естественный порядок вещей. Раннесредневековые государства с их неразвитым аппаратом управления основывались в значительной мере на личном авторитете и личных связях короля и прочих носителей власти, в том числе назначаемых им на места[199]. Таким образом, власть Кнута, как и позднее власть Вильгельма Завоевателя, во многом зависела от налаживания отношений с элитой покоренной страны; одной военной силой можно захватить власть, но ведь удержать ее гораздо труднее. Кроме того, любой новой власти, тем более установившейся в результате завоевания, необходимо соответствующее идеологическое обеспечение, в средневековой Европе неизбежно имевшее религиозный, христианский оттенок. Попробуем разобраться поподробнее в этих важнейших аспектах правления Кнута.
Уже первые шаги Кнута после восшествия на престол продемонстрировали такой курс внутренней политики, который на современный манер можно было бы назвать «национальным примирением». В 1017 г. он женился на вдове Этельреда Эмме Нормандской, тем самым как бы подчеркивая преемственность своей власти с уэссекской династией в глазах англосаксов[200]. В 1018 г. он распустил войско, с которым он завоевал Англию: получив вознаграждение в виде собранной по стране контрибуции, основная часть датской армии, состоявшая из отрядов отдельных предводителей, отбыла частично в Данию, частично — на службу к другим правителям и полководцам[201]. Армия, оставшаяся в непосредственном распоряжении Кнута, состояла теперь из 3-тысячного корпуса хускарлов — отборной королевской дружины, осуществлявшей, помимо военных, полицейско-административные функции, и флота в 40 кораблей с экипажами[202]. Кнут продемонстрировал намерение превратиться из завоевателя в защитника своего нового королевства, когда в том же 1018 г. разгромил, по сообщению Титмара Мерзебургского, эскадру викингов в 30 кораблей, пиратствовавшую у английского побережья[203] (не исключено, что своих бывших соратников).
В 1019 г. было обнародовано «Послание короля Кнута к народу Англии». В нем Кнут всячески подчеркивает равенство всех своих подданных перед богом, королем и законом независимо от этнической принадлежности — равенство как в правах, так и в обязанностях[204]. В изданных сразу же вслед за этим «Законах короля Кнута» эта линия получает дальнейшее развитие. В прологе к ним говорится об «общей христианской справедливости для всех», а сами законы всецело подтверждают эту идею, с одной стороны, гарантируя равные права и равную ответственность для англосаксов и датчан в юридических делах, относящихся к компетенции короны (уголовные преступления, преступления против религии и нравственности), а, с другой стороны, демонстрируя известный либерализм в отношении местного, областного права (например, в Денло), особенности которого в сфере мелких вопросов (размеры вергельдов, и т. п.) сохранялись и уважались законом[205]. Последнее, вероятно, способствовало популярности нового монарха среди населения тех или иных областей страны. Можно только гадать, какие эксцессы могли возникнуть в случае попытки Кнута унифицировать местные законы по датскому или даже уэссекскому образцу. Ведь местные особенности права были одним из существенных элементов локального самосознания, бывшего силой, вдохновляющей на борьбу с центральной властью во многих случаях. Поскольку эта борьба часто велась даже против «родных» королей, монарх-иноземец, завоеватель вынужден был действовать еще более тонко, чтобы не разбудить дремлющий дух сепаратизма, чреватого восстаниями и смутами.
Наконец, еще при вступлении на престол Кнут, по сообщению Флоренса Вустерского, торжественно обещал «править по законам короля Эдгара», эпоху которого рассматривали тогда как своего рода образец процветания и могущества Англии[206].
Еще более продуктивным в процессе осуществления политики «национального примирения» стало сотрудничество Кнута с церковью, ставшей его подлинной опорой в этой политике. Идея христианского единства всех подданных его многонациональной державы а устойчивая приверженность имиджу христианского монарха красной нитью проходят через все царствование Кнута. По его инициативе началась целая кампания по строительству и освящению монастырей, церквей, памятных сооружений в местах отгремевших битв англосаксов с датчанами, что сопровождалось пышными поминальными церемониями в память всех жертв войны, независимо от их этнической принадлежности[207]. В частности, подобные действа с участием самого архиепископа Йоркского Вульфстана и многих других духовных и светских лиц высокого ранга сопровождали основание церкви на месте битвы при Эшингдоне в 1020 г.[208] Это был глубоко символичный акт, как бы демонстрировавший окончание англо-датской вражды. В 1023 г. состоялся перенос из Лондона в Кентербери мощей архиепископа Эльфги, убитого датчанами в 1012 г.; Кнут поддерживал и культ св. Эльфги, являвшегося жертвой недавней войны, и даже культ св. Эдмунда — короля Восточной Англии, погибшего от рук викингов еще в IX в. и также почитавшегося англосаксами; на его мощах в 1032 г. Кнут основал монастырь[209]. Пропагандистское значение этих акций состояло в том, чтобы вселять мысль о полном разрыве Кнута с прошлым, как и его соратников, проливавших кровь христиан. Все это тем более примечательно, если вспомнить, что, например, отец Кнута прославился довольно суровым обхождением с церквами и священнослужителями в землях, подвергавшихся его набегам, а архиепископ Эльфги был убит ни кем иным, как людьми Торкеля Высокого, принявшего активное участие в поминальных церемониях при основании церкви в Эшингдоне[210]. Подобное «христианское перерождение» завоевателей страны должно было произвести впечатление на новых подданных.
Вообще, источники в один голос говорят о наилучших отношениях Кнута с английской церковью, об огромных пожертвованиях в ее пользу со стороны самого короля и его приближенных, больших земельных дарениях монастырям, зафиксированных соответствующими грамотами, о личном покровительстве Кнута многим монастырям, в том числе зарубежным[211]. Последнее связано с его визитом в Рим в 1031 г. с целью присутствия на коронации нового императора Священной Римской Империи Конрада[212], в ходе которого Кнут пекся уже, по всей видимости, об утверждении своей репутации христианнейшего монарха в общеевропейском масштабе, щедро раздавая милостыню, заботясь о паломниках, принимая покровительство над церквями и монастырями, в которых останавливался, в том числе в Сен-Бертене, где его мог лицезреть автор «Похвалы королеве Эмме»[213]. Помимо пропагандистского эффекта, религиозное рвение Кнута имело и материальный результат — освобождение английской церкви от уплаты подати в пользу папской курии. Учитывая все это, неудивительно, что Кнут состоял в наилучших личных отношениях со многими иерархами английской церкви[214].
Таким образом, сознавая свое положение монарха-иноземца в завоеванной стране, Кнут в полной мере использовал церковь, покровительствуя ей и получая взамен идеологическую поддержку с ее стороны. Практическое применение известного христианского постулата о том, что «нет ни эллина, ни иудея», в деле национального примирения между победителями и побежденными имело огромный положительный эффект: ничего похожего на то яростное сопротивление, которое англосаксы оказали во второй половине столетия Вильгельму Завоевателю, в царствование Кнута не происходило.
Причины этого следует искать также и во внутренней политике Кнута по отношению к светской знати,