Возле Песчаной бухты был Бакланий утес, где почти весь день сидели пять бакланов, переваривая лежащую в зобах заглотанную ночью рыбу. Возвращаясь с охоты, каждый баклан, плавно махая черными крыльями, пролетал мимо утеса, затем ярдах в пятидесяти разворачивался, летел с наветренной стороны обратно и неуклюже опускался на камень среди своих собратьев. У многих торчал из клюва рыбий хвост; они растопыривали крылья и двигали плечами, чтобы протолкнуть рыбу дальше. Даже самая высокая волна не могла достать вершины Бакланьего утеса.
В полумиле от Кошельного мыса, на который так стремительно накатывается прилив, протянулась подводная каменная гряда — Кошельный барьер. Течение привело сюда стадо тюленей, идущих следом за лососем домой, на остров Ланди. С ними была приплывшая с севера чужая самка. Несколько дней тюлени охотились за рыбой возле Котельного Барьера и играли с радостно ревущим Джаррком в любимую игру: гонялись за самой маленькой самкой, которая была не черного и не буро-коричневого, как все они, а редкого серебристо-белого цвета. Они заплывали за скалы, разыскивая ее, и иногда оставались под водой чуть ли не четверть часа. Как-то раз, когда Тарка подстерегал окуней на глубине свыше двадцати футов, он столкнулся нос к носу с Джаррком и от страха и неожиданности пустил большой пузырь. Тарка повернул и устремился наверх, к свету, а Джаррк кружил вокруг него по спирали. Джаррк никогда не сердился, потому что у него не было врагов, которые могли бы его напугать, и когда Тарка зашипел и «загирркал», похожие на ятаган усы на широкой морде тюленя дрогнули, верхняя губа поднялась, обнажив желтые зубы. «Ваф-ваф!» — весело пролаял Джаррк. «Ик-янг!» — пискнул Тарка. Тюлень фыркнул; затем его блестящая спина изогнулась, и он перевернулся в воде, как бочка.
Когда тюлени покинули Кошельный барьер и отправились в семнадцатимильное плаванье к родному острову, одна тюлениха осталась с Джаррком. Это была чужая серая самка, и часто, когда остальные тюлени резвились в воде, она обследовала дальний темный конец пещеры за Длинным утесом на песчаной отмели с разбросанными по ней валунами. Серомордая осматривала отмель с той же целью, и нередко обе самки проплывали одна мимо другой. Однажды тюлениха заплыла с приливом в пещеру и не возвратилась. Она пряталась там три дня, а затем зашлепала ластами по песку и плюхнулась в воду, очень голодная.
Серомордая уже не раз побывала в пещере во время прилива и отлива, и в то утро, когда серая тюлениха вернулась в море, она обогнула Длинный утес и вылезла среди пены прибоя на усеянные «блюдечками» скалы Котельной бухты. В трехстах футах над ней, сидя на краю песчаной кручи, ворон Кронк следил, как она шныряет среди валунов. Под ним, мимо своих «насестов» на крутизне сновали, переплетая воздушные пути, чайки. Серомордая достигла подошвы обрыва и вскарабкалась вверх по каменистой осыпи, которая образовалась во время осенних ливней. Осыпь начиналась у Тропы Добытчиков, вытоптанной в течение столетий осторожными ногами людей, которые спускались сюда после шторма, чтобы подобрать то, что море выбрасывало на камни Кошельной бухты. Дорожка была не шире овечьих троп на мысу. Серомордая пробежала по ней и, повернув у покрытого лишайником валуна, скрылась с глаз Кронка. В прошлую ночь она уже была здесь несколько раз.
Не прошло и минуты, как ворон неторопливо прыгнул с кручи и, раскрыв крылья, поднялся вместе с ветром; повернув, он поплыл обратно над тем же местом, где только что сидел, над силками-петлями у кроличьих троп в траве, к стене из плоских камней ярдах в ста от обрыва. Кронк следил за одной из петель, затянувшейся на шее кролика рано утром; два часа кряду кролик, хрипя и задыхаясь, рвался на волю, но наконец издох. Он уже остыл, в его длинной шерсти суетились блохи. Кронку хотелось полакомиться, но он боялся приближаться к кролику, пока не узнает наверняка, что охотник, поставивший накануне ловушку, не приготовил рядом силок и для него. Ворону хорошо были известны повадки охотников и стальные капканы, и силки из медной проволоки. Не останавливаясь, не выдавая себя ни единым движением крыла или хвоста на случай, если за ним следит охотник, Кронк несколько раз пролетел над пойманным кроликом. Он был осторожен в своих действиях, многое узнав о людях за сто с лишним лет.
Ворон ждал, чтобы кролика заметил Мьюлибой — канюк, что парил сейчас на распластанных крыльях. Когда Мьюлибой распорет ему брюхо одним ударом крючковатого клюва, ворон закричит «крак-крак!», призывая подругу, и они прогонят канюка, если тот не попадет в силок. А если петля его затянет, оба — и кролик, и птица — достанутся без труда на обед ему, Кронку. Так рассуждал старый ворон.
Серомордая дошла до конца Тропы Добытчиков, взобралась по пружинящим под ногами куртинкам кермека, усеянного перьями чаек, пустыми ракушками и рыбьими костями, и двинулась по другой тропинке к вершине обрыва. Время от времени она останавливалась, глядела по сторонам, нюхала воздух. Подобрала перышко, пробежала с ним несколько ярдов и бросила. Она металась среди кустиков, заглядывала в кроличьи норки, вытаскивала оттуда сухие стебли, занесенные ветром. Кронк следил, как она бежит, быстро перебирая ногами и низко прижимаясь к земле, вдоль узких, извилистых, протоптанных кроликами ходов. Вот она остановилась возле попавшего в петлю кролика, укусила его за шею, дернула к себе. «Крр-крр!» — сказал Кронк.
Ворон слетел со стены, покрытой накипным лишайником, растворяющим камни своей кислотой, и, описывая над Серомордой круги, громко и резко каркнул, чтобы созвать чаек. Спикировал над выдрихой, хрипло каркнул еще раз. Скоро над Серомордой пронзительно «хохотали» не менее полусотни серебристых чаек. Напуганная шумом выдра побежала обратно тем же путем, которым пришла сюда; чайки последовали за ней, а кролик достался Кронку. Чайки увидели ворона, вернулись и снова принялись «хохотать», но не осмеливались подлетать слишком близко. А Кронк невозмутимо клевал и рвал мясо, зная, что чайки подадут сигнал тревоги, если из-за северного или южного угла стены, закрывавшей подход, появится человек.
Серомордая на Кошельном мысе.
С пучком коричневого сухого кермека в пасти Серомордая скользила вниз по осыпи у конца Тропы Добытчиков, когда крики чаек громче зазвучали над кручей. «Куок-куок-куок!» — сердито бранились несколько сотен голосов. Чайки кружили над выдрой. Она услышала свист крыльев и, взглянув наверх, увидела клюв и глаза ворона; ворон стремительно приближался, глаза и клюв становились все больше. Кронк уже девять раз опускался на землю и теперь, поднявшись в воздух в десятый раз, подлетал к краю обрыва в то самое время, как в трехстах ярдах оттуда вышедший из-за северного угла стены человек сделал свой десятый шаг. На середине отвеса Кронк раскрыл крылья и понесся, не шевельнув и пером, вокруг мыса.