английской церкви влекла за собой уход Дании из сферы влияния германских императоров, проводниками которого являлись гамбургские архиепископы. Эта скрытая напряженность порой прорывалась наружу, доходя до таких эксцессов, как, например, захват епископа Гербранда в заложники людьми гамбургского архиепископа. Впрочем, инцидент вскоре был исчерпан, а линия Кнута осталась прежней[238]. Д. Фишер отмечает значительный вклад англосаксонских служителей церкви в христианизацию скандинавских владений Кнута[239].
Исходя из рассмотренных выше реалий, можно говорить о том, что внутренняя политика Кнута была направлена на превращение Англии в политический, культурный и религиозный центр его обширной державы, на стимуляцию процессов этнокультурной ассимиляции между скандинавами и англосаксами, на формирование естественным путем смешанной англо-датской элиты, преданной новому монарху (или, по крайней мере, должной быть таковой). Процессы эти пошли действительно плодотворно; исследования в области локальной истории, топонимики свидетельствуют об интенсивной англо-скандинавской ассимиляции в царствование Кнута на самых различных социальных уровнях. У пришлых скандинавов вошло в обычай давать своим детям англосаксонские имена, что, бесспорно, было прямым следствием смешанных браков: так, например, один из сподвижников Кнута Тофи Гордый назвал сына Этельстаном[240]. Таким образом, даже высшая скандинавская элита была открытой для подобных союзов. Сам Кнут помимо официальной супруги Эммы имел (еще с 1014 г.) «гражданскую» жену — англичанку Эльфгифу, дочь эрла Нортгемптонского, родившую Кнуту двоих детей и впоследствии даже уполномоченную управлять в качестве регентши при сыне Свейне норвежскими владениями Кнута[241].
Процесс англо-скандинавской ассимиляции облегчался тем, что в XI в. норманны в большинстве своем уже не были язычниками, как во времена их первых завоеваний в Англии в IX в. Если, повествуя о событиях IХ–Х вв., англосаксонские хронисты постоянно называют скандинавов «язычниками», то в рассматриваемый здесь период этот эпитет уже практически не встречается. Хотя, как отмечает Лоусон, в войсках Свейна Вилобородого и Кнута, завоевавших Англию, было, вероятно, немало людей, придерживавшихся старой веры своих предков[242], после взятия Кнутом курса на приоритет христианских ценностей в качестве идеологического фундамента, скрепляющего его полиэтничную империю, конфессиональные противоречия между скандинавами и англосаксами окончательно ушли в прошлое. Немаловажен и тот факт, что викинги, осевшие в Англии (и в других христианских странах) ранее, в IX–X вв., быстро христианизировались[243], поэтому, вероятно, к началу завоевания Англии Свейном и Кнутом английское Денло давно уже было христианским по своему вероисповеданию.
Все это, конечно, не означает, что этнические различия между англосаксами и поселявшимися в стране скандинавами стерлись абсолютно. Так, например, повествуя о восшествии на престол Хардакнута (сына Кнута) в 1040 г., Уильям Малмсберийский указывает, что его «согласно выбрали англы и даны»[244]. Этнокультурные особенности и традиции сохранялись у скандинавов в Англии, вероятно, еще на протяжении жизни многих поколений, к чему располагала статичность средневекового общества. Об этом можно говорить и на основании данных по Руси, где подобные особенности у потомков поселенцев-норманнов оставались вплоть до XIV в.[245] Однако проблема собственно межэтнического противостояния исчезла. Выражаясь попросту, англосаксам и скандинавам нечего было делить, живя в одном государстве, с одинаковыми правами, ценностями и укладом жизни. Хотя сама Империя Кнута распалась вскоре после его смерти, а в Англии в 1042 г. снова пришла к власти уэссекская династия в лице Эдуарда Исповедника, именно в Англии этническая политика Кнута достигла наиболее видимого успеха. Последующий период английской истории перед нормандским завоеванием (1042–1066) характеризовался распрями между локальными аристократическими группировками во главе с крупными эрлами, которые включали в свой состав и англосаксов, и скандинавов, и англо-данов, а также появлением нового — нормандского — фактора в политической истории страны, но никак не англо-скандинавской враждой. Напротив, правомерно говорить о постепенном складывании англо-скандинавского этнокультурного поля, в результате чего скандинавы стали сперва этнографической группой, а затем — составным элементом складывающейся английской народности. Однако, этот процесс был осложнен нормандским завоеванием, которому посвящен следующий большой раздел данной работы. Что же касается пребывания Англии в составе Империи Кнута в качестве центра этой империи, то в заключение можно сказать, что подобная роль Англии была определена самим ее уровнем социально-экономического и культурного развития, наиболее высоким среди стран северо-западного региона Европы.
Датское завоевание и царствование Кнута в отзывах современников
В заключение данного раздела коснемся темы восприятия современниками и более поздними авторами событий, связанных с датским завоеванием и правлением Кнута Великого. С сожалением приходится констатировать, что, в отличие от нормандского завоевания, отзывов современников по поводу этих событий сохранилось не в пример меньше, притом довольно однообразных и скупых на информацию. Связано это, очевидно, с тем, что, как уже говорилось, потрясения, вызванные нормандским завоеванием, заслонили собой для авторов второй половины XI–XII в. более ранние события; а ведь большая часть источников по ним, включая скандинавские саги, датируются этим, а то и более поздним временем. Что же до англосаксонских хроник, то их информация крайне лаконична и лишена аналитического характера. Поэтому при желании выяснить непосредственное отношение современников к датскому завоеванию, Кнуту, и т. д., чаще всего приходится довольствоваться пушкинской строчкой «народ безмолвствует» и полагаться на косвенную информацию, что и было проделано выше.
Отзывы и оценки средневековых авторов относятся в основном к личности Кнута как монарха. Поскольку практически все эти авторы являлись духовными лицами, внимание они заостряли преимущественно на его образе «христианнейшего короля», оказавшего массу благодеяний церкви и прославившегося своим благочестием. Флоренс Вустерский, Уильям Малмсберийский, Адам Бременский, безымянный автор «Похвалы королеве Эмме» практически в один голос говорят о его покровительстве церкви, строительстве им монастырей и храмов, участии Кнута в религиозных церемониях, поездке в Рим. Автор «Похвалы королеве Эмме» называет его защитником вдов, сирых и убогих, утверждает, что Кнут искоренял дурные законы и насаждал справедливые[246]. Титмар Мерзебургский, упоминая о разгроме Кнутом пиратской эскадры викингов у берегов Англии в 1018 г., восторженно замечает: «Тот, кто прежде был вместе с отцом (Свейном Вилобородым. — М.Г.) захватчиком и разорителем страны, теперь стал ее единственным защитником»[247]. Между прочим, Уильям Малмсберийский противопоставляет Свейна и Кнута; если первый, по его мнению, был не столько законным королем завоеванной страны, сколько «жестоким тираном», смерть которого была божьей милостью, то второй, наоборот, являлся образцом мудрого, справедливого государя, старавшегося во всем уравнивать англосаксов и датчан; последним, по словам Уильяма Малмсберийского, Кнут даже «меньше доверял власти», чем англосаксам[248]. Автор «Похвалы королеве Эмме» также подчеркивает, что Кнут всячески заботился о поддержании мира, правопорядка и спокойствия в пределах своей державы[249], что было весьма насущной проблемой в условиях богатого бесконечными войнами и насилием Средневековья, особенно если вспомнить бурный период английской