Держится неподалеку, но не навязывается. Думаю, он, с одной стороны, беспокоится обо мне, а с другой – просто не знает, где его место. Бог еще более одинок, чем я. Но я в его присутствии ощущаю нечто неожиданно успокаивающее.
После похорон мы вместе идем к главному дому. Сет раскрывает надо мной зонтик, и я беру его под локоть. Сад тонет в клубах тумана и каплях дождя. Мать-природа подарила Малакаю последние теплые осенние дни. Дни, которые он провел без меня, потому что я уехала с беспринципным и лживым ангелом. Губы у меня дрожат, и приходится плотно их сжать. А когда мы заходим в дом, извиниться перед родными и Сетом.
– Я скоро присоединюсь к вам в гостиной, – говорю я и сбегаю в свою комнату.
Мне нужна тишина. Всего на пару минут. Селкет, тихонько поскуливая, следует за мной.
– Я не брошу тебя одну, – обещаю я. – Куда бы ни отправилась, ты со мной.
Собака удрученно смотрит на меня, и по грустным карим глазам я понимаю, что она мне не верит. Не могу ее винить. С сегодняшнего утра животное не отходит от меня ни на шаг. Когда Константин перед церемонией хотел ее выгулять, Селкет на него зарычала. Она боится потерять и меня тоже. Четвероногие лучше людей. Я всегда это знала.
Вместе мы в последний раз идем в комнату Малакая. Я провожу рукой по свежему постельному белью. О брате почти ничего не напоминает… и в то же время напоминает абсолютно все. Если Азраэль сказал правду о том, что Малакай хотел уйти, то это вызывает довольно много вопросов. Главный из них – почему он не поговорил со мной. Остановившись у окна, я смотрю на улицу. Если на этот раз уеду отсюда, не знаю, вернусь ли когда-нибудь обратно. Без брата дом опустел, и он всегда будет напоминать о том, что здесь умерла моя лучшая половина. Я обхватываю себя руками и погружаюсь в воспоминания.
К реальности меня возвращает стук в дверь. Когда та открывается, я оборачиваюсь, встречаясь с внимательным взглядом Сета. Бог настолько встревожен, что у меня возникает вопрос, не опасается ли он, будто я что-то с собой сделаю. Я скучаю по брату и все бы отдала, чтобы оказаться с ним, но не буду разбрасываться даром жизни. Малакай устроит мне взбучку, если в таком случае я вообще вновь увижу его душу.
– Гарольд подал на кухне чай и пирог, – мягко произносит Сет. – Кимми велела передать, чтобы ты не пряталась.
– А почему она послала именно тебя?
Сунув руки в карманы брюк, он медленно направляется ко мне.
– По-моему, они меня немного побаиваются. – Губы Сета слегка изгибаются.
– Как так получилось?
Он дергает плечом.
– Возможно, я сказал, что тебе нужно немного отдохнуть от их заботы.
– Ты не делал при этом ничего странного? Не плевался огнем, например?
– Это ниже моего достоинства, тебе так не кажется? Немножко дыма вполне хватило. Только твой кузен не испугался. Храбрый парень.
– Он каждый день сражается со смертью. Таким он и должен быть. Когда я спущусь, они наконец-то уедут? Мне не помешало бы немного покоя. Думаю, я до сих пор по-настоящему не осознала, что его больше нет.
Не требуется называть имя, Сет и так понимает, кого я имею в виду.
– Ты знаешь их лучше, чем я. Они – твоя семья и заботятся о тебе.
Интересно, переживал ли кто-нибудь когда-нибудь за него? Боюсь, что нет. Нужно ли в принципе заботиться о боге? В обратной ситуации я, наверное, вела бы себя точно так же. Никогда бы не позволила Кимми запереться в комнате.
– Я спущусь с тобой вниз.
От удивления Сет широко распахивает глаза.
– Неожиданно. Теперь они начнут думать, будто я провернул какой-нибудь божественный фокус.
Я растягиваю губы в слабой улыбке.
– Тогда молись, чтобы они не потребовали от тебя невозможного.
Я прохожу мимо него, и Селкет бежит за мной. Она тихо рычит на Сета. Не могу отделаться от мысли, что у Азраэля она с первой встречи чуть ли не с рук ела. Но тогда еще был жив Малакай. Отныне так будет всегда: моя жизнь разделилась на время до и после его смерти. На время, когда у меня была семья, и время, когда я осталась одна. Несправедливо так думать, потому что у меня по-прежнему есть родные, я не одна. Но одинока, а между этими двумя состояниями огромная разница. Мы молча идем по коридорам. Раньше мне не бросалось в глаза, как холодны эти стены. Это мой дом, но я больше не чувствую себя дома.
Тетя Фиона, дядя Джордж и Кимми сидят в гостиной на изящных диванчиках, а Константин стоит у окна. Когда я вхожу, тетя широко распахивает глаза.
– Спасибо, – произносит Кимми одними губами, обращаясь к Сету.
Кузина незаметно прячет смартфон под подушку. Наверняка опять переписывается с Гором. И пусть я не могу ей ничего запретить, но мне это не нравится.
– Садись к нам, девочка моя, – зовет меня дядя Джордж. – Пирог очень вкусный.
Тетя Фиона кивает и наливает мне чаю.
Я сажусь рядом с Кимми, а Селкет ложится у моих ног, хотя между столом и диваном очень мало места. Сет устраивается напротив.
– Не хотите ли тоже чаю? – предлагает ему тетя Фиона.
Сет всегда чрезвычайно вежлив, и все же она его боится.
– Это будет очень любезно с вашей стороны.
– Мужчины предпочитают приличный, а главное, крепкий кофе! – грохочет дядя Джордж, кивая Гарольду. – Принеси ему своего адского варева.
Тетя Фиона давится воздухом, и не будь я мертва внутри, рассмеялась бы.
На этой фразе Сет притворно морщится от боли, в то время как Кимми тихо хихикает.
– Убери телефон, юная леди! – ругает ее мать. – Наши правила действуют даже в случае траура.
Я сглатываю, потому что этот «случай траура» – мой брат, а Кимми снова прячет мобильный. Потом мы замолкаем, и только назойливый дождь равномерно стучит в окна. Не кажись эта мысль столь избитой, можно было бы сказать, что небо плачет по моему брату. Но это не так. Вполне вероятно, оно даже посмеивается. Ездит ли Малакай с Ра в его солнечной ладье по небосводу? И видит ли он тогда, что я делаю здесь, внизу?
Гарольд приносит Сету кофе, и дядя Джордж прочищает горло.
– Нам хотелось бы забрать тебя с собой в Хайклер, – осторожно начинает он. – Тебе не стоит оставаться тут одной.
– Я не одна. У меня есть Гарольд и Селкет.
– Гарольд тоже