Читать интересную книгу Господь управит - о.Александр Авдюгин

Старик говорил более трех часов.

Нам никто не мешал. Даже из сада через открытые окна не доносилось ни звука. Брынза был конкретен, повествовал только о зле, которое он причинил другим. И пусть понятие «зла» в его преломлении значительно отличалось от общепринятого, но ни разу он не пустился в оправдание себя. Дед перебирал дни воли и года зоны, вспоминал давно ушедших и еще живых. Речь его, прилично разбавленная воровским жаргоном, была четкой, последовательной и придерживалась какой-то неуловимой для меня логики, где каждое действие имеет причину, а каждый поступок — конкретное завершение.

Мне даже не нужно было задавать наводящих вопросов. Лишь в конце, когда у деда проскочило слово «страсть», я спросил:

— А у вас есть или была страсть к чему-то?

— Есть такой грех, отец. Краги мне все время хотелось иметь, дорогие и шикарные.

— Что иметь? — не понял я.

— Краги — туфли стильные. Вот, теперь ношу, когда ноги почти не ходят, — пошевелил роскошными башмаками дед.

И еще один вопрос я задал: о том, почему он верит в Бога.

— Только фраера веры не имеют, да малолетки нынешние, вроде тех, что вас везли, — отмахнулся Брынза. — Серьезный человек без веры жить не может. Хоть и своя она у каждого, но справедливости всем хочется.

Мне нечего было отвечать. Я просто прочитал разрешительную молитву и засобирался уходить…

— Ты подожди, отец. Я тут книжку вашу читал, — и старик указал на томик Слободского, лежащий на тумбочке под иконой с лампадкой, — так там написано, что еще и причащаться надо. Дома можно?

— Вам — можно. И нужно.

Я рассказал Брынзе, как приготовиться к Таинству, и опять уж было решил раскланяться.

Старик снова остановил.

— Погодь-ка. Читал я, что у вас там копье на службе надобно, тут вот кореша с «девятки» подсуетились и сделали для церкви. Возьми.

Старик неожиданно достал откуда-то сбоку копие, удивительное по красоте и мастерству исполнения, но немного не такое, каким мы его обычно привыкли видеть… С тем и распрощались. Через день причастил я Брынзу-Владимира, а еще через недельку он отошел ко Господу.

Копие на жертвеннике у нас теперь зоновское. И я им пользуюсь, хотя некоторых коллег смущает его внешний вид…

Копие вот здесь... посмотрите:

Морской сорокоуст

— Да что же мне делать, Господи, с одного корабля на другой, уже сколько времени дома не был! Невеста заждалась, свадьбу давно назначили, а он все по морям, — сетовала женщина.

— Закажите сорокоуст, — отвечаю. — Помолимся изо дня в день, глядишь, Господь и управит…

Ко дню окончания сорокоуста моряк вернулся. Отпустили. Еще через неделю он обвенчался в нашем храме со своей невестой.

Господь на работу определил

Несколько раз заходила женщина в храм. Постоит, помолчит, свечку зажжет и уходит. Потом все же решилась — подошла спросить, как ей быть. На работу ей надобно устроиться, а профессия инженерная, сугубо мужская. Не берут.

Молебен заказала, потом еще один. Помолились соборно. Через некоторое время радостно сообщает, что предложили хорошее место и как раз по специальности. Вскоре прибежала вновь:

— Батюшка, надо молебен о помощи в учении отслужить, экзамены квалификационные на подтверждение диплома заставляют сдавать, так я сразу сюда…

Отслужили.

Сдала.

Перекрести меня, дочка!

Пожилой, сухонький, сильно кашляющий старичок зашел в храм, когда священника в нем не было, и спросил у дежурной:

— Как бы мне святого отца увидеть?

— Священника?

— Да.

— Его сейчас нет, а что вы хотели?

— Хочу, чтобы он меня перекрестил.

— А вы что, не крещеный?

Рассказал дедушка, что крещеный он, но вот к Богу раньше не обращался: всю жизнь на государственной службе, причем такой, где о Господе даже думать не принято было. Сейчас же болезнь одолела, врачи головами качают, сам он чувствует, что смерть не за горами, да и жену недавно похоронил.

— Мне надобно, чтобы он меня просто перекрестил, рукою. Ну, раз его нет, то ты хоть меня перекрести, дочка.

Перекрестила. Поблагодарил старик и «какую-нибудь» молитву попросил:

— А то скоро помирать, а я ни одной молитвы не знаю.

Были в храме буклеты о Серафиме Саровском, с молитвой, иконой и календариком. Один из них и взял старичок, а, уходя, попросил:

— Ты меня, дочка, когда уходить буду, в спину перекрести, все же легче будет.

Долги

Не секрет, что наш храм-часовня построен горняцкими силами. Всё с шахтерской лопаты: и красота, и благолепие. Но по протоптанной дорожке за помощью раз за разом неловко бегать. Той же горняцкой лопатой весь город стоит, надобно и честь знать, хотя бы на некоторое время.

Колокола, облачения, утварь, иконы — работа ручная. Больших денег стоит.

Спрашиваю у духовника, как быть?

— Заказывай, делай, бери.

— Так, а деньги откуда?

— Молись, служи, Бога проси.

Так и передал прихожанам. Молимся да служим, насколько можем. Господь помогает. Через тех, кому Он нужен. С мебелью церковной проблема была — Владимир Сафонов пожертвовал. Обнаружилась нужда в иконах (теперь они снаружи храм-часовню украшают) — другой Владимир, Фролов, все заботы на себя взял. Колокола же в Днепропетровске заказал и оплатил Александр Тимошенко.

Всех не перечислишь, а надо бы. Да и дорожка к горнякам снегом не заметается и травой не зарастает, что ни день, то — «помогите». Растет синодик храмового поминовения «о здравии» благодетелей, строителей и жертвователей. Так что долгов почти нет — денежных. А вот молитвенных — так много, что хватит ли жизни?

Благодарение

Удивительно, но очень многие заходящие в храм с удивлением узнают, что можно молиться не только о «ком-то» или о «чем-то», но и конкретно о себе грешном. Еще большее непонимание вызывает утверждение, что за все нужно благодарить Бога. Хотя, как известно, самой высокой, совершенной молитвой считается именно молитва благодарения. Наши же молитвенные воздыхания обычно протекают на примитивном уровне: «Господи, дай!»

И все же…

В недавнее зимнее утро пришла в нашу часовню женщина. Перекрестилась, поцеловала храмовый образ, вздохнула и произнесла:

— Слава Богу, дождалась.

— ???

— Муж у меня умер недавно. Чернобылец. Расходов много, дети, а тут холода еще. Надежда только на его, покойника, пенсию, да и то едва в натяжку хватает. Уж так Бога просила, чтобы помог! И что вы думаете? Вчера вечером приносит почтальон пенсию, а ее почти в три раза увеличили! Еле утра дождалась, чтобы Бога поблагодарить….

Дивны Твои дела, Господи.

Чистильщик

— Ты бы, батюшка, пришел двор почистил.

— ???

— Гуркотит что-то ночью, стучится. Петух ни свет, ни заря кричит и в погребе гупает кто-то.

Дошло: освятить просят усадьбу. Попробовать что-то объяснить о суевериях и страхах от неверия? Не получится. В лучшем случае скептически выслушают, покивают головой, то ли в знак согласия, то ли в смысле: говори, мол, говори, а дело свое поповское иди и делай.

Это в селе так обычно и происходит. В городе — немного по-иному. Тут уже о полтергейсте порассуждают, знакомых книжных магов вспомнят, последние прогнозы доморощенных астрологов в пример приведут. Одно объединяет и город, и село — абсолютная уверенность в существовании того, кто специально желает зла и неприятностей. Но это не тот враг рода человеческого, о котором сказано в Писании и у св. Отцов. Нет. Зачем так далеко ходить? Источник обычно рядом. С амплитудой от соседки до тещи или до свекрухи со свекром.

Впрочем, все эти рассуждения — констатация того, что Ветхий Завет и сегодня чрезвычайно актуален. Собрал я свой требный чемоданчик и пошел «двор чистить». Встретил хозяин. Сухонький мужичок, лет под семьдесят, по случаю моего прихода опрятно одетый и постоянно что-то бурчащий — для себя или для меня (?). На мои «Да что вы говорите!» и «Надо же!» — никакой реакции. Сплошные рассуждения, что жить спокойно вороги не дают, вон в позапрошлом году в огороде пшеницу, что по краям посеял, так узлом повязали, что и картошка не уродилась.

— Конек-горбунок погулял, что ли? — спросил я деда.

Тот продолжал что-то бубнить, не отвечая.

— Вы ему громче говорите, он слышит плохо, — разъяснила вышедшая хозяйка.

Пришлось повторить громогласно. Дед недоуменно посмотрел на меня и ответствовал:

— Какая лошадь?! Мы их отродясь не держим. Туточки, через усадьбу, бабка живет, она и творит это непотребство.

Поражаюсь я моим сельским прихожанам. Обычно к старости они одни остаются на хозяйстве: дети разъезжаются. Забот же не становится меньше, так как в аккурат к сбору вишни, затем картошки и прочих овощей они, дети которые, приезжают со всем своим разросшимся семейством. Нельзя сказать, что младшее поколение вовсе не помогает сажать, полоть и воевать с жуком. Но рано по утрам в огородах я обычно наблюдаю только бабушек с дедушками в косыночках и кепочках.