В первом ряду расположилась одна из моих худышек, будущих пациенток оздоровительного центра Джуди. Когда я спрашиваю, как ее жизнь, она отвечает, что все в порядке. Мне хочется сказать: «Нет, мне важно знать, в каком именно ПОРЯДКЕ?» – но я не спрашиваю. А просто говорю ей, что она может обратиться ко мне в случае необходимости. Она не обратится. Я отлично знаю, как обычно ведут себя такие студентки.
Поднявшись на кафедру, я отодвинула в сторону стопку синих экзаменационных сборников и сделала себе пометку – после лекции позвонить Джуди насчет этих доходяг. Если бы все слова, записанные в таких синих сборниках, поместить друг за другом, то, держу пари, они могли бы покрыть весь земной шар. На продаже синих сборников для учебных заведений явно сколочено немалое состояние.
Эти сборники тестов принадлежат профессору Генри Самнеру, который вел занятия передо мной. Его нигде не видно.
Мелисса Гринбаум вбегает в аудиторию из-за занавеса, где расположены три раздевалки. Она плачет. Профессор Самнер отбирает пару минут моей лекции, забирая свое хозяйство. Он избегает моего взгляда, хотя он никогда не смотрит людям прямо в глаза.
Первые полтора часа я исполняю задуманную мною роль. Страдай молча, Мерил Стрип.
Потом я предлагаю студентам ролевую игру. Медсестре предстоит разобраться с отцом и матерью, которым не нравится, как она обращается с их ребенком.
Вызывается Аманда Силвер, дочь бродвейских актеров. Она уже исполняла детские роли в нескольких пьесах, телерекламе, а в одном фильме даже сыграла одержимую дьяволом. Она говорила мне, что гонорара за участие в этом фильме хватило на оплату четырех лет ее обучения в колледже. Когда она заканчивает изображать обезумевшую мать, остальные студенты хлопают. Возможно, ей следовало бы остаться на сцене. Учится она средне. Хотя, проходя практику в клинике в прошлом семестре, она прекрасно общалась с пациентами.
После занятий Мэри О'Брайен ждет меня у выхода из аудитории. Я смотрю на ее животик, скрытый под свободным свитером. Мы с ней в одинаковом положении – беременны, – и у каждой есть мужчина, который негативно отнесется к такому известию. Разница лишь в том, что мой ребенок порожден любовью, а ее – насилием.
– Пойдем-ка в мой кабинет, – говорю я.
– Я хочу поблагодарить вас за все, профессор Адамс, за все, что вы сделали для меня, – говорит она.
– Но я не сделала ничего особенного, Мэри. – Я не скромничаю. Именно Джуди и заведующая Уиттиер обеспечили Мэри всем необходимым. – Когда ты уезжаешь?
– На следующей неделе, после сдачи еще одной курсовой работы. Я получила полное обеспечение за этот семестр.
Могу только представить, как заведующая Уиттиер уговаривала профессоров, чтобы они уделили Мэри как можно больше внимания. Звонит телефон.
– Ты можешь прилететь в Атланту? – спрашивает Дэвид.
– Спасибо, мне уже лучше. – Мое второе «я» захватывает власть – я цежу ехидные слова сквозь зубы. Хотя это и признак малодушия, я люблю такие орудия, как сарказм и остроты, заменяющие серьезный разговор. Мне хотелось бы сказать: «Я хочу, чтобы ты относился ко мне с той же вежливостью, с какой ты относишься к своим клиентам», – но мне не хватает решимости.
– Не начинай, Лиз, – говорит он. – Дочь моего клиента хочет пойти учиться на медсестру. Ему нужно выяснить, какие ее могут ждать перспективы. Он совершенно не одобряет ее выбор, но я сказал ему, что ты сможешь помочь ему составить более полное представление об этом.
– Когда? – Мои достоинства не интересуют моего мужа: я нужна ему лишь как помощница, обслуживающая его клиента.
– В четверг вечером.
– Я заканчиваю в час дня, но, между прочим, в пятницу у меня тоже есть занятия.
– Договорись о подмене на пятницу. И прилетай в четверг днем. На девять вечера у нас заказан столик в Царс-Палас. Тебя ждет потрясающий ужин.
Разумеется, мне хочется послать его куда подальше, ведь он оставил меня больной и не спросил, как я себя чувствую, а позвонил лишь по деловой необходимости. Я терпеть не могу, когда он распоряжается тем, как я должна поступить с моей работой. Для меня работа значит так же много, как и для него.
Но я говорю:
– Договорились.
– Хорошо. Позвони Сильвии и передай ей мои указания. Она закажет для тебя билеты. И попроси ее отправить мне по факсу копию контракта Уилсона. Пусть она сначала позвонит в атлантскую Мариетту, чтобы они заготовили для него конверт, помеченный грифом «секретно».
– А я считала, что ты в Далласе.
– Был, вчера. – Телефон отключается.
– До свидания, – говорю я, вспоминая, когда Дэвид располагал достаточным временем, чтобы быть более вежливым.
– Извини, Мэри, – снова я обращаюсь к своей студентке.
Она выглядит такой ранимой. Ее волосы убраны назад и закреплены двумя заколками-пряжками. Пожалуй, ей не хватает только жесткого плоеного воротника, чтобы стать двойником молодой Елизаветы I.
– Наверное, я сделала лучший выбор при данных обстоятельствах. – Она говорит быстро, как все ирландцы первого поколения переселенцев, и совершенно без акцента, хотя ее бостонский выговор сочетается с ирландской ритмичностью.
Разговаривая, мы начинаем покрываться потом. У нашей отопительной системы есть один большой недостаток. За время моей работы уже три раза монтеры тщетно пытались отрегулировать температуру, и она может за пять минут самопроизвольно измениться градусов на десять. Мэри обмахивается.
– Сейчас откроем окно, – говорю я. Она озабоченно думает, что я имею в виду, и наконец понимает, что это шутка, поскольку у меня в кабинете нет никаких окон. Мэри улыбается. Я рада, что она немного успокоилась. – Напиши мне, как ты там устроишься, если будет настроение. А я буду с нетерпением ждать твоего приезда следующей осенью.
Она встает и, прощаясь, протягивает мне руку.
– Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас.
– Для этого тебе надо лишь вернуться сюда и закончить образование. И стать хорошей медсестрой. – Она направляется к двери, и я добавляю: – Понятно, что не велика премудрость, но мой папа придерживался одного принципа: если жизнь улыбнулась тебе, поделись этой улыбкой с друзьями.
Не прошло и двух минут после ухода Мэри, как в дверях моего кабинета появляется Мелисса Гринбаум.
– Можно поговорить с вами, профессор Адамс?
– Конечно.
Поскольку она отличница, то вряд ли разговор пойдет об учебе. Мелиса садится, устраиваясь на свободном стуле в своем шикарном наряде, явно сшитом мастером своего дела. Я имею в виду настоящего кутюрье. Ива Сен-Лорана, а не какую-нибудь Лиз Клайборн. Эта студентка – из богатой семьи, хотя, в отличие от некоторых ей подобных, ее не назовешь избалованной и дурно воспитанной девицей. Ее отец управляет фармацевтической компанией, где Мелисса подрабатывает во время летних каникул. В прошлом августе одному из наших преподавателей понадобилось связаться с ней, так ему пришлось переговорить с тремя секретарями, прежде чем его соединили с Мелиссой.