Читать интересную книгу Приключения Филиппа в его странствованиях по свету - Уильям Теккерей

— Ахъ, Филиппъ!

— Какова доля сына такого человѣка? Нѣтъ ли и на моей ногѣ копыта?

Нога его, когда она говорить, была протянута по-американски, на рѣшотку камина.

— Положимъ, для меня спасенія нѣтъ и я наслѣдую мою участь, какъ другіе наслѣдуютъ подагру или чахотку? Когда знаешь свою судьбу, какая польза дѣлать что-нибудь особенное? Говорю вамъ, сэръ, всё зданіе нашей настоящей жизни разрушится и разсыплется. (Тутъ онъ бросилъ свою трубку на полъ, такъ что, она разлетѣлась въ дребезги). — А пока настанетъ катастрофа, какая польза приниматься за работу, какъ вы выражаетесь? Это всѣ равно, что говорить было жителю Помпеи, чтобы онъ выбралъ себѣ профессію наканунѣ изверженія Везувія.

— Если вы знаете, что изверженіе Везувія разразится надъ Помпеей, сказалъ я съ испугомъ:- зачѣмъ не переѣхать въ Неаполь, или подальше, если вы хотите?

— Развѣ не было часовыхъ въ будкахъ у городскихъ воротъ, спросилъ Филиппъ:- которые могли бы бѣжать, а между тѣмъ остались, чтобы быть погребёнными тамъ? Положимъ, что эта участь намъ не угрожаетъ, а опасеніе моё просто — первый страхъ? Положимъ это случится и я останусь живъ? Опасность получить добычу придаётъ ей вкусъ, старый товарищъ. Кромѣ того, надо помнить о чести и о комъ-то другомъ въ этомъ дѣлѣ, съ кѣмъ разстаться нельзя въ часъ опасности.

Тутъ онъ покраснѣлъ, тяжело вздохнулъ и выпилъ рюмку бордоскаго.

Глава VIII

НАЗОВЕТСЯ ЦИНИЧЕСКОЙ ЛЮДЬМИ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫМИ

Я надѣюсь, что кроткіе читатели не будутъ имѣть дурного мнѣнія о ихъ нижайшемъ и покорнѣйшемъ слугѣ, если я признаюсь, что говорилъ съ моей женой, воротившись домой, о Филиппѣ и его дѣлахъ. Когда я захочу быть откровеннымъ, я надѣюсь, что никто не можетъ быть откровеннѣй меня; когда я намѣренъ молчать, рыба не можетъ быть такъ нѣма. Я сохранялъ тайны такъ ненарушимо, что самъ совсѣмъ забывалъ ихъ, пока память моя не освѣжалась людьми, тоже знавшими эти тайны. Но къ чему было скрывать это отъ существа, которому я открываю всё, или почти всё — да, всё, кромѣ двухъ-трёхъ обстоятельствъ, что лежитъ у меня на сердцѣ? Вотъ я и сказалъ ей:

— Душа моя, случилось, какъ я подозрѣвалъ, Филиппъ и кузина его, Агнеса, влюблена другъ въ друга.

— Агнеса это блѣдная, или самая блѣдная? спросила радость моей жизни.

— Нѣтъ, эти старшая Бланшъ. Онѣ обѣ старше мистера Фирмина, но Бланшъ старшая изъ сестёръ.

— Я не говорю ничего дурного и не оспориваю этого; говорю я, сэръ? Нѣтъ?

Только я зналъ по ея лицу, когда упоминали о какой-нибудь другой женщинѣ, любятъ её моя жена или нѣтъ. И я обязанъ сказать, что ея физіономія не всякій разъ удостоиваетъ улыбаться, когда называютъ другихъ дамъ по именамъ.

— Ты не бываешь тамъ? Ты и мистриссъ Туисденъ сдѣлали визиты другъ другу, на томъ дѣло и остановилось? О, я знаю! о, я знаю! о, я знаю! ты питаешь такое нехристіанское чувство къ бѣдному Тальботу, потому-что онъ такъ хвастается своимъ виномъ, а даетъ такую отвратительную дрянь.

— Да, конечно; потомъ сказала моя жена:

— Нѣтъ. Совсѣмъ не потому. Хотя ты умѣешь отличить хересъ отъ портвейна, я вѣрю по совѣсти, что ты избѣгаешь Туисденовъ не потому, что они угощаютъ дурнымъ виномъ. Многіе другіе грѣшатъ въ этомъ отношеніи и ты прощаешь имъ. Ты любишь своихъ ближнихъ болѣе вина — нѣкоторыхъ ближнихъ — а другихъ ближнихъ ты не любишь хуже чѣмъ лекарство. Ты проглатываешь ихъ. Ты не говоришь ничего, но твои взгляды ужасны; ты дѣлаешь гримасы; а когда примешь ихъ, тебѣ нужна конфетка, чтобы истребить этотъ вкусъ во рту.

Дама, къ которой обращалась эта остроумная рѣчь, пожала своими хорошенькими плечиками. Моя жена раздражаетъ меня во многомъ; напримѣръ, когда она встаётъ въ сумасбродные часы, чтобы идти къ ранней обѣднѣ, или когда смотритъ на меня особеннымъ образомъ за обѣдомъ, если я хочу съѣсть одно изъ тѣхъ кушаньевъ, которая, по увѣреніямъ диктора Гуденофа, нездоровы для меня, а болѣе всего, когда упорно молчитъ, если я браню людей, которыхъ я не люблю, которыхъ она не любитъ и которые бранятъ меня, это молчаніе сводитъ меня съ ума. Какое довѣріе можетъ быть между мужемъ и женою, если онъ не можетъ сказать ей: «чортъ побери такого-то, я терпѣть его не могу»; или «какой подлецъ этотъ… какъ бишь его? или какимъ раздутымъ аристократомъ сдѣлался Тингэми съ-тѣхъ-поръ, какъ получилъ это мѣсто!»

— Нѣтъ, продолжалъ я:- я знаю почему вы ненавидите Туисденовъ, мистриссъ Пенденнисъ. Вы ненавидите ихъ потому, что они живутъ въ свѣтѣ, въ которомъ вы можете бывать только изрѣдка; мы ненавидите ихъ потому, что они на дружеской ногѣ съ самыми знатными людьми, потому-что она обладаютъ непринуждённой граціей, открытымъ и благороднымъ изяществомъ, какимъ не одарены провинціалы и аптекарскіе сыновья.

— Любезный Эртёръ мнѣ кажется, ты стыдишься, что ты аптекарскій сынъ: Ты такъ часто объ этомъ говоришь, сказала моя жена.

Всё это было очень хорошо; но вы видите, что она не отвѣчала на мои замѣчанія о Туисденахъ.

— Ты права, моя милая, сказалъ я тогда, — Я не долженъ осуждать другихъ, потому-что самъ не добродѣтельнѣе моихъ ближнихъ.

— Я знаю людей, которые бранятъ тебя, Эртёръ; но мнѣ кажется, что ты очень хорошій человѣкъ, сказала моя жена, сидя за своимъ маленькимъ чайнымъ подносомъ.

— И Туисдены также хорошіе люди — очень милые, безыкусственные, безкорыстные, простые, великодушные, хорошо воспитанные люди. Мистеръ Туисдень человѣкъ съ сердцемъ; способность Туисдена къ разговору замѣчательно пріятна. Филиппъ чрезвычайно счастливъ, что женится на одной изъ этихъ очаровательныхъ дѣвушекъ.

— Я терпѣніе съ ними теряю, закричала моя жена, потерявъ эту добродѣтель, къ моему величайшему удовольствію, потому-что я узналъ тогда, что я нашолъ трещину въ стальной брони мадамъ Пенденнисъ, и поразилъ её въ самомъ чувствительномъ мѣстечкѣ.

— Теряешь съ ними терпѣніе? Съ такими милыми, самой аристократической наружности молодыми дѣвицами! закричалъ я.

— Ахъ! сказала со вздохомъ моя жена: — что онѣ могутъ дать Филиппу взамѣнъ?

— Взамѣнъ его тридцати тысячъ? Онѣ будутъ имѣть каждая по десяти тысячъ послѣ смерти матери.

— О! я не хотѣла бы, чтобы сынъ нашъ женился на женщинѣ, похожей на нихъ, если бы у ней былъ даже милліонъ. Не хотѣла бы, дитя мое и моя радость!

Эти слова обращались къ милому малюткѣ, который ѣлъ пирожное, сидя на высокомъ стулѣ за маленькимъ столикомъ возлѣ матери, и который, хотя много кричалъ въ то время, будетъ нѣмымъ персонажемъ въ этой исторій.

— Ты намекаешь на маленькую исторію Бланшъ съ…

— Нѣтъ, и не намекаю, сэръ.

— Почему же ты знаешь о которой исторіи и говорю?.. Или на обманутыя ожиданія Агнесы, когда лордъ Фаринтошъ овдовѣлъ? Если онъ не хочетъ, она не можетъ, ты знаешь, моя милая. А я увѣренъ, что она употребляла всѣ силы, по-крайней-мѣрѣ такъ всѣ говорятъ.

— Ахъ! я не имѣю терпѣнія слышать какъ вы, свѣтскіе люди, обращаетесь съ самымъ священнымъ предметомъ — съ самымъ священнымъ, сэръ. Вы слышите? Развѣ женщина можетъ отдавать и отнимать свою любовь каждый день? Развѣ ея вѣрность и чистота сердца должны сдѣлаться товаромъ, для промѣна на званіе и общественное уваженіе? Мнѣ жаль, потому-что я не желаю видѣть Филиппа, который добръ, честенъ и великодушенъ, и справедливъ до-сихъ-поръ; какъ бы ни были велики его проступки, я не желаю видѣть его… О! это ужасно, ужасно!

Видѣть его чемъ? чѣмъ-нибудь ужаснымъ на этомъ свѣтѣ, или въ будущемъ? Не воображайте, что родственники Филиппа думали, будто они дѣлаютъ Филю вредъ, соглашаясь выдать за него дочь, за докторскаго сына! Туисдены занимали гораздо лучшее мѣсто въ свѣтѣ, чѣмъ родственники ихъ въ Старой Паррской улицѣ, и бывали въ лучшихъ домахъ. Съѣзды при дворѣ были бы не полны безъ мистера и мистриссъ Туисденъ. Можетъ быть нашлись бы фамиліи познатнѣе ихъ титулами, и побогаче ихъ, и занимавшія болѣе высокое положеніе; но на свѣтѣ не находилось болѣе уважаемыхъ людей какъ Туисдены: въ этомъ всѣ въ семействѣ были убѣждены, начиная отъ самого Тальбота до его наслѣдника. Если бы кому-нибудь вздумалось написать исторію о томъ, какой вредъ былъ сдѣланъ людьми, которые воображали себя добродѣтельными, какая это была бы странная, назидательная книга! Кто сожигалъ протестантовъ? добродѣтельные католики. Кто жарилъ католиковъ? добродѣтельные реформаты. Кто думаетъ, что я человѣкъ опасный и избѣгаетъ меня въ клубѣ? добродѣтельный Сквэріосъ. Кто презираетъ? кто преслѣдуетъ? кто не прощаетъ? добродѣтельная мистриссъ Грёнди. Она помнитъ грѣшки своихъ ближнихъ до третьяго и четвёртаго поколѣнія; и если она увидитъ, что такой-то упалъ на ея дорогѣ, она съ крикомъ подберетъ своё платье, опасаясь, что грязный, окровавленный злодѣй можетъ заразитъ её, и проходитъ мимо.

Я не намѣримъ дѣлась сюрпризы въ этой скромной исторіи, или держать невинныхъ читателей въ недоумѣніи насчотъ многаго, что можетъ интересовать ихъ. Напримѣръ, любовь интересовала читателей романовъ лѣтъ сто кряду и, безъ сомнѣнія, будетъ всегда интересовать ихъ. Почти всѣ молодые люди читаютъ любовныя исторіи съ увлеченіемъ, какъ старики читаютъ медицинскія книги о чомъ бы то ни было, о болѣзняхъ сердца, печени, о подагрѣ, параличѣ и кричатъ: «именно такъ, совершенно такъ, какъ со мной!» Первая любовь Филя, къ которой мы теперь приступаемъ, была ложнымъ шагомъ. Я сознаюсь въ этомъ тотчасъ и въ этомъ началѣ своей карьеры и полагаю, что онъ быль счастливъ не болѣе или не менѣе многихъ и многихъ мущинъ и женщинъ на этомъ свѣтѣ. Положимъ, что потокъ истинной любви всегда протекалъ бы гладко и всякій женился бы на предметѣ своей первой любви. Ахъ! какіе браки случались бы!