главное соло только под мой голос. Ну и вот однажды мы оказались в Галларате. Мики только что присоединился. Помню, что в тот вечер пропал свет, и представление поэтому приостановилось, люди были в зале, а мы за кулисами. Свет стал тусклым, и мы ждали его возобновления, чтобы продолжить концерт, и танцовщики с танцовщицами разбрелись кто куда. Я был один в центре сцены за задернутым занавесом и слушал крики публики. Вдруг вижу какую-то тень, кружащую вокруг меня. Именно кружащую. Я был в центре, а тень кружила, как сокол над добычей. Это был какой-то тип в шляпе, нахлобученной на крестьянский манер, к тому же еще и толстоватый. Более-менее, как сейчас. И вдруг, видя, что он сделал уже два-три круга, я поднял глаза и уставился на него, а он на меня. Он смотрел на меня и продолжал кружить. Тогда я сказал: «Послушай, если ты не остановишься, у нас обоих закружатся головы». Он продолжил кружить, но круг сузился. «О! Так немного лучше. Ты хочешь мне что-нибудь сказать?» И он ответил: «Я хотел сказать, что, черт побери, ты молодец!» «Ну и нужно ли было закружить мне голову, чтобы сказать это?» «Меня зовут Мики». «Меня Адриано». Он: «Да, да, я знаю». Щелк! и включили свет. И я: «Давайте, ребята, продолжаем, готовьтесь! Ну, привет, увидимся!» На том и закончилось. Мы продолжили концерт.
На следующий день в Милане, на улице Чезаре Корренти, слышу: звонит звонок. Я иду открыть дверь и вижу: «Опа, привет». Это был Мики. «Привет, проходил тут мимо и…» «Проходил мимо? Ты что, живешь здесь рядом?» «Ну, в общем, да» «Но где именно?» «В Джамбеллино». «Черт, это же другой город! Как ты сюда попал?» «Я должен был ехать в центр, поэтому, я подумал… Я знал, что ты живешь здесь, вот я и пришел, но я уйду, если хочешь». «Нет-нет, входи». Он вошел, а мама спрашивает: «Кто там, Адриано?» «Это мой друг, Мики». «А!» «Это моя мама», - сказал я. «Добрый день». Он поздоровался так, робко. Потом мама принялась шить. Я сказал: «Садись». Мы сели за стол. Он спросил: «Слушай, почему бы нам не поехать в Сан-Ремо?» Вот так вот вдруг. «В Сан-Ремо? Ладно, а что там делать?» «Эх! Поедем туда. Ты так поешь, что, знаешь, пожалуй, что-нибудь получится». «Но у меня нет денег даже на дорогу. Нет денег». «Да нет, за все плачу я, ты мой гость». «А! В самом деле? Ну, спасибо, да, да. И когда едем?» «Хоть сейчас». Тогда я: «Ладно, черт, тогда я соберусь». Итак, я еду: «Мама, я еду в Сан-Ремо». «В Сан-Ремо? Как? Зачем?» Фестиваля в Сан-Ремо не было, не было там ничего. «В Сан-Ремо», - отвечаю. «В Сан-Ремо? Но как – в Сан-Ремо? А кто даст тебе денег?» Сразу же возникала проблема с деньгами, потому что мы же были бедными, да? «У него есть деньги». «А! У него? А откуда?» «Не знаю, откуда, в общем, он сказал, что платит. Это правда, что за все платишь ты?» «Да-да, синьора, не беспокойтесь, все расходы мои». Тогда я говорю: «Ну, мама, я тогда соберусь». «Э! А когда вы вернетесь?» Я: «Когда мы вернемся?» «Да так, дня через два» «Два дня? И за гостиницу платишь ты?» «За все – я, не беспокойся». И мы уехали. Сели на поезд и поехали в Сан-Ремо. Потом, в поезде, мы разговорились, начали смеяться, и я сказал: «А ты симпатичный!» И он: «Ты тоже». То есть, он принялся смешить меня своими шутками, я тоже, и за время поездки мы уже крепко подружились. Нам стало ясно, что мы оба, не произнося этого вслух, искали приключений. В сущности, я понял, что ничего у него в Сан-Ремо не было. Когда мы сошли с поезда, я спросил: «Да, но послушай-ка, теперь, когда мы в Сан-Ремо, что будем делать, черт возьми? Денег у тебя сколько?» «У меня денег на одну ночь». «Но ты говорил о двух-трех днях?» «Да, потому что я договорился с Гульелмоне, тем бисквитщиком, вот, знаешь, я с ним знаком, он богат, у него полно денег, он иногда предлагает мне организовать что-нибудь, и вот я пригласил двух-трех танцовщиц, поставлю танец, знаешь, пожалуй, он нам что-нибудь и даст. Пожалуй, пять тысяч лир в день. Я попрошу немного больше, и тогда мы сможем провести здесь два-три дня». «А, хорошо, черт возьми!» «Но ты должен спеть. Знаешь, вдруг тебя кто-нибудь увидит…» «Да, да», - ответил я. Мы пошли в гостиницу. Там была одна танцовщица, которая немного флиртовала с ним и которая занялась бы этим и со мной. Однако мне она не очень понравилась. Тогда я ему сказал: «Нет, давай пока что ты. Я останусь в номере». Та девушка была его партнершей, и он ей сказал: «Приезжай в Сан-Ремо, может, что-нибудь получится».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});