Читать интересную книгу «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Феликс Кузнецов

Центральную, итоговую главу об И. Д. Филиппове Венков озаглавил так: «“Вестник казачества”. Нашел?» Все последующее повествование в его книге строится так, что вопросительный знак в этой сентенции постепенно заменяется на восклицательный: «Эврика!» «Нашел!» Нашел коллежского регистратора, делопроизводителя канцелярии окружного атамана Донецкого округа, на досуге, возможно, баловавшегося литературой; к тому же он был на 20 лет старше Шолохова.

Ничего другого о новоявленном авторе «Тихого Дона» Венкову не известно. Ситуация комическая!

Данное «открытие» Венкова породило серию остальных его «открытий». Поскольку Филиппов жил не на Дону, а на Донце и вдобавок был на два десятка лет старше Шолохова, возникла необходимость, ради того, чтобы «подтянуть» «Тихий Дон» к его виртуальной фигуре, передвинуть этот роман во времени и в пространстве, что и попытался безуспешно сделать Венков.

Руководит «антишолоховедами» в этих ухищрениях одно: предубеждение против Шолохова.

МЕТОДОЛОГИЯ АБСУРДА

«Антишолоховедение» окончательно и бесповоротно зашло в тупик. Ложность исходных позиций, отсутствие доказательств при беззастенчивой предвзятости подходов ведут его к самоуничтожению, превращают в фарс. Его последние опусы требуют не столько научного спора, сколько фельетонного осмеяния.

Можно ли всерьез спорить с «антишолоховедами», когда в качестве новейшего аргумента в поддержку своей позиции они опираются на книгу Л. Гендлина «Исповедь любовницы Сталина», о которой опубликован уже не один фельетон? Так, в «Независимой газете» 2 октября 1992 г. была напечатана статья «Фальсификация», в которой эта книга характеризуется как откровенная бульварная фальшивка от начала до конца, выдуманная безответственным автором. В этой книге оклеветана прославленная солистка Большого театра Вера Александровна Давыдова, представленная — на основе фальсифицированных Гендлиным — а на самом деле несуществующих ее «воспоминаний» — любовницей Сталина, а также Кирова, Ягоды, Ежова, Буденного и многих других158.

И вот на такой скандальный и мутный «источник» пытается опереться «антишолоховедение» как на самый убедительный аргумент, подтверждающий, будто «Тихий Дон» написал не Шолохов, а Крюков. Таким аргументом представляется новейшему антишолоховеду В. Самарину выдуманный Гендлиным рассказ В. А. Давыдовой о том, как автора «Тихого Дона» искал писатель Пильняк (он приводит этот рассказ в своей публикации «Страсти по “Тихому Дону”» в газете «Орловский вестник»):

«...В станице Новокорсунской писателю указали дом, где квартировала отправившаяся на поиски могилы сына мать Ф. Д. Крюкова», — повествует Л. Гендлин. — От нее Пильняк узнал, что Шолохов был каким-то образом знаком с Федором Дмитриевичем и даже посвящен в его творческие планы. Во всяком случае, после панихиды по Крюкову, отслуженной бесплатно священником станицы Глазуновской, Шолохов неожиданно заявился к матери Федора Дмитриевича. «Не торопясь, степенно, по-стариковски отхлебывая из блюдечка чай, сахарок грыз вприкуску, с аппетитом уплетал баранки с медом, единственное угощение, которое было. Поинтересовался здоровьем хозяйки, посетовал, но слез не пролил, что умер его “товарищ и лучший друг”.

Последнее было чистой воды хлестаковщиной. Но для убитой горем матери — соломинкой, за которую можно было ухватиться и как-то утешиться. Не удивительно, что она задала Шолохову наиболее волнующий ее вопрос: “Михаил Александрович, куда, по-вашему, могли деться тетради сына?” “Лицо Шолохова, — рассказывал Пильняк, — уши, руки покрылись круглыми красными пятнами. — Откуда мне знать? Возможно, сумку вместе с Федей закопали в братскую могилу? А может, кто и подобрал...”

Шолохов стушевался и ушел, не простившись, — поскольку впервые услышал обвинение из рук прозорливой женщины (мать Крюкова за умение видеть насквозь людей считали колдуньей): “Где находится могила сына? Скажи, куда ты дел тетради Федора Крюкова?”»

Рассказ Пильняка о матери Крюкова завершился тем, что 15 января 1928 года соседи принесли ей свежую, но порядочно истрепанную книжку «Октября». «Не поверила своим глазам, думала, что такое может во сне только присниться. Под своей фамилией Шолохов начал печатать книгу моего сына, которую назвал “Тихий Дон”. Он почти ничего не изменил, даже некоторые имена действующих лиц оставил прежними»159.

Текст Л. Гендлина как раз и является «чистой воды хлестаковщиной», от начала до конца выдумкой безответственного неграмотного журналиста.

Неграмотность Гендлина бьет в глаза. Отправив мать Крюкова на поиски могилы сына в станицу Новокорсунскую, он даже не поинтересовался — а была ли она к этому времени жива? Между тем — как свидетельствует биограф Крюкова М. Астапенко, после смерти писателя в живых оставались только его приемный сын Петр, который находился в эмиграции и погиб, участвуя во французском движении Сопротивления, и сестра Мария Дмитриевна, умершая в 1935 году160.

Столь же нелепы и слова Гендлина о том, будто после смерти Крюкова и панихиды в 1920 году Шолохов, которому было в эту пору 15 лет, пил чай с сахаром и баранками с матерью Крюкова и «сетовал», что умер его «товарищ и лучший друг».

Обращение «антишолоховедов» к аргументации подобного уровня свидетельствует о том, что «антишолоховедение» находится в глубочайшем кризисе. В поисках выхода оно готово отказаться от научных методов исследования и направить свои стопы по пути откровенно бульварной литературы, — в форме приведенной выше бытовой пошлятины или пошлости, замаскированной под эзотерику. Примером такой «эзотерической» пошлости может служить книга А. Кораблева «Темные воды “Тихого Дона”. Маленькая эпопея. Тексты. Документы. Истолкования. Эзотерическая информация» (Донецк, 1998)161.

«В новой книге А. Кораблева, продолжающей практику применения нетрадиционных методов исследования, рассматривается проблема авторства романа “Тихий Дон”», — читаем в аннотации к этой книге, написанной «при участии биопсихоаналитика Л. Ф. Лихачевой». Опираясь на «эзотерику», или — как стыдливо сказано в аннотации — на «нетрадиционные методы исследования», Кораблев при участии «биопсихоаналитика Л. Ф. Лихачевой» немедленно и без проблем смог получить ответ на вопрос, кто написал «Тихий Дон». А. Кораблеву и Л. Ф. (так именует автор свою эзотерическую помощницу) помогает проволочная «рамка», которая в руках донецкой «пифии» делает чудеса: «Я смотрю и вижу: Л. Ф. называет имя — и рамка в ее руке резко поворачивается»162.

Большинство участников спора об авторстве «Тихого Дона» имеет отношение к донской земле, — начиная от Солженицына, который вырос в Ростове-на-Дону, кончая Венковым и донецкой «пифией» Л. Ф. Даже Зеев Бар-Селла объяснил при встрече Кораблеву, что «его прадед, оказывается, был донской казак.

— Мой тоже казак, — сказал я. — Яицкий.

— Это большая разница, — сказал Зеев авторитетно...»163.

Однако даже принадлежность тель-авивского журналиста к Всеказачьему Войску Донскому не помогла. В ответ на вопрос, был ли автором «Тихого Дона» его протеже — Севский (Краснушкин), «рамка» равнодушно отвернулась, а «пифия» выдала неутешительную справку:

«— Расстрелян 3 января 1920 года.

— Вот он, получается, автор «Тихого Дона”...

— Нет»164.

Столь же категоричен был ответ по Шолохову и Крюкову.

«— Кто, — спрашиваю, — написал “Тихий Дон”? Шолохов?

Ответ донецкой пифии последовал незамедлительно:

— Нет. <...>

— Тогда кто же?

Л. Ф. берет карандаш, он быстро перемещается по бумаге, оставляя какие-то знаки...

И вдруг неожиданный, ошеломивший меня ответ:

— Его написала женщина»165.

Пообщавшись с духами, и не просто с духами, а с высшим из них, «иерархом 6-го плана», «пифия» выдала Кораблеву исчерпывающую информацию об этой женщине. Как выяснилось, имя ее — Александра Дмитриевна Попова, по мужу — Громославская.

Она — дочь Дмитрия Евграфовича Попова, владельца имения Ясеновка, откуда родом мать М. А. Шолохова, Анастасия Даниловна Черникова, по корням — крепостная черниговская крестьянка, находившаяся, как известно, в услужении в барском доме Поповых.

«Дмитрий Евграфович Попов, — повествует Кораблев, — происходил из богатого и достойного дворянского рода. Его дед, войсковой старшина Иван Алексеевич Попов, казак и помещик, был, говорят, хорошо известен во всей Области Войска Донского. В начале XIX века он привез на Дон несколько крестьянских семей из Черниговской и Полтавской губерний и основал имение Ясеновка»166. Все это, благодаря усилиям местных краеведов, на Дону достаточно широко известно.

Но вот что краеведению не было известно, — хотя «пифия», естественно, знала, — так это то, что была у Дмитрия Евграфовича Попова, оказывается, внебрачная дочь, непонятно каким образом сумевшая заполучить его фамилию и отчество. А кто была ее мать? Теткой Шолохова! «Старшая сестра ее матери — бабушка Шолохова»!167