же, как сама Инга до сих пор запинается даже мысленно, называя имена местных. Но почему она вдруг вообще решила говорить? Что… Неужели это было настолько очевидно, что Лийнира решила пояснить? Надо срочно взять себя в руки и… и продолжить в том же духе! Всё же пусть эйн Трок старшая и раскусила её, но это не значит, что стоит ставить в известность и остальных. Ну, если, конечно, эйн Ниилли Трок не пожелает просветить своих родственников насчёт того, что на самом деле из себя представляет Инга… Хотя, вероятно, та же эйн Ильгери тоже… Стоп. Не мог? Инга изображает самое искреннее недоумение, на какое способна. И не очень-то и притворяется. — Он должен был умереть, как только прикоснулся к
мерзости. Но почему-то выжил…
— Он был ранен…
— Не настолько серьёзно, и дело не в том. Обычные люди умирают от одного дыхания мерзостей. — Опять эти мерзости! Инга уже в который раз слышит, как ту тварь, которая напала на эйн Лийниру и Царёва, называют мерзостью. Причём — с каким-то особенным выражением. Как будто это… Почему Инга ничего не знает об этих существах?! А ведь она, пусть и в отдалённом будущем, но планировала всё же покинуть это место. Да, сейчас это точно невозможно, но… Но вот теперь Инга совершенно точно не желает столкнуться с этими… мерзостями. Которые, надо полагать, обитают где-то вне пределов поместья… Надо срочно выяснить, что к чему. Только… у кого? Эттле вряд ли что-то знает. Значит… Инга заставляет себя смотреть на эйн Лийниру с недоумением и живым интересом. — Это долгая история. И объяснять сейчас нет смысла…
— Правильно, дочь, — вмешивается эйн Ильгери, не отводя взгляда от площадки внизу. Одобрительного взгляда, насколько Инга видит, скашивая глаза. Знать бы ещё, к чему именно относится её одобрение… — Не то место и не то время.
После этого Лийнира замолкает, сосредотачиваясь на бое… если это можно называть боем, конечно. Инга подавляет раздражённый вздох, следя за тем, как Царёв уже во всю шатается. Так быстро вымотался? Помнится, он на Земле хвастался, что может выжать какой-то там рекордный вес… хотя… Учитывая то, что нынешний его облик едва ли не вдвое меньше прежнего, да и вообще хилый… как и её собственное тело, кстати говоря. Вот тоже вопрос — кем были эти двое до того, как в их тела вселились они с Царёвым? Инга отмахивается от мысли, возвращаясь к Царёву. Из-за чего конкретно он так вымотался? Инга не может сказать — даже при её неосведомлённости в подобных вопросов, чтобы то, что она сейчас видит, было как-то слишком уж жёстко. И… продержался против этой самой мерзости… надо полагать, что имеется в виду та тварь, что на них напала, хотя что с ней конкретно не так, чтобы давать подобное определение, Инга не понимает. И это злит. Как же бесит невозможность разобраться в контексте! Пойти потом и выпытать у Эттле? Они же, вроде как, подруги! Ладно. потом. Инга чуть меняет позу, перенося вес на левую ногу. И с трудом заставляет себя не пытаться растрепать низ рукава.
Продержался против мерзости…
Что в этой фразе такого, что могло заставить эйн Иданнги… и не только его… обратить на Царёва внимание? Нет, Инга даже рада. По крайней мере у Царёва теперь явно не будет времени на свои глупые выходки. Пусть он и дал понять, что одумался.
Единственное объяснение тому, как среагировали на это эйннто Трок может быть только в том, что его устойчивость связана с магией. И тогда прямо сейчас внизу, на площадке под балконом, Инга видит не простые упражнения на бег и прочее, а что-то, что связано с магией…
Инга прикусывает губу, борясь с желанием в голос выругаться. Магия! Почему способность ею владеть досталась этому ничтожеству Царёву?! Можно подумать, этот истеричка способен будет грамотно распорядиться упавшими на него — необоснованно! — способностями! С его-то отрицательным интеллектом…
Инга заставляет себя улыбнутся. Слабо. Скорее — обозначить улыбку. Глупости это всё. Вполне возможно, что и у неё есть способность к магии. Просто до сих пор никто не проверял…
Внизу Царёв падает без сознания. Эйн Иданнги подходит к нему и довольно улыбается. Инга отмечает, что эйн Ниилли и эйн Ильгери переглядываются между собой и обмениваются короткими фразами. Слишком тихими, чтобы можно было различить. Инга прикрывает глаза, маскируя это под попытку спрятаться от удачно проглянувшего между облаками солнца, и старается не выдавать раздражение.
VI
Лий не очень любит семейные ужины. А так же обеды и завтраки. Слишком… холодно. При том, что Лий не может сказать чтобы они между собой в семье не ладили. Да, мама бывает слишком холодна, а бабушка слишком… бабушка. Но при этом Лий не может сказать, чтобы хоть раз кто-то кого-то игнорировал. Скорее, мама… да и не только она… просто выскажет всё, что думает прямо в лицо. Да, и потом, возможно, придётся извиняться, но всё же… Ну… не считая таких случаев, как последнее нападение мерзости, конечно. Так что… Но вот столовая! Вымороженное пространство, где невозможно ни на волосок сдвинуть ни один предмет. Где невозможно сказать хоть что-то, несоответствующее регламенту, превращающему семью в подобие кукол. Дышащих кукол с заранее расписанными ролями. И места за столом распределены задолго до рождения самой Лий. И, как ей кажется, даже задолго до рождения, как минимум, её родителей. И порядок блюд тоже расписан от и до. И то, в каком платье должно появляться в столовой — исключительно пастельных тонов оттенков лаванды или блёкло-голубых гиацинтов. С закрывающим горло воротником и узкими рукавами. Без вышивки, без…
Хуже, чем в столовой, по мнению Лий, только в главной гостиной поместья, которую, впрочем, все по возможности стараются обходить десятой дорогой — там правила ещё жёстче. От того, кто и в какой последовательности может туда заходить, до того, что позволено думать. И Лий бы не сильно удивилась, если бы в прошлом, когда магия не давалась с такой болью, в гостиной регламентировались даже чувства…
И ещё одна комната, исключая запертые северное и западное крыло поместья — не остановленные при этом! — примыкающая к как раз-таки остановленному крылу… Комната с портретом. Лий ёжится и заставляет себя выкинуть из головы это всё. Не время и не место для подобного. Она бросает быстрые взгляды на родных, чтобы убедиться в том, что никто не заметил… ничего.