— На тебя? И что он хочет взамен?
— Он хочет, чтобы я стучал. Передавал всю информацию, которая ему понадобится.
Я злобно выдыхаю.
— Он когда-нибудь успокоится? Что за человек! Он же его родной сын, как можно так поступать…
— Ничего нового для Адама. Добро пожаловать в нашу веселую семейку, — Павел коротко смеется. — Я не родственник им, но повидал достаточно. Я давно с их семьей, всегда был рядом.
— Я слышала, что ты работал в клинике, в которой проходила реабилитацию мама Влада.
— А ты быстро вникаешь в ситуацию. Похвально.
Мне не нравится его интонация. Впервые проскальзывает что-то угрожающее, как острый кошачий коготок, который царапает кожу, но тут же прячется в мягкую подушечку.
— Я не врач, — Павел заполняет повисшую паузу. — Вернее, да, по первому образованию я невролог. Но я не доучился и ушел в бизнес, я был управленцем в той клинике. Я там и недели не проработал после смерти мамы Влада. Не смог больше находиться в ее стенах.
— Она погибла там? В клинике?
— Покончила с собой, — Павел откашливается и добавляет через себя. — Да, в клинике.
Разговор с Павлом оставляет странное ощущение. Моя интуиция просыпается и начинает бастовать, ничего путного не подсказывает, но и махнуть рукой на его фразы не дает. Я кидаю телефон Влада обратно в карман и измеряю комнату беспокойными шагами туда-сюда.
Складываю обрывки информации.
Помощница сказала, что Владу было лет двадцать, когда умерла его мама. А Паша выглядит, как ровесник Влада, может на пару лет старше. Ему лет сорок сейчас, а тогда значит тоже было двадцать. Как он мог управлять клиникой в столь юном возрасте? Он тоже из крутой семьи и его поставили по блату?
Звучит логично.
Но мне все равно не нравится. Надо будет спросить у Влада, когда появится возможность. Павел же его лучший друг, мне стоит понимать, что он за человек.
Я обхожу квартиру по кругу. Останавливаюсь у семейных фоторамок, которых не так уж и много. Но здесь есть та самая фотография Влада с мамой, которую я видела в интернете. Адама нет нигде. Да и снимков Влада мало, здесь больше изображений разных мест. Красивый дом, напоминающий фамильное гнездо большой семьи, парк аттракционов с киоском сахарной ваты, тропинки в уютном парке, гараж болидов для картинга. Мне кажется, что это места, в которых вырос Влад.
И я не могу отделаться от ощущения недосказанности. Словно я собрала только первые кусочки информации — самые легкие пазлы — а для полной картины еще придется потрудиться. Судьба Влада пропитана таинственностью, которая, как туман за окном, стелится вокруг его прошлого. Я брожу в его густой дымке и жду, когда погода, наконец, переменится на ясную и солнечную.
Влад просыпается через час. Он входит в гостиную в черном джемпере и темно-синих джинсах. И он выглядит лучше, отдых пошел ему на пользу, даже пары часов хватило.
— Небо не обрушилось, — подшучивает он, вспоминая мою присказку.
Я улыбаюсь ему. Приятно знать, что он запоминает мои слова, хотя и выглядит, как непробиваемая скала.
— Да, — я киваю. — И звонков было немного. Только Павел сказал, что у него срочное дело.
— Ты ответила ему?
— Ты сказал, что я МОГУ игнорировать все звонки кроме Стенса, а не обязана.
Влад щурит глаза, на что я пожимаю плечами.
— Он удивился, когда услышал меня, — я возвращаю телефон Владу. — Он звонил насчет Адама, там что-то случилось.
Бестужев хмурится и ненадолго погружается в переписку. Он постепенно выдыхает и я вместе с ним. Значит всё не так страшно, тем более он не торопится перезванивать Павлу.
— Вы давно с ним знакомы? — я продолжаю, когда Бестужев поднимает на меня глаза. — С Пашей?
— Еще со школьных времен. У Паши рано погиб отец и он учился за счет фонда Адама, — Влад замечает мою реакцию и коротко улыбается. — Мой отец не злодей из американских комиксов, на его счету не только ужасные поступки. Он выделял внушительные суммы на благотворительность. Не уверен, что он не отмывал таким образом деньги, но его фонды помогали людям.
— То есть Паша многим обязан твоему отцу?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Бестужев зависает на секунду, а потом меняется в лице. Он делает шаг ко мне, разрывая на мелкие кусочки воспитанную дистанцию, и проводит пальцами по моей щеке.
— Ты начинаешь подозревать всех вокруг, — он легонько выдыхает, не давая мне вставить слово. — Это нормально, даже закономерно для моего окружения. Это защитная реакция.
— Так да или нет?
— А ты упрямая.
— Кто бы говорил, Влад.
— Давай лучше куда-нибудь съездим? Нам обоим нужно развеяться.
— Ты не умеешь изящно переводить тему.
— Да, — он с легкостью соглашается. — Ты не выдержишь долго в таком темпе. А я меньше всего хочу, чтобы ты сломалась.
Звучит как признание.
Первое и витиеватое.
Но западающее прямо в душу.
— И я не хочу, чтобы ты становилась другой. Подозрительной и холодной.
Ведь он стал таким. Эта фраза стоит между нами. Влад не хочет, чтобы я пошла его дорогой. Он прекрасно понимает, что его мир калечит и заставляет стремительно меняться.
— Наивной дурочки из меня не выйдет, — я ловлю его ладонь, которая до сих пор согревает кожу на моей щеке. — Я привыкла смотреть на реальность трезво.
Я отвожу его ладонь в сторону, но следом становлюсь на носочки, чтобы наши лица оказались максимально близко.
— И я хочу видеть тебя настоящего. Четко и без прикрас. Мне не страшно, Влад. Я, может быть, сумасшедшая, но мне даже не страшно признаться, что ты уже не безразличен мне. Я беспокоюсь за тебя.
— Я справлюсь.
— Я знаю, ты внушаешь уверенность, — я смотрю ему в глаза, в которых меньше холода, чем обычно. — Я согласна куда-нибудь съездить, чтобы развеяться. Только место буду выбирать я.
— Хорошо. Куда ты хочешь?
— В этот дом, — я указываю на фамильный особняк на снимке. — Я хочу посмотреть его.
Глава 21
Влад впервые садится за руль сам. Он выбирает спортивный седан, который всем видом показывает, что может разгоняться до сумасшедших скоростей.
— Ты же спокойный водитель? — спрашиваю с улыбкой, когда Бестужев открывает передо мной дверцу. — Я вспомнила, что на стене висели фотографии с гоночных заездов.
— Картинг. Я немного занимался в детстве, почти все пацаны из богатых семей проходят через него. Нам легче пробиться, гонки требуют огромных денежных вливаний от родителей. Но я был слишком вспыльчивым, вылетал с трассы, мог подраться в раздевалке, заработать дисквалификацию на пустом месте.
Влад усмехается.
— Мама забрала меня. Она слишком беспокоилась из-за каждого пустяка. Это еще было время, когда она понимала, что происходит вокруг.
— Она еще ничего не принимала?
— Только если антидепрессанты.
— В любом случае, она правильно сделала, что забрала тебя из этого ужасного спорта.
— Тоже боишься скорости?
— Конечно! — я киваю. — Разве я не говорила, что являюсь еще той трусихой?
— Ты наговариваешь на себя, — он кладет ладонь на мой локоть и помогает забраться в салон. — Ты не растерялась, когда к нам приехал Адам.
К нам.
Его слова западают в душу, и самое главное то, с какой легкостью Влад произносит их. Словно “мы” и правда уже существуем. Не на бумаге, а на самом деле.
Он обходит машину и устраивается в водительском кресле. Я замечаю в зеркале заднего вида, что машина сопровождения тоже выезжает с парковки. Хотя черт с ней! Пора уже привыкнуть, что любой выезд в город происходит с охраной. Так уж тут заведено.
— Расскажи о доме, пока мы едем.
Я украдкой смотрю на Бестужева. Мне до сих пор не верится, что он согласился отвезти меня в дом с фотоснимка. Он не стал спорить. Прочитал по моим глазам, что я серьезно, потянулся за кожаной курткой и сказал, что дорога займёт часа полтора.
— Обычный загородный дом, — Влад говорит ровным спокойным голосом, только вот его ладони на мгновение напрягаются, он сильнее сжимает кожаную обивку руля и делает глубокий выдох. — Там давно никто не живет, Адам никогда его не любил, а я приезжаю где-то раз в год.