и снял с неё все ограничения.
– Просыпайся, милая, – говорил он мягким шёпотом, и Джей улыбнулась в полусне, на миг представив, что это сказала ей мама. – Ты ведёшь себя совершенно хорошо в последнее время. Хочу сделать тебе небольшой подарок.
Джей открыла глаза, резко поморщившись от яркого солнца, – оно пробивалось в комнату сквозь решётки. Хотя…
Решёток не было. Окно было открыто, и лицо её обдало тёплым утренним ветром.
Солнце светило прямо в глаза, и Джей не могла их нормально открыть и убедиться, что всё это – правда.
– Я ночью убрал решётки, ну, пока ты спала, – усмехнулся отец, гладя её по руке. – Я не могу больше тебя сдерживать. Гуляй по вечерам, учись, когда тебе удобно, открывай окна сколько хочется.
Джей уселась на кровати, постепенно привыкая к яркому свету. Вся комната горела тёплыми цветами.
Она вдохнула полной грудью, и воздух этого утра показался ей самым лёгким и свободным в её жизни.
– Значит, я смогу увидеть маму? – спросила она раньше, чем подумала.
Отец на секунду поменялся в лице – у него дёрнулась щека и сузились брови, – и, хотя он сразу же овладел собой, этой секунды было достаточно.
Джей убрала руку и попыталась выдохнуть из тела всю свою боль…
…Она вздрогнула, отгоняя воспоминания.
Теперь всё было спокойно. Такая тишина, когда ничего особенного не происходит, но это-то и ценишь больше всего, и вдыхаешь эту тишину как самый свежий воздух, и подставляешь ей своё лицо, и мягко улыбаешься, зная, что тебе ничего не грозит, а ты не грозишь ничему в ответ.
Ей хотелось бы верить, что всё стало хорошо и этим спокойствием её вознаградили за послушную жизнь. Что все – и отец, и Лина – относятся к ней как к равной и что она сама может прийти за помощью к любому из них. Что можно отставить все свои глупые переживания и жить обычной жизнью, как и все в Белой Земле.
Но это было не так. И в душе Джей зияла чёрная пустота, которой она боялась и всячески пыталась избегать. Оставаясь одна и в полной тишине, она сталкивалась с этой пустотой, которую заполнить мог лишь злой внутренний голос. И он не был ей другом.
Раньше у Джей хотя бы была упрямая вера в лес и свободу. Пусть она и мешала ей жить. Но она потеряла ту маленькую весёлую Джей, которая отчаянно мечтала и верила, – и получила пустоту.
Она вздохнула и потопала к лестнице: Джей всегда начинала уборку с третьего этажа.
Но не успела она до него добраться, как из мастерской отца послышался истеричный голос Лины. Она кричала на отца (она кричала на отца), и в её голосе были такие интонации, что Джей вздрогнула и отошла к лестнице.
Лина плакала. И, плача, кричала на отца из последних сил, срывая голос. В крике этом было столько отчаяния… Оно сливалось с воздухом, перетекало на лестницу из закрытой двери и наконец доходило до Джей – отчего та, казалось, чуть было не прослезилась тоже.
Никогда Лина так не кричала.
Она была капризной и взбалмошной с кем угодно – с сестрой, с бабушкой, с парнями и соседскими детьми, – но не с отцом. Отец был «неприкасаемой территорией», на которой прекращались все споры. Особенно после того, как мама… сошла с ума. Он был единственной ниточкой, которая связывала сестёр со старым образом семьи, и только от него ещё исходили доброта и тепло.
И вот Лина отчаянно на него кричала.
Джей должна была промолчать и уйти – но она остановилась, переводя дыхание, и тихонько подошла к двери мастерской.
– Ты ломаешь мне жизнь. Ломаешь меня! – Джей никогда не слышала от неё таких откровений. – Ты не можешь быть таким жестоким! Я хочу с ним быть, может, я вообще люблю его!
– Я не жесток, Лина. Я просто… Я просто справедлив. Сама видишь, на мне всё дело, и если это всё закончится на вас с Джей, то…
– То что? Мы всего лишь будем счастливо жить свою жизнь! Свою, не твою!
– Наше целительство – это нечто большее, чем твоё счастье, Лина. Гораздо большее. И ты сама это прекрасно знаешь. Тебе нужен парень, который сможет заниматься целительством вместе с нами. А не кто попало, – отец говорил медленно и чётко. Слушая его слова, Джей невольно сжималась. А ведь она даже не находилась с ним в одной комнате.
– Ты даже не даёшь мне выбора! Ты постоянно пытаешься меня контролировать!
– Его не может быть, Лина. Или что прикажешь мне делать? Оставить всё хозяйство на Джей? – Она слышала, практически видела, как отец усмехнулся. – Если я позволю тебе сделать это, всё совершенно точно пропадёт. Умрёт. И все наши усилия окажутся напрасными.
Лина помолчала, и Джей слышала её короткие всхлипы. Шаги. Скрип стула. Длинный тяжёлый вздох.
– Ты всегда говорил мне, что у меня большой талант. Что я смогу многое… Но что я могу сделать, если ты меня запрёшь здесь на всю жизнь?
Вот как!
Джей чуть не запищала от радости и одновременно горечи за сестру. У Лины те же самые проблемы – и это осознание было на удивление… приятным.
Она зажала рот руками и попыталась заставить себя отойти. Но вместо этого лишь сильнее прижималась к стене, тяжело дыша, воссоздавая перед глазами эту картину: отец, сидящий на стуле и грозно глядящий на Лину, и сестра, испуганная и заплаканная, но твёрдо стоящая перед ним.
– Не только в ней. Ты знаешь, какие у нас с твоей матерью практики. И совсем скоро мы сможем работать не только в деревне, но и… там.
– Там, там… – Лина вздохнула. – Это всё равно не то. Я уже достаточно взрослая, я хочу хотя бы иметь право выбирать себе парней.
– Ты можешь. Но только тех, что смогут вместе с тобой продолжать наше дело.
Голова шла кругом. Джей выдохнула, насильно заперев внутри себя всю боль и все вопросы, и решила поговорить с Линой. Потом. Наедине.
И пусть она только попробует ей не ответить!
Джей давно уже успокоилась, перестала сбегать и заглядываться на лес и уже год как исправно помогала семье со всеми делами. Её не отчитывали и не ругали. Она наладила отношения со всеми.
Пора бы сделать так, чтобы от неё перестали прятаться.
И тут сестра вылетела из мастерской – Джей заметила развевающиеся на ветру волосы быстрее, чем её саму, – и пробежала через весь коридор к своей комнате.
Стук двери. Приглушённые рыдания.
Джей сосредоточилась на пыльной деревянной лестнице. Протереть её ярко-зелёной тряпкой, вот так, этот цвет вызвал в её сознании цепь образов и запахов – от хвойного аромата, резко бьющего в нос, и до шевелящихся на ветру тёмно-зелёных крон деревьев, и глика, и ярко-красных глаз…
– Джей?
Отец схватил её за плечо.
Джей вздрогнула и… И так сильно не хотела поворачиваться! Она замерла, сжав каждую мышцу в своём теле.
– Мы с твоей сестрой немного повздорили, – начал он, сжимая её плечо всё сильнее. Джей чувствовала его дыхание своей спиной, и кожа от этого покрывалась мурашками. – Пожалуйста, если она захочет тебе что-то сказать… или пожаловаться на меня… – плечо болело от его сильной руки, а пальцы казались цепкими щупальцами, – не верь. Я хочу и всегда хотел нашей семье только самого лучшего. Всё, что я делаю, я делаю ради процветания нашей семьи. Чтобы мы вчетвером жили хорошо, помогали людям и становились всё сильнее. Ты же понимаешь?
Он, как и всегда, говорил мягким успокаивающим тоном – но Джей боялась не то что ответить, а даже вздохнуть.
– Ты понимаешь? – Отец сдавил её плечо в последний раз.
И отпустил её.
Дыхание его стало ровным, и, кажется, он даже усмехнулся.
Джей, сжав кулаки, тихонько повернулась к нему и увидела добрый, мягкий взгляд отца и протянутые к ней руки. Всё, что было прежде, показалось ей злым наваждением.
Она коротко кивнула.
Отец улыбнулся ей, прижал к себе ненадолго – резануло лавандовым запахом – и отпустил, уходя в свою мастерскую.
Джей подавила в себе приступ побежать к Лине прямо сейчас и, оглядываясь по сторонам, медленно зашагала к ней в комнату.
– Лина, мне жаль, – заговорила она, едва приоткрыв дверь.
Сестры не было видно, но Джей чувствовала её аромат, видела обрывки листков и ряды книг, слышала всхлипы и тяжёлое дыхание.
Она провожала взглядом ловца