— Здравствуй, Богдана.
— И тебе не хворать, — селянка даже не потрудилась сделать вид, что рада видеть соседку. Как чувствовала, что муж до сих пор не забыл юношескую привязанность. — Ворота сама откроешь?
Мира кивнула и, прошмыгнув в калитку, завозилась с добротным засовом. В этот момент из хаты вышел Войко с еще одним ребенком. Тот разрывался от плача. Он поискал глазами жену и постарался перекричать сына:
— Голодный, поди!
Мира видела, как Богдана устало вздохнула и поплелась к дому. Взяла второго на руки и скрылась внутри. Только теперь Войко заметил телегу.
— Вернулась! — воскликнул он. — Быстро же!
Подбежал и помог отворить тяжелые створы. Завел лошадь во двор и принялся ее распрягать.
— Ну как там? Какие новости? Кто приезжал? — забрасывал он ее вопросами.
Мира молча зашла вслед за ним в конюшню, где стояла еще одна кобыла. На полу, устеленном соломой, валялось несколько толстых деревянных кругляков, видно, мужчина приготовил их для того, чтобы разрубить на дрова. Мира села на один из них и привалилась к стене.
— Мир, случилось что? — как-то растерянно спросил староста.
Она покачала головой.
— Просто очень устала. Не спала ночью, боялась, что товар украдут, — без зазрения совести соврала женщина.
— Давай до дома довезу, — предложил он, снова потянувшись за только что снятым снаряжением.
— Ну что ты! Не стоит беспокоиться! — слишком поспешно заверила его Мира.
Войко завел животное в стойло и опустился на соседний сруб.
— Послушай, Мира, я хотел извиниться за тот раз… — он пожевал нижнюю губу. — Тебе не нужно меня бояться. Ты же знаешь — никогда не обижу.
Она смогла выдавить слабую улыбку.
— Знаю. Но Богдана, как я посмотрю, вовсе не рада такой помощи.
Он покачал головой и тихо выругался себе под нос.
— Богдана, Богдана, Богдана! Как же она меня…
Мира перебила его, положив свою ладонь поверх его.
— Ей сейчас очень тяжело, Войко, не надо так.
— А мне, думаешь, легко?! Дети по ночам не спят и нам не дают, на мне теперь все хозяйство, а сейчас нужно начинать работу в поле, в огороде, да еще обязанности старосты никто не отменял. А она только знает, что пилит и пилит по любому поводу, сил моих больше нет! — он оперся локтями о колени и низко опустил голову, глядя в пол, при том макушкой чуть касался плеча Миры.
А она слушала и с удивлением понимала, что, погружаясь в проблемы этого человека, не так остро ощущает пустоту внутри.
— Сейчас вам обоим трудно, — она потянулась к его коротким волосам и легонько погладила. — Зато как будет хорошо, когда тройня подрастет! Это сколько сразу помощников тебе в поле и на хозяйстве.
Он ничего не ответил, но, подвинувшись чуть ближе, сильнее уперся ей в плечо, почти положив на него голову.
— Мир, спасибо тебе, — после долгого молчания наконец нарушил тишину мужчина.
— За что? — не сообразила собеседница.
— Мне кажется, только ты меня понимаешь, только с тобой можно поговорить по душам.
Она тяжело вздохнула. А в следующий момент сама не поняла, как его лицо очутилось рядом с ее. Знахарка еще никак не успела отреагировать, как он поцеловал ее. Аккуратно, ненастойчиво и даже довольно робко. Мира замерла, прислушиваясь к внутренним ощущениям и ясно осознала, что ничего не чувствует. Пустота. У него чужой запах, совсем не такие мягкие губы и, самое главное, он не Рей.
Дверь в конюшню скрипнула и приоткрылась шире. Мужчина вздрогнул и отстранился от Миры. Поднялся, вышел и глянул по сторонам, но очень быстро вернулся.
— Никого, сквозняк, наверное.
Мира уже поднялась. Он хотел снова подойти ближе, но женщина как можно мягче остановила его.
— Войко, не нужно. Вот увидишь, у вас все наладится, не разрушай своими же руками счастье. Береги семью, это… Это самое главное в жизни, — она почувствовала, как к горлу снова подкатывают слезы и поспешила сменить тему: — Я ж тебе чуть не забыла твою долю отдать! — потянулась к кошельку на поясе.
Но староста жестом остановил ее.
— Оставь себе, я знаю, как тебе нужна лошадь. Так ты скорее соберешь нужную сумму.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Спасибо, — растерялась она.
— Мир? — спросил он улыбаясь.
— Что? — откликнулась она, думая, что он назвал ее по имени.
— Между нами — мир? — еще шире растянул губы Войко. — Не обижаешься на меня?
— Ну что ты, все хорошо.
— Иди сюда, — он шагнул навстречу, распахивая объятия, но, видя ее недоверчивое выражения лица, добавил: — Обнять тебя на прощание хочу, по-дружески.
Северянка слегка улыбнулась и сделала шаг ближе.
— Только больше никаких поцелуев, — проворчала она, позволяя сжать себя крепким мужским рукам.
— Обещаю.
Мирослава добралась домой. Села на лавку и долго смотрела перед собой невидящим взглядом. Так пусто. Так тихо. Кота что ли завести? А еще парочку коз и корову. Она вздохнула. На такое хозяйство ее маленького сарайчика не хватит.
Или наоборот — выбраться из этой глуши? Уйти к людям, да не просто в ее село, а туда, где все время происходит движение. Уйти жить в Прибрежный град, а зимой перебраться куда-то в большое поселение.
Если боги позволили, и она понесла, нужно оставаться. Заводить хозяйство и обживаться здесь, несмотря на эту дыру в груди. Она положила руку на живот, будто могла уже что-то почувствовать. Если же нет… Как выбрать свой путь?
Солнце садилось. Женщина очнулась, когда стало холодно. Она ведь так и не натопила печь, а хата за несколько дней успела настыть. Но вместо того чтобы начать разводить огонь, Мира оделась и тихо вышла. Ноги сами несли ее в святое место. Как давно она сюда не приходила… Рейчар заменил ей сразу всех богов. Мира испугалась такой мысли. Им это не понравится.
Когда она добралась до капища, совсем стемнело. Обычно сюда приходили днем, поэтому сейчас на широкой лесной поляне, освещаемой лишь убывающей луной, никого не было. Лишь каменные изваяния, стоящие по кругу, строго взирали на нее. Мира по очереди поклонилась Перуну, Дажбогу, Стрибогу и Мокоши. Села около богини и устало привалилась к валуну головой.
— Благая богиня, прошу, укажи мне путь! Что мне делать? — прошептала она, глядя в темное звездное небо.
Мира не знала, как боги отнесутся к тому, что она открылась монойцу, ведь он вообще почитал другого бога. Но все же надеялась, что они не будут гневаться.
Но они молчали. Молчал и лес вокруг. Одинокая слеза покатилась по щеке травницы. Она сидела так долго, что уже не ощущала тела. Руки и ноги онемели, ведь по ночам, когда земли не касались солнечные лучи, было еще холодно.
И вдруг она снова услышала детский плач. Ребенок звал маму. Мира знала, что это навка. Давно умершая проклятая душа, которая не нашла покоя. Злой дух, могущий навредить. И все же сейчас она ее не боялась. Так жалобно взывал голосок. Мира поднялась и, не выходя со святой земли, сама позвала ее:
— Ау, маленькая, иди ко мне!
Плач стал ближе. Мира снова кликнула. Тихую ночь вдруг нарушил порыв ветра. Он пролетел по капищу, сорвав с головы Миры капюшон. Волоски на теле поднялись дыбом. Вокруг ощутимо похолодало.
— Иди сюда, не бойся, — снова позвала Мира, хотя уже была вовсе не уверена в том, правильно ли поступает, сама призывая нечисть. Не зря же Драгана предостерегала ее.
Мире показалось, что где-то сбоку стоит силуэт. Женщина обернулась, но в темноте никого не увидела. Сердце забилось быстрее. Северянка обернулась еще и еще. Навка будто с ней играла: показывалась только мельком.
— Не прячься, — попросила Мира. — Я не обижу, я хочу помочь.
Новый порыв ветра чуть не сбил ее с ног. Из-за валуна показался ребенок. Девочка лет четырех: низенькая, худенькая, в каких-то лохмотьях. С совершенно белыми спутанными волосами и серебристыми глазами, которые светились, как у кошки. Она стояла и внимательно рассматривала Миру, поворачивая голову из стороны в сторону.
— Со мной никто не играет, — пожаловалась малышка. — Поиграешь со мной?