– Помнится, мы хотели его назвать Пиратом – у Боцмана правого глаза нет, – но прижился Боцман. Честно говоря, уже не помню из-за чего. Вы, кстати, помирились с мамой?
Кира резко остановилась, забыв, что говорила Ари, что поссорилась с мамой. Она на секунду перепугалась, что Ари знает о ее диагнозе.
– Аа… да. Не то, что бы помирились, но нашли компромисс. Так что все хорошо. Ты обычно что делаешь в течение дня?
Они спустились к самой кромке моря и довольно присели.
– Ты имеешь в виду в Севастополе?
Кира кивнула.
– Высыпаюсь, иду на тренировку – это было условие моего тренера из Москвы, так надолго отпустить меня в Севастополь.
– Ты должен тренироваться даже в отпуске? – изумилась Кира.
Ари кивнул.
– Тяжело, наверное…
– Да. И самое обидно, что не профилонишь, – наигранно грустно скривил он лицо. Юноша приспустился, лег и пристроил голову на колени Киры. – Тренер в Севастополе – брат моего тренера. Вот так вот. Так что за сегодняшний пропуск тренировки, я должен буду отработать завтра в двойном объеме.
Кира тоже скривила лицо, но не сдержала улыбки. Она запустила пальцы в его жесткие волосы и посмотрела вдаль.
Небо, окрашенное акварелью, завораживало.
Что есть красивее закатного неба над морем?
Золотой диск солнца раскидывал лучи, сквозь розовые мазки облаков. Кира вновь посмотрела на Ари, что прикрыл глаза, и почувствовала, как счастье разливается по телу маленькими искорками.
Мир невероятен! И таким он становился рядом с Ари.
Кира втянула через нос соленый, наполненный йодом, прохладный воздух. Ей даже дышать было легче рядом с ним. Она почти не кашляла? Разве это было не чудо?
Природа – гений в чистом виде. Почему живя в городе, полном жизни, прогресса мы разучиваемся ценить всю эту красоту?
Солнце быстро опускалось за горизонт. Дорожка огня по морской глади прочерчивала линию от Киры к солнцу, и она вдруг подумала что, наверное, именно туда уходят души умерших, по дороге из тепла и света в золотые ворота Рая.
Она тоже пройдет по этой дороге?
И смерть перестала казаться до жути страшной.
Может быть жизнь – это всего лишь ступень к большему. И смерть – это всего лишь рождение?
С лица Киры сошли все краски. Тоска захватила ее. Но, все же, она так не хотела уходить…
Она не знала, что будет по ту сторону… Но, наконец, она приняла неминуемость смерти. Сердце больше не билось в истерике и больше не перехватывало горло, когда она думала об этом. Ей было страшно. Она боялась боли.
Но молила, чтобы этот день не был последним. “Хотя бы еще три недели обычной жизни, а потом делай со мной что хочешь! До отъезда Ари, молю тебя! Всего несколько недель без ухудшения состояния!”
Рука Ари обхватила Киру, согревая. Девушка не хотела думать, что будет через три недели, когда Ари уедет. Она хотела так и остаться навечно в его объятьях, смотря на ускользающее за горизонт солнце.
______________________________
Духи французской марки “Lancome”
Глава 6
Правда
Десять дней пронеслись, словно на перемотке. Кира и не заметила, как наступило первое мая.
Маша звонила постоянно, думая, что Кира находится в больнице на обследовании. Как же тяжело было врать лучшей подруге!
Кира чувствовала, что ей становилось с каждым днем все хуже. Ночью ее беспокоил постоянный кашель. Она задыхалась в лежачем положении. Ей приходилось лежать на высоких подушках. Кира все не понимала, как ее состояние за две с половиной недели могло так кардинально измениться. Три недели назад она была еще совершенно здоровой.
Настроение Киры было подобно графику с колебанием от безграничной любви и гармонии с миром до полного отчаянья. Её бросало из стороны в сторону, как чертов маятник.
Они с Ари облазили весь Севастополь, были на гастрономических фестивалях, поднимались на воздушном шаре, ездили в Ялту, часто гуляли с Боцманом, и Кира по-настоящему полюбила этого маленького песика.
Каждый день – маленькая жизнь и это настолько сблизило их, что казалось, что они были знакомы вечно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И было нечто странное: рядом с Ари Кира чувствовала себя почти здоровой. Это было так удивительно!
Ари иногда спрашивал, почему Кира не в школе, но Кира постоянно придумывала оправдания: то конференция, то олимпиада, то пробное ЕГЭ, то еще что-нибудь.
Кира зевнула и перевернулась на другой бок.
Звонок выбил, вытряхнул её из сна.
Кира резко села и, подцепив ремешок сумки с пола, достала телефон.
– Ало… – прохрипела она, и сразу же прочистив горло, повторила:
– Ало.
– Ты не заболела? У тебя голос какой-то хриплый.
– Нет. Все хорошо.
– Хочешь поехать в Балаклаву погулять и вечером пойти на концерт? И потом салют посмотреть?
Лицо Киры просветлело.
– Конечно!
– У тебя же занятия в час заканчиваются?
– Да.
– Тогда до встречи.
Кира вскочила.
– До встречи.
Кира понеслась в ванную, чуть не сбив маму. Изумленно мама вжалась в стену. Кира налепила на лицо патчи, маски, пытаясь привести себя в порядок.
Высушив волосы, Кира достала плойку и стала накручивать пряди волос.
Мама, замерев в проеме, облокотилась о косяк двери. Кира через зеркальную гладь видела, что мама смотрит на нее. Ее взгляд задерживался на острых плечах дочери, на ребрах, что начали выпирать. Мама слышала, как Кира кашляла по ночам – таблетки, что прописал врач, не помогали. Да и мама сама похудела, усохла. Её задумчивый, стеклянный взгляд остановился, и мама зажмурилась. Кира невольно задержала дыхание и отвела глаза.
Почему-то ей было тяжелее видеть страдание родителей, чем принять неизбежность смерти.
– Ты опять идешь с ним…, как там его…, Артуром?
Кира кивнула, не поднимая глаз.
– Он знает?
Девушка вскинула взгляд. От волос пошел дым. Кира в спешке убрала плойку.
– Нет. И не узнает. Он уедет через восемь дней. В его памяти я останусь девчонкой с моря. Это для него лишь курортный роман. Ему не придется пережить то, что переживаете вы.
Мама разом как то сникла. Плечи опустились, глаза потемнели и впали, губы побледнели. Она отвернулась и ушла в гостиную.
У родителей Киры были выходные в связи с первым мая.
Папа Киры, сидевший на диване, оторвался от работы в компьютере и вскинул глаза на заплаканную жену. Он старался сдерживать Иру, он боролся с собственным желанием взять Киру за шкирку и привести ее в больницу, но в то же время во время речи Киры, когда она сказала, что хочет прожить остатки своей жизни как ей хочется, осознал насколько же выросла его дочь.
От боли сжималось сердце, когда Кира кашляла по ночам, но он понимал, что его любимая дочурка умирает.
Ира была готова хвататься за любую надежду, за любой возможность, что дочь проживет чуть дольше… А папа Киры не знал как должен поступить: должен ли он настаивать на госпитализации дочери или дать ей то время, что она просила…
Пока он думал, время шло, и он понял, что не готов запретить дочери жить, возможно, последние счастливые недели своей жизни.
Он всячески пытался погасить ярость, страх и боль своей жены. Ира присела рядом с ним, взгляд ее был какой-то обреченный, отупелый. Он обнял ее и притянул к себе. Он хотел окунуться с головой в работу, но Ира с каждым днем серела, превращалась в живой труп, хоть и умирала вовсе не она.
– Так странно… – произнесла Ира, смотря в одну точку. – Ей ведь уже ставили этот диагноз тринадцать лет назад. Может быть такое, что доктора все же не ошиблись тогда, а болезнь сидела в ней все это время… Может быть, если бы тогда мы настояли на более тщательном обследовании…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Брови папы Киры сошлись на переносице, образовав глубокие вертикальные морщины.
– Тогда умер твой папа. Мы думали о другом. Да и обрадовались, что Кира здорова, и она на самом деле была совершенно здорова!
Тем временем в другой комнате Кира накрасилась, надела свое любимое трикотажное красное платье. Перехватив волосы обручем, она довольно улыбнулась своему отражению. Единственное что ей не удалось скрыть – это синяки под глазами. Корректор их так и не замазал.