Читать интересную книгу «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Феликс Кузнецов

Совершенно очевидно, что это — абсолютно проходные, придуманные автором персонажи без имен и отчеств, без какой бы то ни было биографии. Именно как вымышленные, а не подлинные исторические персонажи они значатся и в «Алфавитном указателе персонажей романа “Тихий Дон”»123.

Не утруждая себя доказательствами, Венков причисляет их к «реальным историческим лицам», приписывает каждому из них имя и отчество («подъесаул Афанасий Васильевич Дударев», «войсковой старшина Владимир Васильевич Попов»), после чего на основании архивных изысканий устанавливает, что один из них был вёшенским атаманом в 1901—1903 гг., а другой заведовал Сетраковским лагерем в 1900—1904 гг. На этом основании делается вывод, будто действие романа начинается не в 1911—1912 гг., а в 1901—1903 гг.

Но разве Шолохов не имел права дать придуманные имена проходным фигурам — станичному атаману или начальнику лагерных сборов, не обращаясь к архивам двадцатилетней давности? Как можно требовать от писателя, создающего художественное произведение, подобного — доведенного до абсурда — буквалистского соответствия каждого — даже эпизодического персонажа — тому или другому реальному историческому лицу?

Еще один аргумент, выдвигаемый Венковым против Шолохова, — изменение военной формы русской армии, которое произошло в 1907 году. Казаки в романе едут на лагерные сборы «в белых, просмоленных пылью рубахах» (2, 236). Но, как пишет историк, — в 1907 году форма в русской армии была изменена, и «белые гимнастерки солдат исчезают из русского военного костюма»124.

Но надо внимательно читать текст романа!

После слов о «белых, просмоленных пылью рубахах» следует: «...Казаки в серых рубахах быстро перебегают от своих бричек...» (2, 267). Казаки одеты в серые рубахи, «парусиновые», как уточняется в другом месте романа.

Естественно, что, пропитанные потом и пылью, выбеленные солнцем, они зрительно воспринимаются художником как белые.

Еще мнимая неточность, которую Венков усмотрел в «Тихом Доне»: «Мимо сотни промчался эскадрон нарядных драгун» (1, 266). Откуда «нарядные», если в 1907 году, пишет А. Венков, «и для драгун, и для казаков, и для всей русской армии было введено единое походное летнее обмундирование»? Однако, как замечает сам же Венков, у кавалерии, то есть драгун, оставались серо-синие рейтузы с цветными выпушками125. Почему же Шолохов не мог назвать драгун «нарядными»?

Дают ли эти канцелярские придирки достаточное основание переносить действие романа «Тихий Дон» из 1912-го в 1901-й год? Вопрос риторический.

Рассмотрим еще один аргумент А. Венкова в пользу подобного переноса начала действия романа.

В эпизоде призыва казаков на военную службу упоминается «военный пристав»: «— В гвардию? — спросил окружной военный пристав, наклоняясь черной прилизанной головой к соседу за столом» (1, 230). Между тем, пишет Венков, «должности военных приставов были отменены в 1905 году»126. Действительно, судя по «Памятной книге войска Донского», в 1911—1912 годах в призыве казаков в армию принимал участие не окружной военный пристав, а окружной воинский начальник, входивший в Окружное по воинской повинности присутствие. Однако в силу консервативности обыденного сознания в народе, в языке, по всей вероятности, еще долго бытовало и старое название — пристав.

С помощью подобных аргументов Венков пытается отодвинуть начало романа «Тихий Дон» к началу века, используя для этого абсолютно виртуальную аргументацию. При этом он не осознает, что таким образом разрушается сюжет и композиция, все действие романа, поскольку все действующие лица становятся старше на десять лет.

Второе «открытие» Венкова: «автор приступил к написанию романа в 1910 году», Шолохов же переписал роман, его испортив, вписывая ради маскировки в текст вставки, привязывающие действие романа к 1912 году.

Доказательств никаких, кроме приведенного выше ничем не обоснованного утверждения, будто действие в романе начинается не в 1912, а в 1901 году.

Ведь не считать же серьезным доказательством приведенное Венковым сопоставление Макаровыми «природного календаря ч. 1 и 2 романа» с тем календарем, каким он предстает в романе, — как выясняется, эти два календаря — «природный» и «романный» — не во всем и не всегда совпадают. «Можно запомнить события, — пишет в связи с этим А. Венков, — но, видимо, очень трудно запомнить, молодой или ущербный месяц был в начале мая десять лет назад... Не легче ли предположить, что, описывая природу, автор действительно писал “то, что видел”? В таком случае роман был начат до первой мировой войны и скорее всего — в 1910 году»127.

Ничего себе аргументация! Не легче ли предположить, что, рисуя картины природы, автор меньше всего заботился об их буквальном соответствии с данными метеорологов за тот или иной год, а думал о решении иных — художественных — задач?

На основе подобных ни на чем не основанных «предположений» «Тихий Дон» отнимается у Шолохова и передается неизвестному (пока!) лицу, якобы начавшему его писать в 1910 году.

Но если роман, его первые две части, писался в 1910 году, — как быть с изображенными в нем ходом и сюжетами Первой мировой войны? Ответ имеется: «Да та ли это война?..» — восклицает Венков. Обратившись все к тому же упомянутому в романе «военному приставу» — должности, упраздненной в 1907 году, — Венков пишет: «Что же это за мобилизация, в таком случае? Последней мобилизацией, на которой мог присутствовать военный пристав, была мобилизация на русско-японскую войну...».

Ничего себе! По Венкову, в «Тихом Доне» описывается не столько русско-германская, сколько русско-японская война. «Война, вроде, и та, с немцами и австрийцами, но вчитываешься внимательнее, и проступают явно “чужеродные” сцены. Смесь какая-то»128.

Обосновывая свою фантасмагорическую идею, Венков пишет: «Пойдем по порядку. Самым ярким эпизодом из довоенной жизни 12-го Донского полка в романе является сцена с групповым изнасилованием казаками польки Франи, это событие центральное в гл. III, ч. 3... Естественно, подобная “групповуха” не могла не обратить на себя внимание в российской армии того периода. Проверим по сборникам приказов». И каков результат этой проверки? Оказывается, в приказах, в связи с групповым изнасилованием, «казаки 12-го Донского полка не фигурируют»129. Что это доказывает? Что факта группового изнасилования польки Франи в действительности не было и он придуман автором? Возможно, и так. Но какое это имеет отношение к русско-японской войне, к дате написания романа, ко времени происходящих в нем событий? Тем более, что Венков, видимо, не знает о существовании в источниках документального подтверждения этого факта, причем относящегося к 1904-му, а не к 1913 году.

Г. Ермолаев в своей работе «Исторические источники “Тихого Дона”» пишет: «Изнасилование горничной Франи <...> относится к реально имевшим место событиям. Есаул Цыганков из 12-го полка зафиксировал их в своих воспоминаниях...»130.

Фантазия Венкова, связанная с переносом начала действия романа с 1912-го на 1901 год, не ограничивается попыткой подменить события германской войны войной русско-японской. Он бесстрашно осуществляет целый ряд других, на первый взгляд непонятных и необъяснимых исторических манипуляций. К примеру, окружного атамана Макеева, который, по всем данным, возглавлял округ в 1912 году, что «не совпадает с намечающейся у нас схемой» переноса действия романа в 1901 год, Венков смело заменяет на одного из «предшественников Макеева — генерала Кушнарева»131, который был окружным атаманом в 1900 году. Хутор Татарский превращает в некий перемещающийся по карте ковчег, без понимания, что фантазия художника могла перенести в эту придуманную художником точку и спрессовать во времени события, происходившие в различных местах Верхнего Дона.

Причем направление «дрейфа» хутора Татарского строго задано конечной целью исследователя: если у Макаровых он дрейфовал в направлении Усть-Медведицкой, то у Венкова все в большей степени от Вёшенской к Донцу.

Схожий «дрейф» совершает и автор исторического исследования, пытаясь любым путем убедить читателя, будто действие романа начинается не в 1912-м, а в 1901 году, и не в районе Вёшенской на Верхнем Дону, но на реке Донец, — именно там в 1910 году, заявляет А. Венков, и был неким автором начат роман «Тихий Дон».

Какие же аргументы он представляет в доказательство этого, уже третьего своего «открытия»? Главный — и единственный — аргумент «торопливого переписчика», не умеющего при переписывании чужого текста даже правильно его прочитать, разобрать буквы и окончания слов. Фантазия Венкова, как и Бар-Селлы, буквально творит географические чудеса. Вспомним: казаки возвращаются из лагерей. «Уже в полночь приехали на хутор Гниловской» (1, 64).

Не нравится этот хутор Венкову. «Что же это за хутор Гниловской, и где он находится? Никто на Верхнем Дону такого хутора не знает, и в справочниках вы его тоже не найдете, — размышляет он. — <...> Видимо, списывая или спечатывая текст с рукописи, кто-то ошибся (кто и при каких обстоятельствах — другой вопрос, и ставить мы его сейчас не будем) и заглавное “Т” (с тремя “ножками”) принял за сочетание “Гн”, а букву “х” в середине слова — за небрежное “л”»132.