– Звони парню своему, дура! – это снова Ирина Александровна.
Спустя несколько минут, едва попрощавшись, я уже вылетел из ресторана и, прыгнув в первое подвернувшееся такси, мчался в какой-то автосервис, где работал этот самый парень официанточки – Игорь.
Ехали мы всего минут пятнадцать, не больше, но мне казалось, что я путешествую поездом «Москва-Владивосток». В голове проносились десятки вариантов дальнейших действий. Я никак не мог остановиться на чем-то одном. Конечно, все это было бесполезно до разговора с Игорем, но чем-то же надо было себя занять. Единственное, что я прекрасно знал – я не буду привлекать к этому делу ментов. Совершенно бессмысленное дело, опять все затянется на долгие месяцы и ни к чему не приведет. Я сам, я все сделаю сам. Я, как-никак, журналист, я умею собирать фактуру, анализировать и делать выводы.
Игорь оказался щупленьким невзрачным пареньком, такой типичный забитый пэтэушник. Хороший будет муж для официанточки Оли – пугливый, добрый, старательный, честный. Он безо всякого выпендрежа рассказал мне, что кулон этот купил за какую-то смешную сумму у соседа-наркомана, добровольно выдал адрес и отказался от денег, которые я пытался ему всучить.
К этому времени я уже решил, что буду делать.
@@@
Привыкнуть можно к чему угодно. Это я знаю абсолютно точно.
Например, уже лет пятнадцать я живу, практически ничего не слыша правым ухом. Глупая случайная подростковая травма, разорванная барабанная перепонка, неудачная операция – и вот я уже давным-давно привык к тому, что все песни, играющие в плеере, звучат у меня где-то в левой половине головы. Привык держать телефонную трубку исключительно у левого уха. И к тому, что не могу участвовать в разговоре, если еду за рулем, с тем, кто сидит справа от меня.
Я с детства привык к тому, что в семье моих родителей не принято вслух обсуждать денежные вопросы. Всегда все решалось как-то урывками, недомолвками. Вообще, недосказанность – это основной принцип этих странных семейных отношений. Это совершенно не мой стиль и в любых других случаях я могу и предпочитаю говорить о деньгах открыто и честно, но как только подобные разговоры возникают среди меня и родителей, я сразу же следую давным-давно принятым правилам игры.
Я привык к тому, что в компании моих сверстников я чаще всего похож на чьего-нибудь младшего брата, которому случайно повезло потусоваться со старшими, и никогда не обращаю внимания на шутки по этому поводу. Кто же виноват, что уже годам к двадцати пяти почти все мои одноклассники превратились в солидных дядек, обсуждающих «взрослые» проблемы, а я все так же ношу нелепые джинсы и полосатые свитшоты с растянутыми рукавами?
Я уверен, что каждый может рассказать пару сотен историй про то, как кто-то там довольно быстро сменил свои привычки, когда изменился уровень доходов или родился ребенок. Или кто-то там бросил курить. Или тот самый «кто-то там» попал в аварию.
А сейчас я сидел на лавке возле какого-то дома в не очень знакомом районе, курил уже черт знает какую сигарету подряд и понимал, что за прошедший год я так и не привык жить без Онегиной.
Я так и не смог научиться… Да ничему!
Я настолько привык к ее милым капризам и слабостям, что стал воспринимать их как нечто само собой разумеющееся.
Меня совершенно не раздражало то, что она всегда путала надписи push и pull на дверях магазинов и ресторанов.
Каждый раз, когда я просыпался посреди ночи уже после ее смерти, я безуспешно и настойчиво пытался нащупать рукой ее ноги, разбросанные на постели в позе «бегущего оленя» и проверить, не замерзла ли она.
Мне нравилось целыми днями шляться с ней по огромным торговым центрам в поисках какой-нибудь нелепой куртки, которую она увидела в каком-нибудь фильме.
Только сейчас я понял, что в своей новой московской квартире я расставил все свои бритвенные принадлежности, шампуни и прочую ванную лабуду именно так, как она любит – лицевой этикеткой [там, где название] вперед.
Все. Я теряю время.
Еще этот дождь размазывает сопли по лицу.
Нет, я не плачу. Это не слезы. Нет.
@@@
Научиться общаться с совершенно незнакомыми пьяницами и торчками очень легко. Их всех [кроме, собственно, болезненной зависимости] объединяют плохая память, совершенно необъяснимая гордость и удивительное умение моментально ориентироваться – нальет тебе этот случайный прохожий или нет. Нужно сразу же начинать разговаривать с ними как со старыми знакомыми [ «Здорово! Как дела? Давненько я тебя не встречал!»] и они тут же признают в тебе старого знакомого. Поэтому, когда я, набрав нужный мне номер, нагло проорал в домофон: «Да открывай уже, заебал!», подъездная дверь моментально открылась, а когда я поднялся на третий этаж, на пороге квартиры стоял очень потрепанный тип маленького роста и неопределенного возраста, который чесал заросший подбородок и щурился, пытаясь меня узнать. Я, не давая опомниться, затащил его в квартиру, закрыл за собой дверь и, доставая из внутреннего кармана куртки бутылку водки [из которой я специально предварительно отпил граммов пятьдесят], утрированным шепотом произнес: «Ну че, твоя дома, нет? Или во двор пойдем?»
Чувак, среагировав лишь на бутылку, неопределенно махнул рукой. Это означало что-то вроде «проходи, все нормально». Тут уже в полный голос я радостно начал безостановочно врать:
– А я, видишь, мимо проезжал, вспомнил, что ты тут живешь! Думаю, зайду по старой памяти, а то я как переехал, так и не виделись! Чо, как живешь? Какие новости?
Квартира была типичным жилищем много лет беспробудно пьющего человека: оборванные и расписанные всякой чушью обои, липкий от грязи пол, покосившаяся мебель, засранная до приступов тошноты плита, треснутое зеркало, валяющиеся по всем углам грязные вещи и пустые бутылки. Мы прошли в комнату, мой только что обретенный «старый приятель» устало рухнул в хлипкое кресло, покрытое обрезком ковра.
– Чо, закусь есть? – спросил я, открывая бутылку.
– Там, – он вяло махнул рукой в сторону кухни.
Тут я заметил на столе неоткрытую бутылку лимонада.
– О, нормально, запьем.
Я разлил водку в принесенные с собой пластиковые стаканчики: ему побольше, себе совсем чуть-чуть. Делать все нужно было очень быстро – неизвестно, сколько времени мы пробудем тут наедине. Мы быстро выпили, я тут же разлил по второй.
Водка пошла чуваку на пользу. Взгляд немного прояснился, появилась способность более или менее внятно разговаривать.
– Я… видишь… с утра вставился… кумарит теперь… и спать не могу…
Ну что ж, пора.
– Ты где, сука, вот это взял? – я потряс перед его лицом Машиным кулоном. Другой рукой, надавив на горло, я прижал его к спинке кресла, чтобы он не мог встать.