в «Памятниках древней письменности».[84] Спустя несколько лет, в 1880—1881 гг., «Стефанит и Ихнилат» был издан А. Е. Викторовым в той же серии по более древним спискам — двум сербским и третьему, который издатель определял как «болгарско-русский».[85]
Ни до своего опубликования, ни после него повесть «Стефанит и Ихнилат» не привлекала особого внимания исследователей древней Руси. В научной литературе нет ни одного исследования, специально посвященного славяно-русской версии этого памятника.[86] Такая судьба «Стефанита и Ихнилата» в русской филологии обратила на себя внимание А. Μ. Ремизова. «Не думаю, чтобы в кругу Пушкина знали об Ихнелате, да и в Летописи русской культуры XIX в. (Н. Барсуков. Жизнь и труды Погодина) среди археологии и любителей древней письменности о Ихнелате не упоминается», — писал А. Μ. Ремизов в послесловии к «Повести о двух зверях».[87]
Едва ли малую популярность «Стефанита и Ихнилата» среди исследователей древней Руси можно объяснять только иноземным происхождением памятника. «Бова королевич», ставший для людей XVIII—XIX вв. как бы воплощением допетровской Руси, был переводным итальянским романом; не на Руси сложились и популярнейшие жития — такие как житие Николая чудотворца, Алексея человека божия, Саввы Освященного или жития из Синайского, Скитского и Египетского патериков. Но все эти памятники постоянно привлекали внимание людей, желавших разгадать «душу» древней Руси. Они соответствовали традиционным представлениям об этой «душе» — героической и благочестивой, цельной, лишенной всякого скептицизма и раздвоенности. Они соответствовали и представлениям о древнерусской литературе — возвышенной, устремленной к идеалу, прямолинейно-дидактической.
Совсем иной характер имеет «Стефанит и Ихнилат». Конечно, и в этом памятнике немало дидактики: герои повести постоянно читают друг другу нравоучения и рассказывают притчи, имеющие открыто назидательный характер. Но главные персонажи цикла, давшие имя всему произведению, — Стефанит и Ихнилат — очень мало походят на традиционных героев древнерусской литературы. Не совсем понятно даже, кто они такие. В зверином царстве, где они живут, правит Лев; ему служат различные звери — «Львове же, и медведи, и волци же, и лисици, и иныи друзии». Стефанит и Ихнилат — тоже звери, но какие именно — неизвестно;[88] не совсем понятно также, отрицательные они персонажи или положительные. Стефанит — резонер, довольствующийся своим скромным местом в жизни, Ихнилат — честолюбец и авантюрист, но оба они «мудроумны», оба привязаны друг к другу, и эта дружба сохраняет свою силу и тогда, когда Ихнилат попадает в заточение.
Своеобразие «Стефанита и Ихнилата» хорошо понял А. Μ. Ремизов. Действие его «Повести о двух зверях» развивается в обстановке, более всего напоминающей Париж 1940—1944 гг., охваченный войной и оккупацией. Ремизов сделал Стефанита и Ихнилата неимущими интеллигентами, одинокими и заброшенными при обезьяньем дворце царя-льва, и придал героям даже кое-какие автобиографические черты (нужда, надвигающаяся слепота). Но перенесение действия в XX век никак не изменило характеристики основных героев повести. Хитрые рассуждения Ихнилата в спорах со Стефанитом, его остроумные доводы во время суда не придуманы Ремизовым в «Повести о двух зверях», а взяты из оригинала. Даже разговор Ихнилата в темнице с пришедшим к нему на свидание Стефанитом, во время которого Ихнилат высказывает опасение, что ни в чем неповинного зверя могут «зацарапать» за дружбу с ним, подвергнуть пытке и принудить к откровенности, соответствует подлиннику. «Да не за ради дружбу и любовь, яже имехом, ят (т. е. «взят») будешь и ты, и нужею исповеси (т. е. «признаешься под принуждением»), яже о мне», — говорит Ихнилат в древнерусской повести. Самоубийство Стефанита, напуганного возможным арестом, искреннее горе коварного Ихнилата, узнавшего о гибели Друга, — все это подлинные мотивы древнего текста.
Своеобразие «Стефанита и Ихнилата», его несходство с большинством известных нам памятников, бытовавших на Руси до XV в., разительны. Необычны не только основные персонажи, давшие имя книге, — необычны и остальные действующие лица. Говоря о древнерусской литературе, исследователи обычно отмечают отсутствие в ней заведомого вымысла, историчность (действительную или предполагаемую) ее героев. Между тем в «Стефаните и Ихнилате» действуют явно не исторические персонажи, и даже не люди, а звери, но звери сказочные, имеющие свое государство, своего царя, разговаривающие друг с другом на человеческом языке. Все это испокон веку было свойственно сказкам о животных, но когда именно проникли такие сказки в русскую письменность?
Своеобразие «Стефанита и Ихнилата» делает особенно желательным исследование литературной судьбы книги о двух зверях в русской письменности. Когда появилась здесь эта книга? Кем и с какой целью она переписывалась? В настоящей статье мы попытаемся выяснить судьбу «Стефанита и Ихнилата» в первые века бытования книги на Руси.
I
Книга «Стефанит и Ихнилат» пришла на Русь из Византии через южных славян, но родиной ее является Восток. В своем первоначальном индийском варианте, известном по санскритской «Панчатантре» IV в. н. э., цикл басен о животных состоял из пяти книг, в которых мудрец-брахман по просьбе царя Амаршакти рассказывает ему притчи-басни о «разумном поведении». Басни эти перемежаются стихами, обычно выражающими в более прямой форме мораль повествования. Первая книга «Панчатантры» — «Разъединение друзей»:
Сошелся лев с быком в лесу, и их привязанность росла,
Но жадный клеветник шакал навек ту дружбу погубил, —
таково краткое содержание этой книги, изложенное в ее первом стихотворении.[89] Вторая книга рассказывает, в противовес первой, о верной дружбе ворона, серны, крысы и черепахи; третья — о войне воронов с совами; четвертая — о коварном дельфине, пытавшемся обмануть своего друга обезьяну; пятая — о безрассудных поступках (рассказ о глупом цирюльнике).
Построенная как наставление государю («княжеское зерцало» — жанр популярный в средние века и на Востоке и на Западе), «Панчатантра» брала, однако, свой материал из сказок о животных — сказок, широко распространенных у всех народов мира. Из Индии цикл басен о животных проник в Иран, а оттуда — в арабские страны.
Для развития европейских, и в частности славянских, литератур наибольшее значение имела именно арабская версия басенного цикла: на основе этой версии возникли и ее греческая переработка, в свою очередь использованная южными и восточными славянами, и латинское переложение, получившее распространение по всей Западной Европе.
По своей структуре арабская версия цикла несколько отличалась от индийской. Общая «рамка» цикла (разговор царя с мудрецом), мало разработанная и в «Панчатантре», играла в арабском тексте небольшую роль; важнейшее значение приобрел зато основной рассказ первой книги — о двух шакалах, льве и быке. Индийские имена этих шакалов — Каратака и Даманака — были переданы в арабском тексте