Черный пес шел с ним рядом, виляя хвостом. Он шумно нюхал воздух, подняв морду, — из помещения для дежурных приставов пахло кашей и кислой капустой, что привезли к ужину из общественной едальни. Офицерам обеды возили из ресторана, но чаще они сами туда ходили. Муромцев открыл дверь и, сказав: «Хлеб да соль!», скрылся в темной комнате. Пес юркнул следом за ним.
* * *
Пожилой архивариус, кряхтя, поставил перед Барабановым пыльную коробку, поданную молодым помощником, и решительно мотнул бакенбардами.
— Все! Больше по вашему делу в полицейском архиве ничего нет!
Стол перед Нестором и пол рядом в радиусе аршина были уставлены коробками, тюками и ящиками. Документы, фотографии, записи и личные вещи убитых неуловимым маньяком были здесь. Каждой коробке соответствовали папки с копией дела жертвы, аккуратно разложенные Лилией Ансельм в ей одной ведомом мистическом порядке.
— Да, я знаю, все это мы уже успели изучить, и даже несколько раз, — рассеянно заметила Ансельм, проводя тонким белым пальцем по пыльному краю коробки, — но в свете открывшегося мне давеча, возможно, мы увидим здесь нечто, что не замечали ранее.
— Так за чем же дело стало? Добро! Сейчас же и начнем искать! — с несколько преувеличенной бодростью отозвался Барабанов и немедленно принялся потрошить ближайшую коробку, но вскоре остановился. — А что искать-то? Фотографию? Мы их вроде бы уже все проверили…
— Фотографию? Ммм… Возможно. Возможно, какую-то новую, ранее упущенную деталь. Не могу сказать точнее. Доверьтесь интуиции, она подскажет вам верный путь. Дерзайте, Нестор!
Сказав это, Лилия, не глядя, похлопала Барабанова по плечу и, влекомая невидимыми для других смертных знаками и подсказками, принялась бродить вокруг стола, иногда вдруг легко трогая то картинную рамку, то корешок записной книжки. На Нестора же это мимолетное прикосновение оказало эффект удара молнии. Он мгновенно побледнел, потом покраснел как кумач, на лбу выступили капли пота, и обуреваемый страстью доцент был вынужден оттянуть в сторону ворот сорочки, чтобы немного остыть.
Однако уже через секунду он прокашлялся, вытер пот со лба и, призвав на помощь все свое самообладание, придвинул к себе ближайшую коробку. Надпись на сером картоне гласила: «Нечитайло Егор Тарасович, купец, пятьдесят восемь лет». Барабанов тайком взглянул на Ансельм, но она, целиком погруженная в свои видения, закатив глаза, щупала тонкими пальцами художественный альбом из соседней коробки и не обращала на напарника ровно никакого внимания. Нестор глубоко вздохнул и погрузился в изучение скучнейших предметов, сопровождавших при жизни покойного купца.
Но уже через пару минут его отвлек внезапный крик Лилии. Девушка отдернула руку, словно внутри коробки сидела змея.
— Рисунки! Я чувствую, чувствую след!
Она с трудом перевернула коробку на стол, подняв тучу пыли. В стороны полетели карандаши, блокноты, рисованные этюды, бледные акварели и неудачные пробы, истерически зачирканные крест-накрест. Лилия, словно не контролируя себя, дергаными резкими движениями хватала блокноты, наполненные однообразными набросками на академические темы, и трясла их, словно надеясь найти нечто спрятанное между страниц.
— Нет. Нет. Пусто. Все не то, — чужим гортанным голосом вещала медиум, подняв невидящие глаза к затянутым паутиной стеллажам под самым потолком архива. — Эти рисунки… Слишком свежие. Еще хранят тепло руки. Тот который мы ищем, совсем другой… Он уже холодный, давно холодный. Его тут нет…
Ансельм, тяжело дыша, опустилась на стул. Ясное сознание возвращалось к ней, взгляд становился осмысленным. Барабанов, не смея потревожить пророчицу, принялся робко возвращать в коробку ее содержимое. Чернильная надпись на коробке гласила: «Роман Никольский, художник, тридцать семь лет».
— Это все изъяли во время обыска, сразу же после убийства, — задумчиво проговорил Барабанов, пытаясь засунуть на место непокорный художественный альбом. — Наверняка брали то, что лежит на виду, недавнее. Свеженарисованное. А старые рисунки, может быть, на антресоли лежат или на чердаке…
Лилия посмотрела на него с интересом, заставив Нестора снова залиться краской, и согласно покачала головой:
— Действительно. Вы правы. Рисунок лежит там, в каком-то темном заброшенном месте… Я чувствую его… Только как же мы доберемся до него? Ведь дом Никольского наверняка опечатан полицией…
— Не переживайте, это я возьму на себя! — решительно нахмурившись, заявил Барабанов. — Ключ от дома будет у нас в руках!
Не прошло и пяти минут, как Нестор, попутно отряхивая рукава от архивной пыли, энергичной походкой приблизился к кабинету полицмейстера и отрывисто постучал в дверь.
Лилия Ансельм, которая, с трудом поспевая за напарником, тем не менее не отставала ни на шаг, теперь, сдерживая дыхание, с легким удивлением следила за действиями Барабанова. Служащий на входе в приемную попытался было предупредить странную парочку, что господин полицмейстер весьма занят и просил его не беспокоить, но успел лишь открыть рот, как Нестор что-то прокричал про дело исключительной важности и пролетел мимо, оставив за собой легкое облачко пыли.
Голос Цеховского из-за двери раздраженно предложил войти. Барабанов распахнул дверь, замешкавшись, неловко пропустил вперед Ансельм и лишь после этого поздоровался. Полицмейстер глядел на них с изумлением, перекрывающим даже гнев.
— Госпожа Ансельм? Господин доцент? Вы что-нибудь слышали про приемные часы?
— Вячеслав Иванович, приношу вам свои глубочайшие извинения, но в деле открылись совершенно новые обстоятельства! — запоздало поклонился Барабанов. — Если мы окажемся правы, то нам станет видна ясная дорога к разгадке убийств.
— Это что же за обстоятельства такие? — скептически отозвался Цеховский, возвращаясь к отложенной газете. — Снова какие-то видения госпожи Ансельм?
— Верно. Как вы узнали? — удивился Барабанов. — Видения ясно указывают, что ключевая улика находится в доме убитого художника Никольского!
— Хатку Никольского осматривали тысячу раз наши лучшие сыщики. Что вы собрались там найти? — с кислой миной спросил Цеховский.
— Точно не уверен… — Барабанов перекинулся взглядом с безмолвной Лилией. — Возможно, рисунок… фотографию. В любом случае нам необходим ключ…
— Ну если это все, что вы хотите, — полицмейстеру явно не терпелось спровадить непрошеных гостей столь малой кровью, — я не буду препятствовать. Ищите сколько вашей душе угодно. Разрешение вам выпишет секретарь.
Цеховский закрылся газетой, намекая, что аудиенция окончена, и Барабанов, поклонившись, уже направился было к двери, но вдруг, вспомнив что-то, развернулся.
— Ах да… Ведь дом Никольского находится далеко за городом. Нам с госпожой Ансельм необходим экипаж.
Не прошло и часа, как сыщики уже катились в тряской маленькой казенной бричке на запад от К. Старичок-кучер почти не погонял свою ровесницу — гнедую кобылу, и дорога до хутора, где раньше проживал художник, заняла более часа. Этот час напарники провели в блаженном молчании. В тесноте брички их бедра и плечи неизбежно соприкасались, и думать о чем-то другом, кроме этого прикосновения, Барабанов был просто не в силах. Чтобы скрыть смущение, он принялся было перечитывать захваченную из архива папку с делом убитого Никольского, но буквы прыгали перед глазами, а мысли уплывали в сторону вещей куда более близких и приятных.
Наконец, после недолгих расспросов и поисков, бричка остановилась возле выкрашенных в синий цвет ворот, на которых висел тяжелый замок, запечатанный темным сургучом. Барабанов помог спутнице покинуть бричку, размял затекшие ноги и уверенным движением ногтя подковырнул сургучную пробку с пропечатанным двуглавым орлом. Потом из кармана пальто была извлечена связка ключей с бирками полицейского управления К., нужный ключ громко хрустнул в замке, заросшие травой ворота с трудом подались под усилием Нестора, и сыщики оказались в небольшом чистеньком зеленом дворике, среди которого желтыми пятнами цвели лютики и горицвет.