Читать интересную книгу Когда я вернусь (Полное собрание стихов и песен) - Александр Галич

А еще жила в «Доме сирот» девочка Натя. После тяжелой болезни она не могла ходить, но зато хорошо рисовала и сочиняла песенки – вот одна из них.

ПЕСЕНКА ДЕВОЧКИ НАТИ ПРО КОРАБЛИК

Я кораблик клеилаИз цветной бумаги,Из коры и клевера,С клевером на флаге.Он зеленый, розовый,Он в смолистых каплях,Клеверный, березовый,Славный мой кораблик, славный мой кораблик.А когда забулькают ручейки весенние,Дальнею дорогою, синевой морской,Поплывет кораблик мой к острову Спасения,Где ни войн, ни выстрелов, – солнце и покой.Я кораблик ладила,Пела, словно зяблик,Зря я время тратилаСгинул мой кораблик.Не в грозовом отблеске,В буре, урагане –Попросту при обыскеСмяли сапогами…Смяли сапогами…Но когда забулькают ручейки весенние,В облаках приветственно протрубит журавлик,К солнечному берегу, к острову СпасенияЧей-то обязательно доплывет кораблик!

Когда-нибудь, когда вы будете вспоминать имена героев, не забудьте, пожалуйста, я очень прошу вас, не забудьте Петра Залевского, бывшего гренадера, инвалида войны, служившего сторожем у нас в «Доме сирот» и убитого польскими полицаями во дворе осенью 1942 года.

Он убирал наш бедный двор,Когда они пришли,И странен был их разговор,Как на краю земли,Как разговор у той черты,Где только «нет» и «да» –Они ему сказали: «Ты, А ну, иди сюда!»Они спросили: «Ты поляк?»И он сказал: «Поляк».Они спросили: «Как же так?»И он сказал: «Вот так».«Но ты ж, культяпый, хочешь жить,Зачем же, черт возьми,Ты в гетто нянчишься, как жид,С жидовскими детьми?!К чему – сказали – трам-там-там,К чему такая спесь?!Пойми – сказали – Польша там!»А он ответил: «Здесь!

И здесь она и там она,Она везде одна –Моя несчастная страна».Прекрасная страна».И вновь спросили: «Ты поляк?»И он сказал: «Поляк».«Ну, что ж, – сказали. – Значит так?»И он ответил: «Так».«Ну, что ж, – сказали. – Кончен бал!»Скомандовали: «Пли!»И прежде, чем он сам упал,Упали костыли,И прежде, чем пришли покой,И сон, и тишина.Он помахать успел рукойГлядевшим из окна.…О дай мне Бог конец такой,Всю боль испив до дна,В свой смертный миг махнуть рукойГлядящим из окна!

А потом наступил такой день, когда «Дому сирот», детям и воспитателям приказано было явиться с вещами на Умшлягплац (так называлась при немцах площадь у Гданьского вокзала).

Эшелон уходит ровно в полночь,Паровоз-балбес пыхтит – Шалом! –Вдоль перрона строем стала сволочь,Сволочь провожает эшелонЭшелон уходит ровно в полночь,Эшелон уходит прямо в рай,Как мечтает поскорее сволочьДонести, что Польша «юдэнфрай».«Юдэнфрай» Варшава, Познань, Краков,Весь протекторат из края в крайВ черной чертовне паучьих знаков,Ныне и вовеки – «юдэнфрай»!А на Умшлягплаце у вокзалаГетто ждет устало – чей черед,И гремит последняя осаннаЛаем полицая – «Дом сирот»!Шевелит губами переводчик,Глотка пересохла, грудь в тисках,Но уже поднялся старый КорчакС девочкою Натей на руках.Знаменосец, козырек заломом,Чубчик вьется, словно завитой,И горит на знамени зеленомКлевер, клевер, клевер золотой.

Два горниста поднимают трубы,Знаменосец, выпрямил древко козырек с заломом,Детские обветренные губыЗапевают гордо и легко:Наш славный поход начинается просто,От Старого Мяста до Гданьского моста,И дальше, и с песней, построясь по росту,К варшавским предместьям, по Гданьскому мосту!По Гданьскому мосту!

По улицам Гданьска, по улицам ГданьскаШагают девчонки, Марыся и Баська,А маленький Боля, а рыженький БоляЗастыл, потрясенный, у края прибоя, у края прибоя…»Пахнет морем, теплым и соленым,Вечным морем и людской тщетой,И горит на знамени зеленомКлевер, клевер, клевер золотой!Мы проходим по трое, рядами,Сквозь кордон эсэсовских ворон…Дальше начинается преданье,Дальше мы выходим на перрон.И бежит за мною переводчик,Робко прикасается к плечу, –«Вам разрешено остаться, Корчак», –Если верить сказке, я молчу,К поезду, к чугунному парому,Я веду детей, как на урок,Надо вдоль вагонов по перрону,Вдоль, а мы шагаем поперек.

Рваными ботинками бряцая,Мы идем не вдоль, а поперек,И берут, смешавшись полицаиКожаной рукой под козырек.И стихает плач в аду вагонном,И над всей прощальной маятой –Пламенем на знамени зеленомКлевер, клевер, клевер золотой.Может, в жизни было по другому,Только эта сказка вам не врет,К своему последнему вагону,К своему чистилищу-вагону,К пахнущему хлоркою вагонуС песнею подходит «Дом сирот»:

«По улицам Лодзи, по улицам Лодзи,Шагают ужасно почтенные гости,Шагают мальчишки, шагают девчонки,И дуют в дуделки, и крутят трещотки…И крутят трещотки!

Ведут нас дороги, и шляхи, и тракты,В снега Закопане, где синие Татры,На белой вершине – зеленое знамя,И вся наша медная Польша под нами,Вся Польша…»

И тут кто-то, не выдержав, дал сигнал к отправлению – и эшелон Варшава-Треблинка задолго до назначенного часа, случай совершенно невероятный, тронулся в путь…

Вот и кончена песня.Вот и смолкли трещотки,Вот и скорчено небоВ переплете решетки.И державе своейПод вагонную тряскуСочиняет корольУгомонную сказку…

Итак, начнем, благословясь…Лет сто тому назадВ своем дворце неряха-князьРазвел везде такую грязь,Что был и сам не рад.

И, как-то, очень рассердясь,Призвал он маляра.«А не пора ли, – молвил князь, –Закрасить краской эту грязь?»Маляр сказал: «Пора,Давно пора, вельможный князь,Давным давно пора».

И стала грязно-белой грязь,И стала грязно-синей грязь,И стала грязно-желтой грязьПод кистью маляра.А потому что грязь есть грязь,В какой ты цвет ее не крась.

Нет, некстати была эта сказка, некстати,И молчит моя милая чудо-держава,А потом неожиданно голосомНати Невпопад говорит: «До свиданья, Варшава!»И тогда, как стучат колотушкой о шпалу,Застучали сердца колотушкой о шпалу,Загудели сердца: « Ма вернемся в Варшаву!Мы вернемся, вернемся, вернемся в Варшаву!»По вагонам, подобно лесному пожару,Из вагона в вагон, от состава к составу,Как присяга гремит: «Мы вернемся в Варшаву!Мы вернемся, вернемся, вернемся в Варшаву!Пусть мы дымом растаем над адовым пеклом,Пусть тела превратятся в горючую лаву,Но водой, но травою, но ветром, но пеплом,Мы вернемся, вернемся, вернемся в Варшаву!»

А мне-то, а мне что делать?И так мое сердце – в клочьях!Я в том же трясусь вагоне,И в том же горю пожаре,Но из года семидесятогоЯ вам кричу: «Пан Корчак!Не возвращайтесь!Вам будет стыдно в этой Варшаве!

Землю отмыли добела,Нету ни рвов, ни кочек,Гранитные обелискиТвердят о бессмертной славе,Но слезы и кровь забыты,Поймите это, пан Корчак,И не возвращайтесь,Вам страшно будет в этой Варшаве!

Дали зрелищ и хлеба,Взяли Вислу и Татры,Землю, море и небо,Все, мол, наше, а так ли?!Дня осеннего пряжаС вещим зовом кукушки Ваша?Врете, не ваша!Это осень Костюшки!

Небо в пепле и сажеОт фабричного дыма Ваше?Врете, не ваше!Это небо Тувима!

Сосны – гордые стражиТам, над Балтикой пенной, Ваши?Врете, не ваши!Это сосны Шопена!

Беды плодятся весело,Радость в слезах и корчах,И много ль мы видели радостиНа маленьком нашем шаре?!

Не возвращайтесь в Варшаву,Я очень прошу Вас, пан Корчак,Не возвращайтесь,Вам нечего делать в этой Варшаве!

Паясничают гомулкулусы,Геройские рожи корчат,Рвется к нечистой властиОрава речистой швали…Не возвращайтесь в Варшаву,Я очень прошу Вас, пан Корчак!Вы будете чужеземцемВ Вашей родной Варшаве!

А по вечерам все так же играет музыка. Музыка, музыка, как ни в чем не бывало:

Сэн-Луи блюз – ты во мне как боль, как ожог,Сэн-Луи блюз – захлебывающийся рожок!На пластинках моно и стерео,Горячей признанья в любви,Поет мой рожок про деревоТам, на родине, в Сэн-Луи.Над землей моей отчей выстрелыПыльной ночью, все бах да бах!Но гоните монету, мистеры,И за выпивку, и за баб!А еще, ну прямо комедия,А еще за вами должок –Выкладывайте последнееЗа то, что поет рожок!*А вы сидите и слушаете,И с меня не сводите глаз,Вы платите деньги и слушаетеИ с меня не сводите глаз.Вы жрете, пьете и слушаете,И с меня не сводите глаз,И поет мой рожок про дерево,На котором я вздерну вас! Да-с! Да-с! Да-с!

«Я никому не желаю зла, не умею, просто не знаю, как это делается».