Читать интересную книгу Мужчины не ее жизни - Джон Ирвинг

— Что такое шрам? — спросила девочка. — Я умру?

— Нет, ты не умрешь, детка, — заверила ее мать.

Потом разговор перешел на другую тему: как будут лечить фотографию. Когда дела в больнице закончатся, они возьмут фотографию в магазин в Саутгемптоне, где продаются рамки, и оставят ее там, чтобы подобрали новую. Рут снова начала плакать, потому что не хотела оставлять фотографию ни в каком магазине, но Эдди объяснил, что нужно сделать новую матировку, новую рамку, новое стекло.

— Что такое матировка? — спросила девочка.

Когда Марион показала Рут кровавое пятно на матировке (но не фотографию), девочка пожелала узнать, почему пятно не красное; кровь высохла и стала коричневой.

— Я тоже стану коричневой? — спросила Рут. — Я умру?

— Нет-нет, детка, ты не умрешь. Ничего ты не умрешь, — повторяла ей Марион.

Рут, конечно же, плакала и когда ей делали уколы, и когда накладывали швы — всего два. Доктор удивился тому, какой идеально ровной оказалась ранка: подушечка указательного пальца правой руки была рассечена ровно надвое. Ни один хирург не смог бы специально разрезать такой маленький пальчик точно посредине, даже с помощью скальпеля.

Когда они, оставив фотографию в магазине, поехали к дому, Рут замерла на коленях матери. Эдди вел машину назад в Сагапонак, щурясь в лучах утреннего солнца. Марион опустила козырек со стороны пассажирского сиденья, но Рут была такой маленькой, что солнце светило ей прямо в лицо, и она поворачивалась к матери. Внезапно Марион стала смотреть в глаза дочери, в особенности в правый глаз Рут.

— Что случилось? — спросил Эдди. — У нее что-то в глазу?

— Нет, ничего, — ответила Марион.

Девочка приникла к матери, которая козырьком ладони загораживала лицо дочери от солнечных лучей. Уставшая от слез Рут заснула еще до того, как они доехали до Сагапонака.

— Что ты там видела? — спросил Эдди у Марион, которая снова смотрела куда-то вдаль, ничего не видя перед собой (но не видела она все же не так, как прошлой ночью, когда Эдди спросил ее о несчастном случае с мальчиками). — Скажи мне, — попросил он.

Марион показала на дефект в радужке своего правого глаза, этот желтый шестигранник, которым часто восхищался Эдди; он много раз говорил ей, что любит это крошечное желтое пятнышко в ее глазу, то, как в определенных лучах света или при непредсказуемом угле отражения оно могло превращать ее глаз из голубого в зеленый.

Хотя глаза у Рут были карие, Марион разглядела в радужке правого глаза Рут тот же самый ярко-желтый шестигранник. Когда четырехлетняя девочка моргнула в солнечных лучах, шестигранник продемонстрировал свою способность превращать правый глаз Рут из карего в янтарный.

Марион по-прежнему прижимала спящую дочь к груди, одной рукой защищая лицо девочки от солнца. Эдди никогда прежде не видел, чтобы Марион проявляла такую физическую любовь к Рут.

— Твой глаз очень… необычный, — сказал шестнадцатилетний мальчишка. — Это как родимое пятно, только более таинственное…

— Бедная девочка! — прервала его Марион. — Я не хочу, чтобы она была похожа на меня!

Миссис Вон отправляется на помойку

Следующие пять или шесть дней, до снятия швов с пальца, Рут не возили на пляж. У нянек появилась дополнительная забота — следить за тем, чтобы Рут не намочила порез, и это их раздражало. Эдди почувствовал, как возросло напряжение в отношениях между Тедом и Марион; они и прежде избегали встреч, но теперь и вовсе прекратили разговаривать и даже смотреть друг на друга, а если один из них хотел выразить свою досаду другому, то делал это через Эдди. Например, Тед считал, что это Марион виновата в травме Рут, хотя Эдди несколько раз говорил ему, что именно он дал Рут фотографию.

— Дело не в этом, — сказал Тед. — Дело в том, что ты вообще не должен был заходить в ее спальню — это обязанность матери.

— Я вам уже говорил — Марион спала, — солгал Эдди.

— Сомневаюсь, — сказал парню Тед. — Сомневаюсь, что «спала» точно описывает состояние Марион. Я бы предположил, что она вырубилась. Разве нет?

Эдди, не уверенный в том, что имеет в виду Тед, сказал:

— Она не была пьяна, если вы это хотите сказать.

— Я не говорил, что она пьяна — она никогда не бывает пьяной, — сказал Тед Эдди. — Я сказал, что она вырубилась. Разве нет?

Эдди не знал, что на это сказать. Он доложил о проблеме Марион.

— Ты сказал ему — почему? — спросила она парнишку. — Ты сказал ему, о чем ты спросил меня?

Эдди был потрясен.

— Нет, конечно же нет, — сказал шестнадцатилетний мальчишка.

— Скажи ему! — воскликнула Марион.

И Эдди сказал Теду, что случилось, когда он спросил у Марион о том несчастном случае.

— Наверно, это я вырубил ее, — объяснил Эдди. — Я вам говорю — это моя вина.

— Нет, это вина Марион, — гнул свое Тед.

— Господи, да кому какая разница, чья это вина, — сказала Марион Эдди.

— Мне есть разница, — сказал Эдди. — Это я принес фотографию в комнату Рут.

— Дело не в фотографии, не будь таким глупеньким, — сказала шестнадцатилетнему мальчишке Марион. — Тут, Эдди, твое дело сторона.

Парень был потрясен, поняв, что она права. Эдди О'Хара оказался втянутым в отношения, которые стали самыми важными в его жизни; и тем не менее, если вопрос касался того, что происходило между Тедом и Марион, то тут его дело было сторона.

А Рут тем временем каждый день спрашивала о невозврашенной фотографии; каждый день кто-нибудь звонил в магазин в Саутгемптоне, но матировка и подбор рамки для одной-единственной фотографии размером восемь на семь явно не были приоритетны для владельца магазина в пик сезона.

Будет ли на новой матировке пятнышко крови? Рут хотела это знать. (Нет, не будет.) Будут ли новая рамка и стекло точно такие же, как старые? (Будут очень похожие.)

И каждый день и каждый вечер Рут вела нянек, или мать, или отца, или Эдди по фотогалерее в доме Коулов. Если она тронет эту фотографию — стекло порежет ее? Если она уронит эту, то есть ли и тут стекло и разобьется ли оно? И вообще, почему стекло бьется? И если стекло может вас порезать, то зачем держать в доме стекло?

Но еще до нескончаемых вопросов Рут август подошел к своей середине. По ночам стало заметно прохладнее. Даже в собачьей будке спать стало вполне комфортно. Однажды ночью, когда Эдди и Марион спали там, Марион забыла накинуть полотенце на мансардное окно. Рано утром их разбудила низко летящая стая гусей. Марион сказала: «Уже полетели на юг?» Больше весь этот день она не разговаривала ни с Эдди, ни с Рут.

Тед радикальным образом переписал «Шум — словно кто-то старается не шуметь»: в течение недели он каждое утро давал Эдди полностью переработанную рукопись, и Эдди в тот же день ее перепечатывал заново, а на следующее утро к нему поступала новая переработка Теда. Только-только начал Эдди чувствовать себя настоящим секретарем писателя, как процесс переработки закончился. Эдди больше не видел «Шум — словно кто-то старается не шуметь» до его выхода из печати. Хотя для Рут эта книга стала самой любимой из всего написанного отцом, для Эдди она таковой не была — он видел слишком много ее промежуточных вариантов, чтобы по достоинству оценить окончательный.

А за день до того как Рут сняли швы, в почте обнаружился толстый конверт для Эдди от отца. В нем были имена и адреса всех живых экзонианцев, проживающих в Гемптонах, это был тот самый список, который Эдди выкинул в помойку на пароме, пересекая Лонг-Айлендский пролив. Кто-то нашел конверт с напечатанным обратным адресом Экзетерской академии и аккуратно написанным именем старшего О'Хары — уборщица, или кто-то из экипажа парома, или какой-нибудь тип, сующий нос во все помойки. Кто бы ни был этим идиотом, он или она вернули список Мятному О'Харе.

«Ты должен был мне сообщить, что потерял список, — писал отец Эдди. — Я бы переписал имена и адреса и переслал бы тебе. Слава богу, кто-то смог оценить важность этих бумаг. Примечательный акт человеческой доброты — и это в то время нашей истории, когда акты доброты становятся редкостью. Кто бы это ни был, мужчина или женщина, он даже не потребовал компенсации почтовых расходов! Наверно, все решило название Экзетера на конверте. Я тебе всегда говорил, что трудно переоценить влияние доброго имени академии…» Мятный писал Эдди, что добавил одно имя и адрес — экзонианец, проживавший неподалеку от Уэйнскотта, по непонятной причине не попал в первоначальный список.

Для Теда время это тоже было трудным. Рут заявила, что у нее от швов кошмары по ночам; кошмары у нее случались главным образом, когда в доме дежурил Тед. Однажды ночью девочка, заливаясь слезами, звала мать — только мамочка (и, к еще большему раздражению Теда, — Эдди) могла утешить ее. Теду пришлось звонить им в собачью будку и просить приехать. Потом Эдди пришлось везти Теда в собачью будку, где, как воображал Эдди, отпечатки его и Марион тел были все еще видны на (возможно, все еще теплой) кровати.