Сейчас сложно найти свободное местечко на парковке Редингского медицинского центра, потому что половину ее площади занимает рождественский елочный базар, ежегодно организуемый Мужским клубом. Дразнящий смолистый аромат. Я вхожу в здание по зеленому хвойному ковру.
Искусственное дерево в фойе Медицинского центра является жалким заменителем настоящих уличных красавиц. Искусственную сосну опылили хвойным дезодорантом, который вызывает у меня приступ тошноты. Но я выигрываю сражение.
Рядом с этим деревом за столом сидит регистраторша, миссис О'Коннор. Она одета в толстый свитер, вероятно, от сквозняков, которых она обычно всем советует остерегаться. По рассеянности она может направить больного не к тому врачу, но зато радушно угощает их домашним печеньем. Четыре или пять лет назад врачи провели проверку документов и выяснили, что причиной всех несчастий в Центре являлась миссис О'Коннор, поэтому теперь она вяжет шарфики и свитера в регистратуре и понемногу сбивает людей с толку.
В главном приемном зале устроен детский уголок с игрушками. Гинекологи позаботились о покупке «Американского малыша». Ортодонты приобрели «Спортс Иллюстрейтед», «Макколс» и «Ньюсуик». Я листаю номер «Макколса», который читала и два года назад, придя на ежегодное обследование. Мне хочется сходить в туалет «по-маленькому», но я терплю, зная, что врач захочет взять анализ мочи.
Подходит моя очередь, и сестра направляет меня в раздевалку. Она выдает мне больничный халат с завязками на спине.
Доктор Френч напоминает изрядно состарившегося мистера Спока из первых серий «Звездного путешествия», только с нормальными ушами. Хотя если подумать, то, вероятно, мистер Спок уже тоже должен был успеть состариться. Френч был доктором семьи Адамсов еще в те времена, когда мой муж был совсем ребенком. Именно от него я узнала, что мать Дэвида ушла к другому мужчине. Когда я спрашивала о ней, Дэвид неизменно менял тему разговора.
Я описываю мои недомогания, пока доктор Френч проводит свое обычное обследование, взвешивает меня, меряет давление и берет анализ мочи. Все в норме. Так же как и моя температура.
– Давайте осмотрим внутренние органы, – говорит он.
Мне хочется сказать: давайте не будем, но я молчу. Я слышу шуршание халата, пока пристраиваюсь на смотровом столе и вставляю ноги в специальные стремена. Глядя вверх, я вижу на потолке улыбающуюся рожицу. Доктор Френч, охладив инструменты, энергично приступает к осмотру.
Если бы мне предложили на выбор: пойти к дантисту или к гинекологу, то дантист выиграл бы в любом случае. Мысли о зубном враче отвлекают меня от того, что со мной происходит в настоящий момент, хотя также не вызывают у меня приятных воспоминаний. В детстве мой зубной врач никогда не применял новокаин. Когда у меня сформировалась грудь, он вытирал свои пальцы о салфетку, завязанную у меня на шее, и щипал мои соски. Я рассказала об этом матери, но она не верила мне, пока Джилл не сказала, что с ней он делает то же самое. Наш новый дантист делал уколы новокаина и не распускал руки. Гинекологический осмотр закончился одновременно с окончанием моих зубоврачебных воспоминаний.
– Гм-м-м, – выразительно промычал доктор Френч. Подобное мычание во время секса имеет только одно значение. Но во время медосмотра оно может иметь множество значений. – Переодевайтесь. Я жду вас в кабинете.
Облачившись обратно в джинсы и трикотажную рубашку, я постучала в дверь. Он вносил сведения в компьютер. Высокие технологии не затронули его письменный стол, на котором красовалась сцена охоты медведей на оленя, вырезанная из очень темного, почти черного дерева.
Поглядывая на меня через свои узкие, в форме полумесяцев, очки, он предлагает мне присесть.
– Когда у вас последний раз была менструация?
Я думаю. Цикл у меня всегда был непостоянным. С тех пор как возможность беременности была почти исключена, я перестала обращать на это особое внимание. Хотя месячные всегда доставляют мне двойные мучения.
– Вероятно, в июле, после отпуска. А до этого была в мае.
– Я сделаю, разумеется, еще один тест, но, по-моему, вы беременны. И как я полагаю, сейчас вы примерно на третьем месяце.
Я слышала выражение «отвисла челюсть», но не особо его понимала, пока у меня самой она не отвисла.
– У вас ведь медицинское образование, неужели вы не подумали об этом? – спрашивает доктор Френч.
Он ждет моей реакции. Пять лет назад я истратила полпачки носовых платков, когда он сказал, что, вероятнее всего, я не смогу иметь детей. Все началось с того, что я приняла грипп за беременность. Будучи практикующим гинекологом, он провел серию тестов. Оказалось, что мои яичники не слишком хорошо функционируют. Доктор Френч, как мой лечащий врач, предпочел сам рассказать мне об этом.
Я подозрительно прищуриваюсь.
– А может, это фиброиды. Появление фиброидов подобно появлению седых волос. Ну разве не отличный подарочек к сорокалетию? Фиброиды. Подарочек, упакованный в матку.
– Возможно. Но маловероятно. – Он дает мне инструкции для сбора чистого анализа мочи. – Нам надо будет взять пробу амниотической жидкости. На четырнадцатой или пятнадцатой неделе, если удастся определить время начала беременности. Попробуем сделать сонограмму, чтобы уточнить его.
Я вернулась в свою машину и сижу совершенно ошеломленная, вцепившись руками в руль и уставившись на побелевшие костяшки пальцев. Ключ болтается в зажигании. Я пытаюсь вспомнить, когда мы с Дэвидом в последний раз занимались любовью. Учитывая, как нечасто мы это делаем, у меня не возникает сложностей с определением срока. В июле мы занимались любовью три раза. Мы ездили в отпуск и так прекрасно провели время, почти как в медовый месяц, что я уже собралась было порвать с Питером по возвращении.
Но стоило мне увидеть Питера, вернувшегося в середине августа из туристического похода на Запад, как я не задумываясь бросилась в его объятия. Мы проводили в постели уйму времени. После долгих лет одиночества, поры редких и вялых сексуальных связей, я теперь наслаждалась любовными ласками Питера. Как пишут в сексуальных справочниках, женщина достигает высшего расцвета к тридцати девяти годам. Питер извлек из этого максимальную выгоду.
Занимались ли мы с Дэвидом любовью после этого? Мне вспоминается еще День труда (1 сентября), когда мы с Дэвидом отправились в гости на барбекю к его сестре. Должно быть, я слишком много выпила. Дэвид приставал ко мне со своими нежностями. Но мне элементарно хотелось спать. И я была не настолько пьяной, чтобы забыть, осуществил ли тогда мой муж свои притязания.
Я прикасаюсь к своему животу. Возможно, во мне зародилась новая жизнь. Интуиция подсказывает мне, что я касаюсь ребенка Питера. Здравый смысл подсказывает, что пора принимать решение.