Сунара. Она помнила, что это означает на ее языке — «луна». Возможно, он назвал ее так из-за белой кожи. Но нет, она Мирослава! Она никогда не откажется от своего имени!
Утром Жайя, увидев свежий ожог, запричитала и достала из своих немногочисленных вещей маленькую стеклянную баночку.
— Мазать, — сказала она, погладив себя по месту с отметиной.
Мира благодарно кивнула и взяла лекарство. Открыла, принюхалась — пахло незнакомыми травами. Что ж, хуже вряд ли будет. Она смазала рану и аккуратно перевязала кусочком чистой ткани, которой тоже поделилась соседка.
Сегодня она не находила себе места, странное предчувствие бередило душу. Она жила у господина Аджая уже седмицу и за это время так и не придумала, как сбежать. Окна не были затянуты бычьими пузырями, как это делали в ее родном селении, здесь всегда тепло, в этом просто нет смысла, но на каждом стояли металлические решетки. Каждая новая идея тут же разрушалась о суровую действительность. Так что Мира могла лишь тяжело вздыхать, раздражая этим Абраю, и кое-как выполнять поручения той.
В кухню вбежала Малайя. Она обвела помещение глазами и, не заметив Миру, которая залезла под стол, чтобы подобрать упавшую туда миску, запыхавшимся голосом спросила:
— Где Сунара?!
— Тут эта криворукая, — проворчала женщина.
Мира выпрямилась, рабыня облегченно вздохнула и объяснила старухе:
— К господину гости пришли, нужен чай с угощениями, принести должна Сунара.
Кухарка кивнула, а потом окинула недовольным взглядом свою помощницу и сказала Малайе:
— Я пока все сделаю, а ты отведи-ка ее в комнату и объясни, что нужно переодеться, пусть нарядное наденет. Раз уж хозяин решил новой рабыней похвастаться, по голове не погладит, если она в таком виде появится.
Мира невольно окинула себя взглядом. На ней была все та же рубаха, которую дал торговец, только под нее ей дали еще просторные штаны, здесь их называли шароварами. За эту седмицу одежду она не меняла, поэтому успела порядком запачкаться. Хотя на крючке около ее лежанки висела сменная, но та только для особых случаев. Каких — никто не объяснил. Видимо, настал как раз такой.
Малайя тоже посмотрела на Миру и кивнула. Подбежала к ней, схватила ее за руку и потащила за собой. В комнатке она протянула соседке ее новое одеяние. До этого момента чужестранка даже не подумала рассмотреть то, что висело на ее крючке. А стоило бы.
— Надевай! — приказным тоном сказала рабыня и убежала куда-то, чтобы сразу же вернуться с тазом воды. — Умойся!
Мира сглотнула, но принялась стягивать грязную одежду. Привела себя в порядок и под внимательным взглядом девушки нарядилась. Такие же широкие шаровары, как она и носила, только из тонкой, полупрозрачной бирюзовой ткани, а сверху — нечто такое, что знахарка даже не знала, как обозвать. Из того же материала короткая рубаха, которая полностью открывала не только руки, но и живот, обуви не было.
Женщина оглядела себя, как могла, и недоуменно посмотрела на Малайю.
— Нет, — сказала она на монойском. И добавила на своем: — Я в этом не выйду!
— Да! — возразила та, уже увлекая Миру за собой обратно в кухню.
Там ее снабдили большим подносом, Абрая беззлобно проворчала Малайе:
— Доведи ее, это любимая посуда господина Аджая, разобьет еще чего доброго.
Перед самой дверью монойка сощурилась и молниеносным движением стянула с волос северянки ленту, ловко расплетя косу. Светлые пряди волнами рассыпались по плечам. Мира ничего не могла сделать, ведь у нее в руках находился поднос с любимой посудой хозяина.
— Иди! — шепнула она, распахивая дверь.
И сразу же словно оказалась в густом тумане. Она уже несколько раз видела, как хозяин втягивал в себя, а потом выдыхал терпко пахнущий дым, который поступал через длинную трубку, выходящую из странного вида кувшина. Мира не знала, что это, Рей никогда о таком не упоминал.
Рабыня закашлялась, пытаясь разглядеть в мареве хотя бы что-то.
— Сунара! — позвал хозяин. — Иди сюда!
Наконец она увидела три силуэта. Мужчины сидели в мягких креслах вокруг небольшого столика, видимо, на него и требовалось поставить поднос. Осторожно, чтобы не зацепиться за мягкий ковер с длинным ворсом, она стала двигаться к ним, чувствуя на себе внимание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Купил несколько дней назад. На нашем не говорит, сбежать уже у торговца пыталась, но это все временно. Ради такого цветка можно потерпеть небольшие трудности, научится. В наших краях редко встретишь такую белую кожу. Сунара, быстрее! — поторопил он.
А Мира больше не могла сдвинуться с места. Она смотрела на одного из гостей. Взгляды встретились. Сердце замерло. Поднос полетел на пол. Любимые чашки господина Аджая разлетелись вдребезги, как и тонкой работы заварочный чайник.
— Ах ты ж, зараза криворукая! — вскрикнул хозяин, подскакивая с места. — Быстро все убери и принеси новое!
Она не слышала, что он говорил. Не воспринимала ничего. В пяти шагах от нее сидел Рейчар. Такой же огромный, великолепный, ослепительный. Не в той черной одежде, в которой он проходил всю зиму, а в нарядной белой рубахе с диковинной черной вышивкой и в темных свободных штанах. Мира не могла справиться с дыханием, грудь резко вздымалась и опускалась. В глазах Рея читалось потрясение.
— Сунара!!!
Видя, что рабыня не реагирует, хозяин схватил плеть, которая лежала неподалеку, и в первый раз замахнулся, но Рей молниеносным движением подскочил к нему и остановил руку.
— Нет, — тихо и твердо сказал он.
Аджай недоуменно уставился на гостя. Третий мужчина тоже подхватился.
— Рейчар, что ты делаешь?! Прости моего сына, Аджай, ты же знаешь, он совсем недавно вернулся из плена, еще не до конца оправился.
Хозяин закивал, но плеть отложил.
— Конечно, конечно, такое испытание!..
— Рейчар, сядь! — прошипел отец.
Тот все еще не отводя взгляда от Миры, опустился в кресло. Тогда на свои места вернулись и двое других.
— Сунара! — снова кликнул хозяин. — Поторопись!
Мира ничего не понимала, в голове все смешалось. Перед ней был любимый мужчина, единственный, который прямо сейчас мог освободить ее. А он сидел и лишь глядел на нее. Она резко присела на корточки, быстро сгребла осколки, даже не замечая, что ранит ладони, и выбежала из комнаты. В коридоре никого не оказалось. Она поставила поднос на пол и без сил сползла по стене.
— Рей… — прошептала она и вся сжалась от того, что услышала сквозь приоткрытую дверь: мужчины смеялись. Она отчетливо разобрала смех Рейчара. Не спутала бы его ни с чьим другим. Сколько раз он смеялся, подхватывая ее на руки и кружа. Северянка спрятала лицо в колени и зарыдала.
Слышать это было больнее, чем просто потерять его. Больнее, чем лишиться свободы. Этот смех, такой родной, вспарывал внутренности. Он предал ее! Не дал хозяину ударить? Да пусть бы бил! Пускай забил бы до смерти! Не нужна ей такая жизнь! В его силах прямо сейчас увести ее из этого дома, забрать, укрыть ото всех, как когда-то сделала она. Но он только смеялся.
В таком бредовом состоянии ее нашла Малайя. Она тихо вскрикнула, увидев осколки на подносе и ладони Миры, из которых сочилась кровь. Девушка кинулась куда-то, почти сразу приведя на подмогу подругу. Пока Жайя побежала на кухню за новым чаем, Малайя отвела ничего не соображающую Миру к ним в комнатку, уложила на подстилку, смыла с ладоней кровь, помогла переодеться, обработала мазью и ушла, оставив Миру наедине с мечущимися мыслями.
К вечеру стало только хуже. Мира уже не соображала, где находится, ее то бил озноб, то, наоборот, становилось дико жарко. Тело то покрывалось испариной, то колючими мурашками. Болело запястье с ожогом, саднили ладони, давали о себе знать и не до конца зажившие рубцы от плети на спине. Но хуже всего оказалось состояние глубокой обиды и разочарования в человеке, который пустил корни в ее сердце. Она не могла четко сформулировать мысли из-за лихорадки, но все внутри сжималось, когда в памяти возникал его образ.