Рей посадил Миру на край купели, взял там же скользкий, пахнущий цветами куб и начал водить им по телу женщины. О том, что такое мыло, она узнала только здесь. Его руки продолжали мучительно медленный танец, пока вся кожа не оказалась покрыта белой пеной.
Глядя в его глубокие глаза, она, чуть прикусив нижнюю губу, взяла в мыльную, сладко пахнущую ладонь его готовый налитой член и заскользила ею по стволу вверх и вниз. Рей задышал чаще.
— Откинься, — хрипло сказал он.
Она безропотно подчинилась — легла спиной прямо на теплые камни, ощущая, как он широко разводит ее бедра. Из-под не полностью опущенных ресниц она видела, как он любуется открывшимся видом, как берет в руку член, водит им по внутренней поверхности бедер, заставляя ее нетерпеливо постанывать. Как головка дотрагивается до места сосредоточения ее удовольствия, как она скользит по нему: вверх, вниз, по кругу и все заново. Он продолжал эти легкие и мягкие движения, пока ее спина не выгнулась, а из горла не вырвался стон.
Только тогда, на пике ее удовольствия, мужчина стал медленно входить внутрь и так же медленно выходить. Каждое движение сопровождалось его глухими стонами, от этих звуков Мира таяла. Она приподнялась, чтобы лучше видеть его лицо, обняла за плечи. Ее твердые соски прижались к его груди. Рейчар издал звук, похожий на рык, но все же не сбился с ритма, не увеличил скорость, продлевая сладость этого мучительно неторопливого скольжения.
— Любимый… — прошептала она в самые губы, ловя его дыхание.
— Любимая… — улыбнулся он, отчего у Миры все внутри затрепетало.
Не выходя из нее, он опустил ее в воду. Она обвила его бедра ногами, он продолжал двигаться внутри, облизывая, прикусывая и посасывая губы. Мира вторила его движениям. Когда ее язык скользнул к нему в рот, он наконец не выдержал: прижал ее к стенке купели и увеличил темп.
— Да, да, пожалуйста… Только не останавливайся… — шептала она прямо ему в рот, крепче сжимая плечи, вонзаясь в них пальцами.
— Я долго так не смогу, Мира, — его голос был сосредоточен. — Это слишком… хорошо…
— Тогда не сдерживай себя!
И он больше не сдерживал. Вклинился в нее, прикусив кожу на шее. От этой резкой боли удовольствие снова накрыло Миру волной, она задергалась. Рей сильно толкнулся в нее еще несколько раз и вышел, изливая семя в воду, при этом прижимаясь к женщине всем телом.
Она гладила его по влажным волосам, вся дрожа. Действительно. Это слишком хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но почему же он снова вышел из нее перед самым концом? В первый раз после разлуки она не придала этому значения, тогда все произошло очень быстро. Но теперь… Они не спеша наслаждались друг другом.
— Рей?
— Что, милая?
— Почему ты сейчас сделал это не в меня?.. — робко спросила. Не могла не спросить, хотя лицо залила краска стыда.
Он издал тяжелый вздох и отстранился от нее. По выражению лица Мира сразу поняла: лучше вовсе не касалась бы этой темы. А теперь их ждет разговор, при том, кажется, он ей совсем не понравится.
Рейчар вышел из воды и подал Мире руку. Потом протянул ей большой отрез мягкой ткани и сам вытерся таким же, а после обернулся им. Северянка последовала его примеру. Все это время складка не сходила с его лба. Рабыня тоже хмурилась, на душе было неспокойно.
В молчании он взял ее за руку и повел в свою спальню. Усадил на кровать, а сам достал из ларца, который стоял на столе, небольшую бутылочку из зеленого стекла.
— Я хочу, чтобы ты пила вот это, — он вложил склянку в ее руку.
— Что это? — она растерянно вертела ее в руках.
— У нас ее пьют женщины, чтобы не понести.
Мирослава резко повернула к нему голову.
— Но ты ведь был не против. Тогда, у озера…
Рей глубоко прерывисто вдохнул воздух носом и выпустил через рот.
— Тогда были совсем другие обстоятельства, Мира.
Она опустила голову и почти прошептала:
— А если я уже?..
— Не думаю.
— Почему?
Он пожал плечами.
— По крайней мере, я на это надеюсь.
И так горько стало ей от этих слов, что она отвернулась, потому что предательские слезы против воли выступили на глазах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Иди ко мне, — он положил руку ей на колено, но Мира покачала головой и поднялась, все еще не глядя на него.
— Я лучше сегодня посплю в своей комнате, — она подошла к двери.
— Мира, постой, я не хочу, чтобы ты уходила!
Она замерла, но боялась обернуться. Не желала, чтобы он видел ее слезы.
— Мне нужно побыть одной, Рей. И да, я тоже не думаю, что тогда что-то получилось. Я ведь почти три года жила с мужем, и детей у нас не появилось.
Не дождавшись ответа, она тихо выскользнула из его спальни, потом забрала из купальни свою одежду и пошла в каморку, которую указала ей Налура. В отличие от дома господина Аджая, здесь у нее была отдельная комната. Небольшое, но ее личное пространство заменило общее помещение, а узкая деревянная кровать с мягким лежаком пришла на смену твердой подстилке на полу. Условия явно лучше. И все же она оставалась рабыней. Мира закусила губу. Пора уже смириться с этой участью.
Она поставила на небольшой столик бутылочку с настойкой, глядя на нее с ненавистью, как на ядовитую змею. Разговор не выходил из головы. Обстоятельства поменялись… Да, поменялись, но ее чувства, ее желание иметь от этого мужчины его продолжение — никуда не делось. А хуже всего то, что Мира сейчас оказалась с ним не совсем честна.
Да, она жила с мужем несколько лет. Но где-то в глубине души знала, что дело именно в нем, а не в ней. А когда Драгана непостижимым образом передала ей силу, Мира убедилась в своей правоте. Она чувствовала, что с ней все в порядке. А значит, она могла зачать.
Женщина легла в кровать на бок, бессознательно положила руки на живот и поджала колени к груди. Правда состояла в том, что она была почти уверена, что в тот раз боги услышали ее горячие мольбы. Женские дни уже давно задерживались. Никогда у нее не случалось таких долгих перерывов. А еще это странная дурнота, периодически накатывающая на нее… Но теперь, после этого разговора, стало страшно. Что делать, если она уже носит дитя? И, несмотря на всю странность ситуации, несмотря на слова Рея, от которых щемило сердце, мысль о том, что в ней уже может находиться маленькая жизнь, наполнило душу чем-то большим, теплым и мягким. Все еще пребывая в этом состоянии всеобъемлющей нежности к своему еще только возможному малышу, она не заметила, как погрузилась в сон.
* * *
А на рассвете ее разбудила Налура. Рабыня была еще довольно молодая, но старше самой Миры. Чистокровная монойка. Рядом с меткой на запястье у нее висел тонкий серебряный браслет. У Жайи она видела точно такой же. Мира предполагала, что это не просто украшение, а должно что-то значить. Но спросить не могла, иначе пришлось бы выдать знание монойского языка. Потом спросит при случае у Рея. Они договорились, что она будет делать вид, что только учится говорить, чтобы не вызывать лишних вопросов.
Налура окинула комнату взглядом, от которого не укрылся и зеленый флакончик. Она принесла новой рабыне несколько смен одежды.
— Для работы, — коротко объясняла она. — Для праздников, — продолжала выкладывать. — Для твоего господина.
Последний наряд больше открывал, чем закрывал, но все в этом доме прекрасно понимали, для чего именно отец подарил Рейчару рабыню Сунару.
— Спасибо, — сказала Мира по-монойски.
Налура повела северянку по дому, почти на пальцах объясняя, куда она может заходить, а куда — нет, какие обязанности на ней теперь лежат. Хотя, нужно признать, ее почти ничем не нагружали. Ей требовалось лишь помогать поддерживать чистоту в том крыле, в котором сейчас жил Рейчар. И то, как почудилось Мире, это скорее надуманная работа, потому что в этом огромном доме и без нее хватило слуг и других рабов.
Так потекли дни. Мира загнала глубоко внутрь себя то странное чувство обиды, которое она испытала после разговора с Реем. Еще ничего не известно. Слишком рано говорить о ребенке. Возможно, ей все показалось.