Бог не отвергает гомосексуалов
Секс – такая важная вещь, что мне не составляет труда представить, что это бывает между мужчиной и мужчиной или между женщинами. Не составляет труда в смысле, что я думаю, что, если они этим занимаются, то очевидно, они не могут по-другому. Так, для мужчин заниматься любовью с женщиной – это как биться об стену, то же самое. Если у них в голове существуют эти барьеры, то это правильно, что они так поступают. Я думаю, что если между мужчинами или между женщинами существуют настоящий секс и настоящая любовь, Бог не страдает. Если двое мужчин занимаются любовью и им хорошо вместе, Бог радуется, зная, что такова их натура. Временная, то есть. Скажем, Бог доволен, если мужчины живут с женщинами и наоборот. Но он знает, что существуют искажения. И тогда, соразмерно этому искажению, существует радость Бога. Однако, если в союзе таких людей, живущих в мире и согласии, а любовь, как обычно, делает всех лучше, один из них начинает ускользать, начинает изменять, и другой страдает, тогда страдает и Бог. И из-за них двоих страдает Бог.
Порок – это «еще один трофей»
Порок заключается не в половом акте и тем более не в измене. Измена может произойти и по ряду обстоятельств, потому что двое могут друг друга больше не понимать, и тогда в один прекрасный момент случается измена. И тогда речь здесь идет о том, чтобы иметь вентиль в голове, туго закрученный, чтобы человек подумал: «Ну ладно, сейчас я изменю. Мне легко изменить, потому что меня оправдывает, что все идет не слишком хорошо. Но я должен попытаться оставаться сильным, оставаться устойчивым, потому что я верю в некоторые вещи». И, наверное, в такие минуты нужно себе это повторять. Порок – это использовать секс так, чтобы растрачивать тот заряд, который у нас есть, эту энергию на неправильные вещи. По-моему, это и есть порок. Неправильные вещи, к примеру, могут быть, когда человек женат, и, пожалуй, он даже любит жену. И он, лишь бы показать себя, почувствовать себя крутым, почувствовать себя мужчиной, чтобы добавить себе еще один трофей, берет и идет с любой женщиной. С той или этой. Как если бы от этого рос счет в банке. Вот это порок: тщеславие чувствовать себя мужчиной благодаря бесконечному перепиху, которым приходится заниматься, потому что кто-то может сказать: «У меня было восемьсот женщин». А другой скажет: «А у меня восемьсот двадцать», и так далее. И если явится кто-нибудь и скажет: «У меня их было десять», тогда его, по их мнению, нужно исключить из общества. Между тем, самый крутой – именно тот, у кого было десять.
Истинный человеческий порок – отсутствие любви. И эту мощную вещь, данную нам - секс – мы должны беречь для тех важных случаев, где он необходим. Потому что, как мне кажется, он необходим также и для сохранения брака, сохранения пары. Чтобы спасти семью, нужен секс. А если мы его погоняем шпорами там и тут, мы его разрушаем не только как объект, но и как идею. Разрушаем нечто, что многие считают неприличным, но что, в конце концов, является прямо-таки божественной вещью. То есть прямо-таки волшебной палочкой, дарованной небом. Силой, чтобы, в подходящий момент, прочно удерживать такую важную вещь, как семья.
Любовь – это точка опоры
Я ощущаю себя хрупким. Например, кроме страха смерти, это известно, я боюсь узнать, что нет женщины, которая меня любит. Да, я знаю, что меня очень любят, но я боюсь нелюбви. Потому что чувствую, что это настолько важно для меня (это, очевидно, моя самая главная опора), что не быть любимым - наверное, это заставило бы меня порядочно пошатнуться. Тогда мне стало бы грустно. Если я люблю женщину, и я с ней, и вдруг замечаю, что она уже не так сильно меня любит, это заставляет меня страдать. Очень. Только если в это время мне не попадается другая, которая может полюбить меня и которая влюбляется в меня безумно. Тогда это будет компенсацией. Но было бы по-другому, если бы моя жена разлюбила меня. Я считаю, что я люблю свою жену. Однако внутренне я сомневаюсь, думаю, что она больше не влюблена в меня, по крайней мере, как это было когда-то. И это причиняет мне большие страдания, потому что мне необходимо знать, каждую минуту моей жизни, что есть женщина, не прекращающая меня любить. Тогда боль проходит. И именно потому, что она проходит, я немного боюсь. Почти как если бы ее уход вырвал меня из темноты чтобы оставить в холодном свете, где больше нет ни исступления, ни мучения, ни из-за потери друга, ни из-за рождения цветка. Я однажды споткнулся, чуть было не упал, потом, мало-помалу поднялся, и сейчас я сильнее, чем раньше. Сильнее именно благодаря сомнению, что женщина, с которой я вместе, может, не любит так, как любила раньше.
Думаю, что моя манера чувствовать любовь настолько бурная, что моему браку довольно легко распасться. Потому что, несмотря на все семейные принципы, в которые я очень верю, так как думаю, что, кроме прочего, семья должна быть примером для общества, ну, несмотря на все эти прекрасные принципы, которые мне, к тому же, привили еще мама и папа, я чувствую себя большим метеоритом в этой области. Я ничего бы не смог, если бы не был постоянно влюблен, потому что моя работа достаточно интересная, но, в то же время, и изнурительная. Однако, так как я женился на умной девушке, кроме того, что красивой, она прекрасно знает, что такой как я не сможет работать, зная, что нет женщины, которая его любит. Тогда мне невесело. И если влюблен только я, понятно, что я впадаю в депрессию.
Любовь в холодильнике
Думаю, я почувствовал, что намечается кризис между мной и Клаудией однажды, когда об этом еще не было и речи, и который, естественно, разразился позже. Наверное, четыре-пять лет спустя. Неправильно говорить о кризисе между мной и Клаудией. Думаю, скорее всего, что этот кризис вспыхнул внутри меня, и я был этим шокирован. Помню, это случилось в тот день, когда мы поднимались по лестнице, и она шла передо мной. Я всегда считал ее своей вещью, которую я мог трогать, неожиданно поднимать ей платье, класть руку на попу. Даже посреди улицы, на площади, перед другими гладить ей бедра, а они у нее красивые, но трогать их могу только я. И вот в тот день случилась очень странная вещь. Мы поднимались по лестнице, и она находилась впереди меня, поэтому я был ниже нее, двумя ступеньками ниже, и поддерживал ее за попу рукой. На ней была синяя юбка в складку, и вдруг – эх! – у меня возникло желание дотронуться до ее попы, и я просунул руку ей под юбку, едва коснувшись попы пальцем. Ведь это была шутка, но, в то же время, и способ заняться любовью. Для меня любовь начиналась так. Или она начиналась, когда я смотрел на нее и видел, что и она на меня смотрит. Но в тот день реакция у Клаудии была бурной, на этот жест, который показался ей безнравственным по отношению к ней. И в самом деле, позже она мне выговорила, что она не лошадь, а женщина и поэтому я должен ее уважать. И я тогда увидел пропасть, в которую я упал и продолжал падать. Клаудиа не понимала, что уважение, которого она от меня требовала, не было любовью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});