«иноземным» верблюдом, гавран (ворон), лисица и волк прибегли к уловке: каждый из них предлагал себя в пищу льву, а остальные отвергали эту жертву. «Мал бо еси телом и худ!», — крикнули они ворону. «Смрадно бо есть тело и на пищу непотребно», — сказали лисице, а мясо волка сравнили с «песьим мясом», вредным для желудка. Рассчитывая на такое же великодушие, верблюд похвастался «сладостью» своей плоти и тоже предложил себя в жертву. «Истинну рекл еси, о верблюде!», — воскликнули остальные и немедленно растерзали его.
Хитрость — вот единственное, что может спасти слабое существо в таком мире. Великим хитрецом оказался заяц, попавший (в другой вставной басне) в такое же положение, как верблюд. По приказу царя-льва подданные должны были ежедневно приводить ему на съедение по одному зверю. Заяц, на которого пала очередь, пришел к царю без сопровождающего зверя (который по обычаю должен был его конвоировать) и с опозданием. Разъяренному голодом льву он объяснил, что тащил на съедение «зайца друга своего», но по дороге на них напал другой лев и отобрал жертву, несмотря на то что ему было сказано, для кого она предназначалась. Царь потребовал, чтобы ему показали похитителя. Заяц привел его к глубокому колодцу и показал ему «сень» (отражение): «Видиши ли лва, иже похыти твоего зайца? И сей заець у него есть!». Лев бросился в колодец и утонул.
Хитрость оказывается необходимой не только перед лицом грозного царя, но и по отношению к тем, кто выдает себя за друзей. Одна из глав «Стефанита и Ихнилата» повествует о дружбе пифика (обезьяны) с желвой (черепахой). Однажды желва пригласила пифика к себе в гости на «остров травоносный» и по дороге, «посреди пучины», открыла пифику, что везет его к своему «подругу», который лежит на одре болезни и которого может исцелить только одно «былие» (лекарство) — пификово сердце. «Въскую (т. е. «зачем»), любимаа, не сказа мне таковое слово!», — воскликнул пифик и объяснил, что у него такой обычай: когда идет к другу, свое сердце всегда оставляет дома. Желва поплыла обратно, пифик вылез на берег, забрался на дерево и оттуда посмеялся над коварной, но глупой желвой.
Наиболее развернутое изображение этот звериный мир получил в рассказе, занимающем главное место в цикле, — истории Стефанита, Ихнилата, Льва и Тельца. Если отдельные басни-притчи цикла по, своему жанру напоминают новеллы, то главный рассказ тяготеет к более развернутым формам повествования. Персонажи этого повествования не просто носители какого-либо одного свойства (могущества, слабости, хитрости или простоты);[101] это почти характеры. Царь Лев, при дворе которого живут Стефанит и Ихнилат, тоже не только грозный царь. Он обладает и другими чертами: в греко-славянском рассказе, как и в арабском, Лев «вознослив и горд и скуден мудростью». Царь окружен придворными, всеми средствами добивающимися его благоволения. В лесу появилось неизвестное существо, страшно «рыкающее»; трусливый Лев перепуган, но старается скрыть свой страх от подданных. Растерянность Льва хочет использовать в своих интересах Ихнилат — зверь, который был когда-то «мудрейшим» при царском дворе, но затем впал в немилость. Ихнилат является ко Льву, осторожно выведывает причину его «сумнения» и отправляется на поиски страшного незнакомца.
При всем своем скудоумии Лев не слишком надеется на верность подданных. Когда Ихнилат уходит искать «велегласного» зверя, Лев сразу же раскаивается в том, что послал его: хитрый зверь еще недавно был в немилости и наверняка затаил обиду; если Ихнилат узнает, что незнакомец сильнее Льва, он «к нему присвоится и возвестит ему неможения» царя. Даже когда Ихнилат, вернувшись, сообщает, что таинственное существо оказалось Тельцом и от него не может быть вреда, Лев продолжает колебаться: ничтожного Ихнилата новый зверь не тронул, но кто знает, как он отнесется ко Льву: «Да не мниши, яко немощен есть, зане тебе ничим же повредил есть Телец. Великый бо ветр и буря малаа древеса не повреждаеть, высокая же сломив искореневаеть».
Но вот Телец приведен ко Льву и не обнаруживает никаких враждебных намерений. Обрадованный Лев принимает его в число своих приближенных, поручает ему «всяку область» и осыпает почестями. Ихнилат опять оказывается в стороне — все его старания пропали даром. В отчаянии коварный зверь решается на новую интригу — теперь он хочет поссорить Льва с Тельцом. Льву он рассказывает о бунтовщических замыслах нового советника «похытити власть» царя, Тельцу — о намерении Льва съесть своего «отолстевшего» фаворита. Обоим он советует при встрече обращать внимание на угрожающие признаки в поведении противоположной стороны: следить, не будет ли Телец рыть землю рогами, а Лев — вращать кровавыми очами и махать хвостом. Лев и Телец встречаются; каждый из них боится другого и каждый обнаруживает те самые опасные признаки, о которых говорил Ихнилат. «Лучши есть в гнезде змиеве пребывати, нежели у царя!», — восклицает отчаявшийся Телец и бросается на Льва; Лев убивает его.
Вскоре после убийства Тельца Лев раскаивается в своем поступке и отдает под суд того, кого он и его приближенные считают главным виновником случившегося, — Ихнилата. Но «лукавый душой» Ихнилат и на суде оказывается хитрее Льва и его присных. «И аще аз (т. е. «если я») о себе не отвещеваю, кому печаль отвещевати о мне?», — откровенно заявляет Ихнилат и «отвещевает» так, что оставляет в дураках всех своих обвинителей. Да, действительно, «аз бо, яко приятель Лвов, сказал ему, яже о Телци», — соглашается Ихнилат. Но разве он не вправе ошибаться, как и сам царь? Кто может доказать, что это была сознательная клевета? Ихнилат недаром сравнивает своих обвинителей с неумелыми врачами: ни один из них не способен предъявить ему никаких определенных обвинений. «Некто от боляр» требует от Ихнилата собственных чистосердечных признаний; мать Льва ругает его «лукавым и неистовым»; царев «протомагер» (главный повар) ссылается на то, что Ихнилат «имат левое око мало и мъгливо» и «егда ходит, долу главу прекланяет», — все это, по его словам, признаки клеветника. Ихнилат без труда отвергает эти обвинения, а повара даже уличает в том, что тот выглядит не лучше его самого: покрыт «смрадными струпьями», да еще осмеливается стоять перед царем и трогать руками царскую пищу.
Самозащита Ихнилата не могла не казаться читателю убедительной: при дворе Льва он действительно был не хуже и не грешнее всех остальных. Имел ли основание сам Лев, убивший Тельца по пустому подозрению, осуждать Ихнилата за его излишнюю подозрительность?
Повесть о Стефаните и Ихнилате оказывалась своеобразным «романом без героя» в средневековой письменности. Даже Стефанит, мудрый и осторожный собеседник