Кто стоял за убийцами? Конечно, враги Христа, враги христианства. Именно для них проповедь отца Александра была наиболее страшна. Именно для них его общественное служение, его обращение к массовой аудитории было нестерпимо. Конгломерат темных сил объединился, чтобы пресечь это служение, чтобы преградить путь Богу Живому. Отец Александр был слишком опасен, а победить его в открытом бою было невозможно. Единственным выходом для заговорщиков оставалась «акция».
Это убийство есть конец одной эпохи и начало другой. Оно открывает новую полосу политического террора. Оно знаменует вступление в новое Смутное время.
И оно обличает ужасающее духовное состояние не только мира, но и Церкви. Без экспансии язычества в современное православие это преступление было бы немыслимо. Фактически мы имеем дело с рецидивом язычества как вне, так и внутри церковной ограды. А это означает, что вся страна стала зоной бедствия.
Смерть отца Александра — это духовная катастрофа. Она отозвалась эхом во всех мирах. Она способна отбросить восхождение России к христианству на десятки лет. Гибель того, кто своей духовной мощью ограждал нас от хаоса и распада, разнуздала подземные страсти. Но означает ли это, что расчет сил зла оказался верным, что они могут торжествовать победу?
Нет, замысел негодяев будет сорван, князь тьмы потерпит поражение. Вдохновители убийства замахнулись на то, что им не подвластно, что превышает их разумение. Отец Александр, стяжавший Духа Божия, вошел в Небесную Церковь. Тысячи вокруг него спаслись еще при его жизни, сотни тысяч он привлечет ко Христу самой своей мученической кончиной. Свет, который горел в нем, зажжется в миллионах душ.
Отец Александр прошел тесными вратами и узким путем. Его воля была устремлена ко Христу, а сердце открыто Небу. Его жизнь, отданная Богу и людям, исполнена глубокого смысла. Это жизнь–творчество, жизнь–служение, жизнь–литургия. Неустанный труд души, подвиг жертвенной любви принесли чудесные плоды.
В жизни отца Александра всё символично. Он родился 22 января, в день памяти одного из любимых своих святых — Филиппа, митрополита Московского, убитого за правду, за верность Христу. Хоронили настоятеля новодеревенской церкви 11 сентября, в день Усекновения главы Иоанна Крестителя, Предтечи Христа, великого пророка, тоже убитого за правду, за свидетельство, которое он имел. На 40–й день по смерти отца праздновалась память пяти Московских и Всея России чудотворцев, и среди них опять‑таки был святитель Филипп.
Символично само имя нашего духовного отца: ведь Александр означает «защитник людей», а Мень — это Man, Человек. Таким образом, Александр Мень — Защитник людей, Человек. Здесь, в этимологии, нечаянно проговаривается скрытая истина. Отец Александр принадлежит не только России — он принадлежит всему человечеству. Он был дан России и миру ввиду нашей духовной немощи как защита, опора и упование.
Величайшие в мире события происходят буднично, неприметным образом. Рядом с нами жил Сын человечества, апостол XX века отец Александр Мень. Он жил для нас и погиб ради нас. Быть может, потомки поймут и оценят его глубже, полнее и лучше нас. Но будущее, в котором всё уже совершилось, бросает свет на прошлое и настоящее. Нам тоже кое‑что открыто. И у нас есть одно преимущество: мы видели, слышали, знали его, мы общались с ним, и этого ничто не заменит.
Стоит закрыть глаза, и я слышу его голос, его слова:
— «Христос живет на Земле непрерывно и тайно. Он помогает тем, кто идет по Его пути. Он живет в мире, и в этом основание нашей надежды…
Отдать себя до конца — это и есть евангельский подвиг…
Наш мир и страна спасутся потому, что праведники есть. Они и спасут наш мир и всю нашу Землю от гибели…»
Кровь мучеников скрепляет времена. Распятый Христос победил мир. Обагренный кровью отец Александр вслед за Христом войдет в историю как победитель.
Февраль 1991 г.
10 марта 1991 г.[20]
Вы знаете, по какому случаю мы собрались здесь: полгода прошло. И не прошло, а пробежало, промчалось. Тем более, что это было время бешеной динамики — социальной, политической, да и духовной. Полгода — срок небольшой, но этого достаточно, чтобы осознать тяжесть потери.
Отца Александра убили те же силы, которые убили Христа, — власть и чернь, власть духовная и светская. Я воспринимаю это преступление не только как злодейство, но и как покушение на святыню. Он был слишком хорош для этого мира. Мир не мог вместить такой объем света. Конечно, убить человека нетрудно — его плоть не защищена. И отец не был защищен. Но он был богатырем духа и в этом смысле защищен так, что никакие силы зла не могли справиться с ним. И в этом поражение сил зла: дух не уничтожим.
Отец Александр выполнил свое предназначение, и за него можно быть спокойным. Но он беспокоился о нас, и не зря. Он видел, что вера наша слаба, что дух наш немощен, что нас раздирают мелкие страсти и суетные мысли. Я уже говорил, что надо оставить все счеты друг к другу: нас объединяет гораздо большее, чем разъединяет. Я, например, чувствую сейчас близость со многими, с кем близок не был.
Отец Александр, как евангельский сеятель, бросил нам в душу зерна добра, света и любви. И хотя эта наша почва довольно тощая, но я уверен, что многие семена проросли и дадут свои плоды. Я верю, что не напрасно отец Александр так долго трудился на этой ниве, взращивал каждый росток, удобрял и окучивал эту землю. Как добрый садовник, он заботился о своем саде и, я уверен, заботится о нем и сейчас.
Я бы хотел, чтоб этот вечер был не таким, какие уже были, а другим — интимным, личным. Здесь собрались в большинстве своем прихожане отца, и было бы хорошо, чтоб они поделились с нами своим опытом — как они ощущают связь с отцом Александром, его присутствие. Многие говорили мне, что это присутствие очень явственно, связь, — может быть, сильней, чем прежде.
Я тоже могу сказать об этом. И я хочу рассказать вам о том, как это было со мной.
Весь прошлый год меня стала преследовать мысль: что я буду говорить на похоронах отца Александра? Мысль была дикая и выплывала она из подсознания, как‑то внезапно, потому что разумом‑то я думал совсем другое. Я думал: «Какое это счастье, что есть отец Александр, я ведь старше его», и я заранее радовался, что он меня отпоёт. А тут вдруг такое. Мысль была кощунственной, и я ее отгонял, но она возникала всё снова и снова. А до 90–го года такого не было.
8 сентября весь день меня преследовала фраза, невесть откуда взявшаяся:
И пойду я на голос печали.
Мне почему‑то это было неприятно. Я не хотел знать, что будет дальше, не хотел плыть по этой волне и усилием воли отгонял ее. Я не хотел продолжения. Но фраза всплывала все снова и снова:
И пойду я на голос печали.
А 9 сентября я проснулся в седьмом часу (тот самый час!) и записал:
Распахни мне туманные дали,Засвети над порогом звезду,И пойду я на голос печалиИ на голос разлуки пойду.
И я все‑таки не понимал: почему «голос печали» и с кем разлука? Но настроение стало отвратительным. А потом мне позвонили, и я понял — с кем.
Мне отец Александр снился не раз. Первый раз был в черной рясе. Я знал, что он будет убит и что ничего нельзя сделать, и страшно метался. Он — тоже знал, но был спокоен. И я подошел, обнял его и сказал ему на ухо: «Я люблю Вас».
А потом он снова снился мне и был уже в светлом одеянии, и я ему исповедовался.
10 марта 1991 г.[21]
У отца Александра, как у Христа, всё построено на трех вещах: вера, любовь и свобода. И у зла — тоже на трех вещах: безверие, ненависть и насилие. Столкновение этих двух начал неминуемо должно было кончиться взрывом.
На одном из первых вечеров памяти я говорил, что воспринимаю убийство отца Александра как знак окончательного вступления России в новое Смутное время. К сожалению, этот прогноз оказался точным.
И тем не менее социальные, политические бури — всё это пена. В главном мы защищены. И у нас теперь есть великий заступник — отец Александр. Он и раньше был нашим заступником, но теперь, освобожденный от личных забот, он может посвятить нам все свои силы. Он заботится о каждом из нас, ведет нас. Как Христос, он пришел, чтобы остаться.
Я согласен с Сашей Жирмунской, что мы счастливые люди. Это действительно так: у нас была Встреча — с отцом Александром, а через него — со Христом. Мы должны благодарить Бога за то, что он дал нам великого пастыря, великого друга, великого святого.
Еще до того, как он будет канонизирован, — а в том, что это произойдет, я уверен, — мы сами прославим его той славою, которую он заслужил. Мы можем и должны оставить свидетельство — ведь мы его ученики, мы были рядом с ним, никто нас не заменит. Мы можем и должны составить коллективную сагу об отце Александре, которая и будет нашим свидетельством.