продолжила. — Я думаю, что мы с Капочкой логичный вывод в детстве сделали: мести еще не было. Смотрите, если бы все свершилось, то и легенда, и стишок перестали бы существовать, потеряли бы актуальность, нет?
— Как знать, как знать, — проговорила Александра Сергеевна, постукивая своими длинными, холеными пальцами по столу. — Месть вполне могла свершиться, а вы вполне могли этого не знать. Что-то тут есть такое…, — тетка задумалась и умолкла.
Василиса не вытерпела: «Да что такое-то?»
— Мне в голову пришло, что все это как-то связано с…, — медленно проговорила Александра Сергеевна. Она все так же задумчиво достала из сумочки портсигар, извлекла из него сигарету, вставила ее в мундштук, прикурила от спички и с наслаждением затянулась.
— Мне нравится, что Вы ни в грош не ставите наше мнение по этому вопросу, — рассмеявшись, сказала Мура, указывая тоненьким старческим пальчиком на мундштук с сигаретой. — Но курите, курите. Мы не против.
— Благодарю, — мало обращая внимания на справедливый выпад хозяйки дома, буркнула нарушительница этикета. — Я тут подумала — и почти уверена, что права — все связано с этой книгой. В книге кто-то зашифровал информацию — ну, допустим, путь к чему-то, что спрятано где-то под какой-то Марией в некоем храме, и это что-то должно служить орудием мести. Плюс легенда от бабушки… Если послание в книге не разгадано, а книга всегда хранилась в семье, то да, возмездия от вашего обидчивого предка действительно пока не свершилось. Книга всегда находилась в семье? — Александра Сергеевна строго посмотрела на старушек.
Василиса даже испугалась. А ну как начнет сейчас божьих одуванчиков ругать-отчитывать! Но Мура, видимо, почувствовав потенциальную грозу, торопливо заверила суровую гостью: «В семье, в семье. Книгу даже показывать никому было нельзя. А про то, что вынести из дому, и подумать было невозможно».
— Хорошо, — одобрила успокоенная Александра Сергеевна.
Мура улыбнулась. Было очевидно, что ей нравилась эта умная, дерзкая, задиристая дама, не дающая спуску никому: ни молодым, ни старым. Таких Мура уважала с детства. Только мало их на свете. А тут такой подарок на старости!
— Еще момент, — продолжала дерзкая и умная дама, быстро записывающая что-то в своем блокноте, — что с легендой? Семейной. Что-то еще бабушка рассказывала, кроме истории об обидчивом предке? Нам сейчас бы все пригодилось.
— Все-все? — лукаво прищурилась Мура. — Ну слушайте. Например, в нашем роду на одно поколение всегда приходился художник. И не просто художник, а придворный. Так было и до революции, и после. Такое вот наследие. В нашем поколении художник — Лелька, хоть и сумасшедшая, но талантливая.
Василиса передернулась, вспомнив страшные картины на стенах в доме этой талантливой художницы.
— Та же Лелька была вполне себе придворным живописцем. Писала портреты вождей и знати, только современных. Писала, конечно, пока не свихнулась. Потом ее стали опасаться и удалили из свиты. А до Лельки живописцем был кузен папеньки Борис Павлович. Он два портрета последнего царя успел написать. Их, правда, потом сожгли. Его тоже. До Бориса Павловича художником был дед Петр Александрович. Тоже писал портреты царей и аристократов. Ну и так далее. Со слов бабушки, мы из обрусевших французов. Наш предок-француз — художник, как вы уже догадались, будучи придворным живописцем Наполеона, пришел в 1812 вместе с Бонапартом да остался. Причина проста — влюбился. Как-то ловко сдался в плен. К оставшимся в России французам тогда неплохо относились. Не ко всем, конечно. Но предку повезло. И еще как! Стал портретистом сначала у Юсуповых, а после и у Александра I. Так и пошло.
Книга, кстати, его. Он ее с собой из Франции привез.
— Замечательно! — воскликнула Александра Сергеевна, — пока достаточно!
Василиса ни разу не видела тетку в такой ажитации и теперь наслаждалась зрелищем. Зрелище и впрямь было захватывающее. Тетка, вскочив, с удивительным проворством и даже изяществом металась по комнате, воздевая и стремительно опуская руки.
— Художник! Художники! Портреты! Книга! Мастера месть! Храм! — выкрикивала Александра Сергеевна.
— Свихнулась, — улыбаясь, констатировала Мура, наблюдая за московской гостьей. — Ну а что? Приехала, узнала, накрылась.
Александра Сергеевна, видимо, отбегав по комнате положенное удивленному человеку время, рухнула на свой стул, допила залпом чай из чашки и радостно посмотрела на остальных.
— Уф! Не накрылась, не накрылась! — довольная собой воскликнула она. — Не дождетесь! Все сходится. Вы еще не поняли? Смотрите! — она торжественно пододвинула свой блокнот к центру стола.
Василиса с Мурой быстро склонились над исписанными листами, и даже вечно странствующая в темноте и мечтах, меланхоличная Капочка придвинулась немного ближе.
— И? — вопросительно глядя на Александру Сергеевну, сказала Мура. — Что из этих каракуль мы должны принять за слова?
— А еще «Культурная столица»! — передразнила Муру Александра Сергеевна и стала водить пальцем по странице, поделенной на три колонки, обозначенные, как «стих», «книга» и «легенда». — Вот. В стишке говорится о мести, пламени, храме, обиде, Марии, так? То же, ну или почти то же мы обнаружили в книге: месть — она же отмщение, пламень — опять-таки, он же огонь, храм и там, и там. Что нам это дает? Это нам дает убежденность, что стишок и книга связаны. Одно дополняет другое. Следуем далее. Ассоциация: Господь, Мария, святой, младенец, надеюсь, у всех одна? Добавляем сюда храм, что получаем? Правильно, в некоем божьем храме Святую Марию со святым младенцем. И под картиной или скульптурой Марии с младенцем что-то прячется.
Более того, храм у нас не какой-нибудь, а огненный, что вполне может указывать на стиль самого здания, храма. Ну очень хочется что-то вроде пламенеющей готики добавить. Ладно, пока оставим. Но тем не менее, у нас есть «30 гербов рыцарей» или «30 рыцарей с гербами», и вполне возможно, эти гербы рыцарей или портреты рыцарей с гербами висят в каком-то храме.
А теперь! — Александра Сергеевна подняла палец вверх, призывая всех прислушаться, как бы предполагая, что кто-то может вместо того, чтобы жадно пожирать глазами ученую даму и внимать ее речам, пойти, например, прогуляться по комнате, — теперь об обиде и мщении. Тут переплетаются книга, стих и легенда. Да, все три элемента. Обида предка, месть мастера, «за обиду отомстят». Что доказывает связь между всеми тремя источниками. И уверена, что то, что спрятано, и является этой местью мастера.
Что еще? Еще у нас в роду, — она дернула подбородком в сторону старушек, — художники. А художников часто называли мастерами. Так что даже можно утверждать, что древний предок ваш, как это не удивительно, тоже был художником. И художником, которого кто-то обидел. Из чего следует, что месть мастера — картина? Уф, — докладчица облегченно выдохнула.
Внимательные слушатели