class="p1">– Бабушка меня ненавидела.
– А теперь? – Джей могла почувствовать, как Лина пытается не засмеяться.
– Теперь просто проходит мимо.
– С тех самых пор, как ты пошла в лес?
– Ага.
Они снова замолчали. Джей, всё ещё прижатая к груди сестры, оказалась в плену её длиннющих волос – и вдыхала их запах, старалась почувствовать каждое прикосновение мягкой пряди к своей щеке.
– Бабушка странная.
– Угу. Я думаю, она тебя не любит, потому что хочет, чтобы мы все были идеальными. Чтобы всё работало как часы. Папа говорил, она знает о целительстве больше, чем мы все. И, кстати, о лесе тоже.
– О лесе? – Джей почувствовала слабый отголосок интереса – как в детстве, только гораздо тусклее.
– Ага. Папа даже говорил, что она туда ходила.
Лина задвигалась – кажется, пыталась посмотреть на неё сверху вниз.
– Ну тогда понятно, почему меня избегает. Вы же все леса боитесь как огня.
Вот и всё. Ни волнения, ни желания выпытать у Лины побольше знаний. Лес и лес. Она никогда не была «целительской частью» семьи, чтобы иметь к этому отношение.
– Ты говорила, почему в детстве всё так легко и свободно, – пробормотала Джей, цепляясь за свою случайную мысль. – Так вот, мне кажется… в детстве нас мало что ограничивает. По крайней мере, меня. В детстве мы можем быть любыми, какими захотим. И именно в детстве мы ещё настоящие… нас не пытается задушить этот мир. А когда мы взрослеем, всё меняется, и мы забываем, какими были раньше… забываем настоящих себя. Жаль только, у меня не было особых талантов, как у тебя. Я росла обычной, поэтому меня ничто не связывало…
– Ты? Обычной?
Лина вдруг от неё отстранилась, схватив за плечи и повернув к себе. В её взгляде было искреннее… недоумение.
– Ну да. Я росла обычной, – повторила Джей так, будто её попросили повторить молитву.
Лина тяжело вздохнула.
– Так. Ты кто угодно, но только не самая обычная. Джей, пожалуйста. – Она сжала плечи сестры ещё сильнее, вонзив в них свои острые ногти, и Джей едва не вскрикнула от боли. Голос в голове тут же напомнил, что эта боль правильная. Ему даже не пришлось ничего говорить: она чувствовала этот голос в каждом чуждом себе ощущении, в случайном образе, возникшем в голове. Сейчас по телу разливалось мягкое чувство правильности. – Ты… Ты яркая, ты всегда тянулась к свободе. Ты замечательно танцевала. Могла заболтать кого угодно. Рассказывала о лесе и своих мечтах так… Я даже подслушивала ваши с папой разговоры.
Джей зажмурилась, чувствуя, как по щекам текли слёзы. Всё правильно. Так и нужно.
Лина замолчала, вздохнула, кажется, с удивлением и вмиг отпустила руки. Плечи у Джей горели даже сильнее, чем когда сестра на них давила.
– Почему… тебе же больно! Почему ты не сказала мне, что тебе больно? – Услышала Джей тихий шёпот сестры, но всё не решалась открыть глаза.
«Тебе должно быть больно. За ложь Лины. Сейчас ты откроешь глаза и проснёшься в своей комнате, такая же пустая и одинокая».
Лина трясла её за плечи.
– Джей, пожалуйста… – пробормотала она дрожащим голосом.
«Она тебя жалеет. Потому что это единственное, что к тебе могут чувствовать».
Усталость. Голос в голове был её предвестником. Тяжеленная жгучая усталость, от которой не спасало ничего. Ноги и руки уже заполняла слабость – она была внутри, лилась вместе с кровью, сжимала сердце.
Джей открыла глаза – это было единственное, что она ещё могла делать. В остальном тело её не слушалось.
Лина смотрела на неё так, как никогда и никто, – отдалённо Джей подумала, что это вовсе не жалость, скорее шок и отчаянное желание помочь, – но за это голос бы наказал, это была плохая мысль.
– Я… Я не верю тебе.
Язык и рот ощущались чужими, двигались медленно и тяжело.
– Я устала, – прошептала она.
Лина смотрела на неё вплотную, ужасно долго, пока наконец не вздохнула и не заёрзала на кровати.
– Так, – начала она в своей привычной манере: прямая спина, внимательный взгляд, всё собрано и готово к действиям. – Ладно. Я слишком долго молчала, ты права. Тебя просто сломали. Но… если и есть в моей жизни что-то настоящее, что-то от меня, а не от папы… то я тебе помогу. Просто должна помочь. Я здесь не выживу, если все в доме будут под полным его влиянием.
– Ты преувеличиваешь, – прошептала Джей из последних сил, наблюдая, как мир крутится и пропадает в туманной дымке слёз.
– Не преувеличиваю. Этот разговор… Наверное, он был последней каплей.
– Подожди. – Больше всего на свете Джей хотелось спать. Так сильно, что она уже практически спала, видя в темноте силуэты отца и бабушки, отправляясь на лодке в глубокое море (она никогда не видела моря, поэтому представляла его ярко-фиолетовым, с лепестками роз повсюду). Но что-то заставляло её говорить. – Что мне делать? В мире есть всего две вещи: целительство и лес. Лес меня не принял. В целительстве я никогда не была так хороша, как ты. Значит… что мне остаётся? С чем мне помогать?
Лина глубоко вздохнула. И молчала. Минуту, две…
– В мире есть и другие вещи, кроме Белой Земли и всего, что с ней связано.
Есть ли? Ну конечно есть. Города, например. Но о них Джей боялась даже думать.
– Мы слишком долго ходили под дудкой родителей. Делали всё, что они скажут. Чёрт возьми, даже думали, как они скажут. Я, конечно… Я не могу жертвовать своими силами, целительство действительно важнее всего, как говорит папа. Ну, почти всего. Но… блин. Я запуталась.
Джей Лину не видела – но слышала, как та крутит прядями волос, зарывается лицом в колени, вздрагивает и смотрит на неё. В любом порядке.
– В общем, я хочу нам помочь. Мы – будущее нашей семьи… Будущее целительства. Но… я не знаю как. Я даже не знаю, чего я хочу. Я всегда думала, что хочу быть великой целительницей, но… я даже не знаю, моё ли это желание. Мне кажется… – Лина с ужасом вздохнула. – Мне кажется, что во мне нет ничего. Только обычный набор желаний Крейнов. И всё.
– То, что в тебе есть, – уже очень много. Я так хотела бы быть такой, как ты, – прошептала Джей, не открывая глаза.
– Это ничего. Ничего не стоит, если я не хочу такой жизни.
– А ты не хочешь?
– А я не знаю, чего хочу! – почти прокричала Лина.
Джей хотела было сказать ей, что отец может услышать… но потом подумала: и что? Чем он навредит ей сильнее, чем уже навредил?
По крайней мере, в детстве у неё были желания и мечты. Была опора. Пускай далёкая и опасная, пускай недостижимая – но она была, и Джей чувствовала себя счастливой, даже когда бабушка повесила решётки на окна и стала запирать её в комнате.
Тяжело без опоры. Без твёрдого стержня внутри, за который можно схватиться, когда весь мир против тебя.
У неё это было. А у Лины, кажется, не было никогда.
Наверное, это очень страшно – когда живёшь свою хорошую жизнь, а потом понимаешь, что жизнь эту кто-то за тебя выдумал. И она неплохая, в ней есть свои достоинства, и многие бы ей позавидовали, – но она не твоя, и ты внутри пуста, и рано или поздно что-то тебя добьёт – как неприятный разговор с отцом или откровения с сестрой. И всё.
Лина вздрагивала и шмыгала носом.
– Давай найдём тебе опору, – прошептала Джей, уже понимая, что продолжить путешествие по морю не удастся, что надо проснуться и помочь сестре из последних сил. Ведь если сломается даже Лина – то куда уж ей?.. – Начнём с тебя. Ты самая сильная и талантливая из нас. Найдём то, что ты любишь, чего ты хочешь. И тогда мы будем непобедимы. Только со стержнем.
– С каким стержнем?
– Неважно. Ты понимаешь, о чём я? Найдём тебя. Ту, какая ты есть. А потом, глядишь, и вместе в лес сбежим.
Джей улыбнулась этой мысли. Впервые за год она что-то почувствовала – маленький росток вдохновения и надежды.
Лес – это про детство. Про стержень. Про жизнь.
И когда она улыбнулась, до неё дошло: она возвращается к себе. И путь этот будет длинным. Если она захочет на него встать, ей придётся пожертвовать