Он ошарашено отпустил бедного менеджера и, быстро обувшись, схватил куртку и выбежал на улицу.
Ари зажмурился и посмотрел в чистое голубое небо. Ему хотелось кричать, но он по привычке шумно втянул через нос воздух и медленно выдохнул через рот.
Он должен был навестить Киру.
Юноша сел в автобус и доехал до больницы. Мама была все еще на дежурстве.
– О, Господи! Что у тебя с руками?
Ари без интереса посмотрел на свои разбитые костяшки. Мама нежно, как маленького ребенка, взяла его за локоть и повела в процедурный кабинет. Она усадила сына на кушетку и, порывшись в запасах, достала раствор хлоргексидина и бинты.
Ари отрешенно смотрел в окно, а его мама, присев рядом с ним, обработала разбитые костяшки пальцев и замотала раны.
– Ты пришел к Кире?
Ари моргнул и перевел глаза на нее.
– Я проведу тебя, только надо будет накинуть халат и надеть маску на лицо.
Губа Ари дернулась в благодарности. Он, наверное, первый раз за всю жизнь был благодарен маме за то, что она доктор.
Ари вошел в палату. Дверь за ним захлопнулась, отделив от звуков коридора. И стало как-то жутко. Юноша сглотнул вставший в горле ком и на негнущихся ногах подошел к Кире. Она лежала, словно неживая. И только колыхание кардиограммы на мониторе показывало, что она была еще жива.
Артур присел на стул рядом с ее койкой и, взяв маленькую, хрупкую руку в свои, не сдержал обреченный стон.
***
Кира вздохнула и блажено потянулась, но что-то мешало. Она распахнула глаза и остановилась взглядом на белом, испещренном трещинами, потолке.
Размеренное тиканье приборов постучалось в сознание. Девушка повернула голову и поняла, что у нее на лице кислородная маска.
Она вдруг вспомнила все: концерт, признание Ари, салют и застонала.
– Кира? – Ари сонно заморгал и поднял голову со скрещенных рук на кровати.
Кира изумленно уставилась на него. На голове Ари была медицинская шапка, маска была приспущена на подбородок, а на плечах покоился халат.
Ари вдруг понял, что надо позвать докторов. Тонкая рука Киры схватила его за запястье. Она покачала головой. Тусклая улыбка через кислородную маску окрасило лицо.
Ари обхватил её руку своими руками.
Молча они долго смотрели на друг друга, пока Артур не нарушил молчание:
– Почему ты не сказала? Твой диагноз… – юноша запнулся и судорожно вздохнул.
Кира потянула руку к маске и стянула её вниз.
– Мой диагноз? – она болезненно улыбнулась. – Мой диагноз – смерть… – она замолчала, прислушиваясь к себе. Осторожно в своем сознании она ощупывала свое тело, но не чувствовала боли. Это было странно. Она поерзала на кровати. – Прости, что не сказала. Прости, что понравилась тебе. Я просто хотела любви. И тут ты. Такой красивый…
Она улыбнулась и стянула через голову маску.
– Что ты делаешь? Надень обратно! – воскликнул Ари.
Кира хитро улыбнулась и увернулась от его рук, слишком быстро для умирающего человека. Она вдруг вытащила катетер из руки. Кровь брызнула на простыню.
– Знаешь, я сегодня чувствую себя невероятно хорошо. Наверное, даже лучше чем за последние несколько недель.
Она глубоко вздохнула, до отказа заполнив легкие и не почувствовав боли, улыбнулась еще шире.
Ари изумленно смотрел как Кира, закутавшись в простынь, которой была накрыта, огляделась.
– А где же мои вещи?
Рот Ари отвис до самого пола, он только и смог указать на узенький шкаф. В голове все носились мысли, что Кира должна умирать сейчас. Мама ему так и сказала, что жить ей осталось всего несколько дней или недель.
Но Кира была полна сил и энергии. Может, врачи что-то перепутали?
Кира, весело хлопнув в ладоши, подбежала к шкафу и, нахмурившись, прокрутила рукой, указывая на то, чтобы Ари отвернулся.
Тем временем за стеной у двери стояли родители Киры. Мама нервно сжимала мокрый носовой платок.
Доктор Леонид Леопольдович вздохнул, закрывая карту Киры Орловой, и неутешительно покачал головой. В своей работе со смертью он сталкивался косвенно. Обычно обреченных больных отправляли домой доживать последние месяцы, недели, но в случае Киры у семьи не было времени принять ее смерть. Они готовы были бороться до последнего за своего ребенка. Именно такие родители были самими тяжелыми в общении. Они смотрели на Леонида Леопольдовича, словно на волшебника, что может вылечить, но единственное, что он мог сделать – уменьшить страдание обезболивающими.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Её показатели падают. Мы ничего не можем сделать, только уменьшить боль. Я назначил максимально допустимую дозу обезболивающих, но и они полностью не снимают болевой синдром. Готовьтесь к самому худшему… Мне очень жаль…
Ноги мамы Киры подкосились. Папа подхватил её.
– Она стонала ночью, – прошептала она. – Это самое ужасное, что я слышала… Наша девочка страдает… – сквозь слезы все проговаривала она то ли доктору, то ли мужу.
Вдруг резко распахнулась дверь, ведущая в палату к Кире.
Доктор, что был лицом к двери, побледнел. Испарина покрыла его лицо. Доктору на секунду показалось, что он увидел призрак.
Кира выскочила из палаты и, как ни в чем не бывало, через плечо крикнула:
– Поторопись, Ари! Уже двенадцать дня! Я так заспалась… А у меня еще прорва планов на сегодняшний день!
Родители обернулись на её голос.
Влажные глаза расширились, рот обрисовал букву “о”. Карты пациаентов выпали из рук доктора, но никто и ухом не повел.
Кира повернула голову и удивленно вскинула брови. Её румяное лицо было полно жизни.
– Эй, вы чего? Вы словно приведение увидели! – засмеялась она. – Вы бы видели свое лицо! А точно… Я так голодна! Слона готова съесть. А еще хочу поплавать с дельфинами и с аквалангом попробовать нырнуть… Папа, у меня на все денег не хватит…
Глаза присутствующих расширились еще больше и, казалось, вылезут из орбит. Из дверей смущенно вышел Ари. Он коротко кивнул ошарашенным родителям Киры.
– Так ты дашь мне денег?
Отец, моргнув, вышел из оцепенения и достал из кармана кошелек. Он выхватил пару купюр, а после подумал и вытащил из кошелька права, документы на машину и сунул Кире весь бумажник.
– Код карты – твой день рождения.
Кира широко улыбнулась и, поцеловав родителей в щеку, схватила руку Ари и побежала к выходу.
Доктор отупело проследил как девушка, что несколько часов назад умирала, весело махнула им на прощание и была такова.
“Была права мама. Надо было идти на стоматолога”, – подумал он и присел за рассыпанными бумагами. А потом он подумал, что с таким количеством наркотических обезболивающих, даже здоровый человек должен быть не дееспособен.
Нахмурившись, Леонид Леопольдович прошел в палату Киры Орловой. Он посмотрел на пустую койку, на капли крови от выдернутого катетера, на пронзительно пищавшие аппараты. Он все не мог взять в толк как же такое возможно.
Родители Киры прошли за ним следом.
– Вы же сказали, что она умирает? – дрожащим голосом спросила мама Киры.
Леонид Леопольдович опустил взгляд на карты в руках. За пятнадцать лет практики в этом онкологическом отделении он видел такое впервые.
– Тринадцать лет назад уже такое было, помнишь? – с надеждой в голосе произнесла мама Киры, повернувшись к мужу. – Она ведь тоже так очнулась и была совершенно здорова. Возможно ли, она… Может быть она…
Ира не договорила, понимая, как абсурдно звучат ее слова, но вера в чудо проросла в ее душе и пустила свои корни.
***
Ари все смотрел на их сцепленные руки. Невольно в голове мелькали сумасшедшие мысли.
Кира должна быть сейчас при смерти. Это чудо? Или…
Перед глазами возникло лицо сумасшедшего старика.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
“…У тебя убавиться, ей прибавится неделя жизни”, – произнес старик.
“Не может этого быть…” – смесь страха, недоверия зашевелились в Ари, и молодой человек отбросил сумасшедшую и пугающую мысль из головы о том, что Кира жива сейчас только потому, что он отдал неделю своей жизни.