Столько в их честь наречено…
А вот Пелагеям, Параскевам, Феклам, Ферапонтам — сплошь безделье. Практически некого окормлять.
Представляете, сколь рады будут их святые, когда вы Никандром или Мокием своего сына назовете или дочь — Марфушей? Да они, в своей святости у Бога пребывающие, все для своих чад выпросят. И защитят, и наградят, и талантами обеспечат!
Есть у меня знакомый священник. Ему уже около восьмидесяти. Говорит:
— Не помру, пока Марфу не окрещу…
Наверно, еще долго жить будет.
Материнское
Почти каждую субботу у панихидного столика стоит и плачет эта женщина…Ее единственный сын погиб в шахте. В горняцком поселке это дело обычное, хотя трагедию не умаляет.
Но плач у нее сегодня не тот, который был в первый-второй год после смерти сыночка. Об ином скорбит женщина:
— Я ведь могла еще родить! Могла…
Ходоки в епархии
— Владыка святый, дайте священника, мы ему и жилье, и помощь, и заботу нашу обеспечим, да и управляющий наш тоже просит…
Владыка, хоть и понимает, что это под праздник делегация пришла, что после Пасхи с Красной горкой до Троицы ни одной души не придет к старому домику времен позднего сталинизма, преобразованного под церквушку, все же пишет Указ о назначении настоятеля.
Пишет и понимает: к концу лета, а то и раньше, матушка нового настоятеля с маленькими детишками у епархиальной приемной плакать будет.
Ходоки же позже придут. К Рождеству.
Обещать будут…
Елизаровна
Елизаровна — бабушка строгая и осмотрительная. Она, к удивлению своих сверстниц, все помнит и ничего не забывает.
Вот только одна с ней беда: ничего нового не приемлет, и если я на службе что-то сделаю «не так», например, не положу под Евангелие платочек на молебне, то обязательно вынужден буду выслушать вразумление Елизаровны.
Слава Богу, что моя канонистка устав клиросный не осваивала и литургику не изучала. Проблем бы было не счесть…
Когда после Блаженных стали мы тропари читать (всего-то на 4), Елизаровна долго бурчала и не соглашалась. Даже «католиком» меня обозвала в сердцах. Для нее «католик» (уж не знаю почему) — своего рода бес церковный.
Не столь давно заболела моя ревнительница сельского православного благочестия и прибежавший ее правнук позвал меня пособоровать прабабку.
После соборования, для которого Елизаровна заставила меня сделать семь деревянных стручцов с намотанной на них ватой (обычно я помазываю одним «софринским»), бабуля вдруг попросила:
— Ты, батюшка, Евангелию мне принеси, на церковном языке писанную…
Для чего Елизаровне Евангелие на церковно-славянском, когда она и видит слабо, а читает даже по-русски с трудом, мне было не понятно.
Тем более что на божнице, вместе с многочисленными иконами, рушником и цветами, лежал и увесистый томик Библии современного издания.
— Так пусть Вам правнук читает по главке — ответствовал я с удивлением. — Вон же Библия лежит.
— Ты, батюшка, мне настоящую Евангелию принеси, церковной грамотой писанную, — повторила бабуля.
— ?!
— Ох, молодь-то непутевая! И чему вас учат!.. — забурчала Елизаровна. — Под подушку мне Евангелию положить освященную и церковную надо, что бы здоровье прибавилось. Или смерти мне хочешь?
…Вчера я ездил за «товаром» в Луганск, купил ей «Евангелию» на церковно-славянском. Освятил и завез.
И действительно, чему нас, непутевых, учат???
Хорошая девушка
На краешке церковной скамейки присела девушка. Именно присела. Ей неловко, и она готова тут же вскочить даже от взгляда проходящего мимо человека. Устала. Видно, впервые на службе, а служба нынче долгая была.
Точно знаю, меня ждет. Еще на малом входе увидел ее, новенькую, среди знакомых лиц.
И ведь знаю, зачем ожидает.
Глаза уже все выдали.
— Как маме сказать, что у меня ребенок будет?
Хорошая девушка. Если бы она уже своего ребенка не любила, то в церковь бы не пришла.
Несправедливый Бог
Отпевал сегодня старушку в селе, которое и селом уже назвать-то нельзя: полторы улицы, с тремя десятками жилых домишек, и столькими же брошенными хатами. Казалось бы, и прудик есть, и балка, поросшая лесом, рядышком, и земля плодородная, да и усадьбы с садами богатыми… а не живут.
Пусто.
Поземка по пустым дворам бродит, ведро дырявое по улице гоняет. Грустно кругом. Удручающе.
На похоронах несколько бабушек, пара дедов да родственников немного. Рядом с гробом сестра покойницы на палочку оперлась и горюет потихоньку. К концу заупокойной службы вдруг начала возмущаться, что Бог несправедлив.
Спрашиваю у нее, мол, зачем Бога винишь да ругаешь? Она в ответ:
— Младшую, Евдоху, вот прибрал, а меня, старшую сестру, оставил. Несправедливый Бог! О чем Он там думает?
Посмотрел я на бабулю сокрушенно. Вздохнул. А что сказать-то, если и сказать нечего?
А рядом с гробом крест кладбищенский стоял, а на нем года жизни усопшей выжжены: 1913–2008. Сколько лет старшей, Марии, не спрашивал. Расчувствовался. Иконку ей благословил и попросил до Красной горки не помирать. Мол, дело у меня к ней есть…
Обещалась.
Сглазили
Мой городской храм-часовня нынче стоит в «маршруте» городских свадебных кортежей. Практически ни одна пара не пропускает, но заезжает лишь свечи поставить да запечатлеть себя на фото и видео — на фоне куполов и икон.
Недавно поинтересовался у молодоженов:
— Почему не венчаетесь?
Ответили, что тогда разводиться будет нельзя.
Еще не жили, а уже разводятся. Как же можно создавать семью, подразумевая возможный развод?
А, между тем, давеча я разговаривал с одним молодым человеком, приведенным мамой с диагнозом: «Его у меня сглазили». Из беседы выяснилось, что парень недавно развелся.
Спрашиваю:
— Наверное, после семейных проблем с Вами эти странности случаться начали?
— Да не было никаких проблем, — отвечает «заколдованный», — разбежались, да и все. Не подходим мы друг другу.
Ни сожаления, ни горести. Просто «разбежались»…
Рядом с мамашей, приведшей сыночка «снять сглаз» — ребенок годиков трех-четырех, девчушка в шубке. Глазками хлопает, на свечи горящие смотрит.
— Кто это? — спрашиваю.
— Да дочку у бывшей на пару дней взял.
Понятно: результат того, что они «не подходят». Пока ничего не понимающий, но уже несчастный.
Старичок
Вечером тихонько к храму приходит старичок. Слышно только его палочку, стукающую об асфальт.
Обычно старики дышат с хрипотцой или прерывисто, а этот как будто и не дышит вовсе. Он становится у двери и внимательно наблюдает за всеми, кто заходит в храм.
Некоторые думают, что ему нужна милостыня и подают. Он не берет. Улыбаясь, отодвигает дающую руку и просит:
— За Сережку помолитесь.
Я несколько раз спрашивал, кто таков этот «Сережка» и как его поминать: «во здравие» или …
Молчит старик. Только сильней мокреют глаза, что-то шепчут губы и дрожат редкие волосики на старческой голове…
Так и молюсь: «Господи, помяни раба Твоего Сергия».
Венчальное
«Я его разлюбила» или «Я ее больше не люблю». Знакомо? Так вот: значит, и не любила (или не любил) никогда. Не было любви. Потому что: Любовь долготерпит, милосердствует, … не ищет своего… (1 Кор. 13:4,5).
На венчании не спрашивают: «любите ли Вы друг друга?», а только: «желаешь ли ты» супружества? То есть любви у молодоженов друг ко другу пока нет, не должно быть — она лишь ожидается!
Лет так этак через двадцать-тридцать.
В аккурат к старости.
Обновленцы мои
Отпевание. Старушке-покойнице за восемьдесят.
Бабушки своим распевом мне петь не позволяют. Только прошения с возгласами и успеваю вставлять…
Смиряюсь, и вместо молитвы, чем я должен усиленно заниматься, смотрю на красивую осень в окошке, на собаку, спящую вместе с котом у будки под теплым недолгим солнечным лучиком, и на двух мужиков у угольника, которые, не дождавшись поминок, оприходывают «маленькую».
В реальность возвращает «новояз» в чине погребения, высоким старушечьим голосом выводимый: «Ой-же-ой, на кого же подружечка моя, ты меня оставила…» Ошарашенно смотрю на бабуль и, дождавшись окончания причитания, спрашиваю:
— Жалко Ганну-то?
— Ой, жалко, отец Лександр, ой, жалко!..
Дальше пою ирмосы сам. Во избежание…
А бабулька действительно хорошей была. Анной звали, по-местному — Ганной.
Ты кто такой?.