В тот же день переводчик вновь прибыл на судно и привез питьевую воду и различные припасы, которых должно было хватить на несколько недель. Переводчик объявил, что император предоставляет все это безвозмездно, ибо долг предписывает помогать ближним и правительству было бы стыдно брать плату с людей, терпящих бедствие. Но теперь, когда капитан снабжен всем необходимым, он должен немедленно выйти в море и сообщить своим соотечественникам, что без крайней необходимости ни один иностранец не должен под страхом смерти приближаться к японским берегам. Переводчик добавил, что очень несправедливо поступают также и те, которые промышляют у данных берегов без разрешения императора.
С переводчиком прибыло много людей, которые быстро погрузили на судно воду и продовольствие. Затем был немедленно поднят якорь, и корабль вышел в море, буксируемый японскими лодками; он провел в заливе менее 12 часов. На прощание капитан хотел сделать переводчику подарок, но последний ужаснулся этому намерению и немедленно покинул судно, сказав, что любая принятая безделица стоила бы ему головы. В Европе нравы далеко не так суровы.
Вскоре после этого с другого китобойного судна, не осведомленного о вышеописанном происшествии и находившегося в 100 милях к югу от Иеддо, была послана на берег шлюпка. Ее команде поручили приобрести свежую провизию в небольшой прибрежной деревушке. Высадившихся на берег матросов тотчас же схватили и посадили в тюрьму, а их лодку спрятали. Корабль долго ждал возвращения шлюпки, пока наконец не был отогнан сильным штормом от берега. С попавшими в плен моряками хорошо обращались, держали в удобной тюрьме и превосходно кормили. Через четырнадцать дней им сообщили приговор, который был, очевидно, вынесен в Иеддо. Он отнюдь не отличался той гуманностью, которая вообще характерна для японцев: моряков посадили в их собственную лодку и, не снабдив никакими припасами, заставили выйти в море, невзирая на непогоду. Сорок восемь часов проплутали моряки в открытом море, а затем им посчастливилось встретить китобойное судно, взявшее их на борт. Эти случаи должны служить предупреждением для всех моряков, которые захотели бы высадиться в Японии.
В последний период нашего пребывания в Калифорнии там началась настоящая зима. Очень часто наблюдались штормы, сопровождавшиеся дождями. А дувший 9 декабря юго-западный ветер мог сравниться по силе с ост-индскими и вест-индскими ураганами. Он срывал крыши с домов, выворачивал с корнем деревья и вообще причинил большие разрушения. Один из наших самых толстых якорных канатов лопнул, и, если бы не выдержал другой, еще более прочный, нас отнесло бы к скалистым берегам пролива, соединяющего залив с открытым морем. В этом проливе стремительное течение боролось со штормовым ветром, вследствие чего здесь образовался необычайно мощный прибой. К счастью, уже через несколько часов шторм начал ослабевать, но и за столь короткое время он успел причинить окружающей местности весьма значительный ущерб. Произошло даже наводнение. Вода с такой быстротой затопила все низменные участки, что наши люди едва успели перенести в безопасное место палатку с астрономическими приборами.
Тщательно сравнив санкт-петербургское и сан-францисское время с учетом разницы долгот, мы установили, что большое наводнение в Санкт-Петербурге, причинившее так много бедствий, произошло не только в тот же день, но и началось в тот же час, что и наводнение в Калифорнии. Западнее, на Сандвичевых островах, в то же самое время свирепствовал не менее сильный шторм. А еще на сотни миль дальше, на Филиппинских островах, буря сопровождалась землетрясением, причем было разрушено множество домов. В Манильской бухте, этой обычно столь надежной гавани, сила ветра была так ужасна, что на находившемся здесь французском корвете, которым командовал капитан Бугенвиль (сын знаменитого мореплавателя), были сломаны все мачты. Об этих происшествиях нам рассказывали сами обитатели Манилы и Сандвичевых островов. Таким образом, данный ураган одновременно охватил значительную часть Северного полушария. Можно поэтому предположить, что причина его возникновения находилась за пределами земной атмосферы.
Наша якорная стоянка в зимнее время при подобных штормах не была достаточно надежной. Поэтому мы на следующий же день воспользовались наступившей хорошей погодой и отошли на несколько миль далее к востоку. Здесь мы бросили якорь в небольшой бухте с живописными берегами, вполне безопасной в любое время года. В этой бухте останавливался также Ванкувер. Испанцы назвали ее Эрба-Буэна — в честь ароматной травы, растущей на здешних берегах.
Поскольку байдары с доктором Эшшольцем все еще не прибыли из колонии Росс, я уже начал опасаться, что с ними произошло несчастье во время бури. Тем большей была моя радость, когда 12 октября пришло двадцать байдар. Они были совершенно невредимы, а наш друг был жив и здоров. Эта небольшая флотилия и в самом деле покинула колонию еще до начала урагана. Но раньше, чем он разразился, путешественникам посчастливилось достигнуть берега у мыса Рейес. Там они спокойно переждали бурю. Им пришлось провести это время на высоком голом утесе, где невозможно было укрыться от непогоды; сильно страдали они и из-за недостатка пищи. Но перенесенные трудности не лишили доктора Эшшольца бодрости, и он готов был тотчас же предпринять со мной путешествие для исследования упомянутых выше рек.
Теперь все было готово к отплытию. С нами вновь должен был отправиться лоцман Марко, а также один солдат из президио, который сам вызвался нас сопровождать. И вот 18 ноября, воспользовавшись благоприятной погодой, мы разместились на шлюпке и баркасе и тронулись в путь в сопровождении флотилии алеутов. Наш отряд был хорошо вооружен и снабжен достаточным запасом продовольствия.
Вначале мы отправились уже известным нам путем к миссии Сан-Габриэль. Наши суда пересекли южную часть залива, прошли среди островов и попали в северную его часть. Здесь мы повернули на восток, оставив миссию Сан-Габриэль значительно левее, на северо-востоке. К полудню мы достигли общего устья обеих рек, удалившись от судна на 30 миль. Это устье достигает полутора миль в ширину. Оба его берега, высокие и крутые, лишь кое-где покрыты лесами. Устье пересекается отмелью глубиной не более 2–3 футов. Однако через ее восточную часть пролегает фарватер, достаточно глубокий для полностью нагруженных судов средней величины. Встречное течение здесь было настолько стремительным, что нашим гребцам пришлось напрячь все свои силы, чтобы пройти это мелкое место.
Мы высадились на левом берегу устья, желая определить его географическое положение. Согласно нашим измерениям, его широта равна 38°2′4″ с., а долгота — 122°4′ з. Закончив эту работу, я взобрался на один из самых высоких прибрежных утесов, сложенных из перемежающихся пластов сланцев и кварца. Передо мной открылся чудесный вид: к югу простирался необозримый залив Сан-Франциско с его многочисленными бухточками и островами, на севере извивалась широкая красивая река, образовавшаяся в результате слияния двух упомянутых выше рек. Местами она течет здесь среди высоких отвесных скал, местами — среди живописных лугов, на которых лишь кое-где разбросаны деревья и пасутся большие стада оленей различных пород. Повсюду, куда ни кинешь взор, видны прелестные пейзажи, оживляемые роскошной растительностью.