Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К вертолету шли молча – впереди летчик со своей добычей, за ним Арсентьев, сзади хмурый Князев нес мешочек с пробами и упорно смотрел на ноги начальника экспедиции. Дались ему эти брезентовые сапожки…
Арсентьев тяжело забрался в тесную кабину, сверху вниз протянул Князеву руку:
– Ну, желаю успехов. Привет коллективу.
Князев кивнул. Арсентьев потянулся к скобе дверцы и уже иным тоном, вполголоса и внушительно, добавил:
– Только не вздумайте партизанить…
– До свиданья. – Князев зашагал прочь.
Вечером Арсентьев писал письмо в управление:
«…от Вашего предложения он отказался. Очевидно, что отказ этот к лучшему. Он милый юноша, способный геолог, но со всеми запанибрата, и я считаю, что человек, выросший и воспитанный в каком-нибудь коллективе, не может впоследствии стать полноценным руководителем этого коллектива, так как теряется чувство дистанции. Нужен новый, свежий человек, «варяг», который сразу же поставил бы себя на должную высоту. В данном случае на эту ответственнейшую должность вполне подошел бы, как я уже Вам докладывал, старший геолог Ишимской партии В. Я. Стоковский, мой бывший сотрудник, товарищ знающий и требовательный…»
Запечатав письмо, Арсентьев взял бланк радиограммы:
«Тымера, Князеву. Работы продолжать в строгом соответствии с проектным заданием».
Размашисто расписался и поставил дату – тремя днями позже.
Глава четвертаяСтранное это было собрание. Не то производственная летучка, не то групповой сговор. Присутствующие расселись широким кольцом подле костра, но костер был не в центре. Смыкая кольцо, он, казалось, тоже являлся участником и наравне со всеми имел свое мнение и право голоса.
Около костра на перевернутом ведре чинно сидел Матусевич. Слева от него возлежал Высотин, подперев кулаками рыжеватую бороденку. Рядом по-турецки согнул ноги Тапочкин и тихонько выстукивал по голенищу резинового сапога барабанные ритмы. За ним примостились на чурочке Шляхов и Лобанов, бедро к бедру, плечо к плечу. Боком к центру круга расположился Костюк, всем своим видом выражая непричастность к происходящему: я здесь, но не с вами. В полуметре от него уткнул нос в колени Заблоцкого Дюк. По другую сторону костра сидел на пеньке Князев в своей излюбленной позе: локти уперты в колени, пальцы рук сцеплены. Чуть поодаль дымили махрой горняки.
– Все собрались? – спросил Князев и провел глазами по кругу.
– Есть предложение избрать президиум в составе… – скороговоркой начал Тапочкин, но Высотин ткнул его в бок, и Тапочкин прикусил язык.
– Обойдемся без президиума, – сказал Князев. – И без секретаря. – Он еще раз обвел всех глазами и встретился взглядом с каждым. Над лесом висела круглая маслянистая луна, костер пылал ярко и ровно.
Три дня назад, – начал Князев, – я беседовал с начальником экспедиции. Доложил о нашей находке и сказал, что считаю необходимым изменить направление поисков. Начальник экспедиции не согласился со мной. Я пытался настоять на своем, но мои доводы его не убедили. Он дал распоряжение продолжать ту работу, которую мы сейчас делаем. Я собрал вас вместе для того, чтобы обсудить, как нам быть дальше. Мне нужна ваша помощь и ваше согласие. Один я ничего не сделаю… – Он вынул сигарету и долго разминал ее. Потом прикурил, глубоко затянулся. – Вот такая, братцы, штука… Все это, прямо скажем, чем-то попахивает, но ярлычки клеить не наше с вами дело. Наше дело – найти руду. Коренные выходы материнской интрузии, валуны которой мы обнаружили на Тымере. Они находятся где-то северо-восточнее, скорее всего за пределами планшета. В том, что они там есть, я уверен. Могу доказать это сейчас, не сходя с места, любому из вас… Доказать или так поверите?
– Чего там доказывать, – буркнул Лобанов.
– Ну хорошо, если так. Примем это за аксиому. Слушайте дальше. Мы, конечно, можем спокойно доработать нашу площадь, зимой написать проект поисков на сопредельной территории и на будущий год во всеоружии искать эти самые коренные выходы. Но надо ждать десять месяцев. За это время может многое измениться. И в нашей личной жизни, и в международной обстановке опять же. Не знаю, как вас, меня такая оттяжка не устраивает. Выходы интрузии – кровь из носа – необходимо найти в этом сезоне, зимой прощупать ее глубокими шурфами, пробить зимник, забросить станки, а летом начать бурение. При сложившейся обстановке я вижу только один выход: мы своими силами создаем особый поисковый отряд. Этот отряд пойдет на восток. Остальные будут кончать планшет…
– Ура! – закричал Матусевич и захлопал в ладоши.
– Погоди радоваться, я не кончил. Предупреждаю: будет трудно. Так трудно, как никогда еще не было. И тем, кто пойдет на восток, и тем, кто останется. Особенно первым. Плавать там негде, лошадей нет, все на себе. Рации тоже не будет, не дай бог случится что – помочь сразу не сможем… Ну, а тем, кто останется, придется за двоих вкалывать – и за себя, и за ушедших. Если сейчас у каждого дневная норма – двенадцать-шестнадцать километров, придется давать двадцать, а то и больше. А световой день будет чем дальше, тем короче…
Князев сделал паузу. Тапочкин озадаченно произнес:
– Тяжеловато…
Остальные молча курили.
– Через неделю попробуем пустить еще одну пару – Заблоцкого и Костюка.
Услышав свою фамилию, Костюк вздрогнул, растерянно обвел всех глазами.
– В маршруты? – упавшим голосом переспросил он. – А варить кто будет?
– Установим дежурство.
Костюк хлюпнул носом и съежился.
– И последнее, что я хотел сказать. Вся эта затея нелегальная, на мой страх и риск. В экспедиции никто ничего не должен знать. Найдем руду – мы герои, победители, а победителей не судят. Не найдем – ну что ж, спрячем пикетажки особого отряда до лучших времен. Но если в случае неудачи кто-нибудь проболтается – трезвый, пьяный, какой угодно и кому угодно, – может дойти до ушей начальства. Неприятностей потом не оберешься. Так что смотрите, братцы… Ну вот, у меня вроде все…
Князев подобрал у ног еловую шишку и принялся старательно лущить ее. Никто не пошевелился, все, словно зачарованные, смотрели на эту маленькую шишку в руках Князева. Только Матусевич так и ел глазами Лобанова, но тот не глядел в его сторону.
Шляхов откашлялся, просипел:
– Вона как бывает… Мы-то, Александрович, могила, не первый год с тобой комаров кормим. Мы-то не проболтаемся…
– Конспирация, – вставил Тапочкин. – Тайну вклада гарантируем.
Лобанов угрюмо сверкнул глазами.
– Пусть кто трекнет. Задавлю, как кутенка…
– Вы, братцы, не с того начали, – сказал Князев. – Давайте сперва о главном!
– Андрей Александрович, разрешите! – Матусевич тянул руку. Князев кивнул. Матусевич встал, одернул куртку. Голос его звенел и прерывался. – Я знал, что вы… что вам тоже… Вы же сами…
Он шагнул к Князеву, умоляюще прижал руки к груди:
– Пошлите меня, Андрей Александрович! Меня и… – он повернулся к Лобанову, тот частыми затяжками докуривал бычок и снизу вверх выразительно глядел на него, – и… Колю, конечно!
Тапочкина подбросило с места.
– А я что, рыжий? – закричал он. – Я эту руду три раза во сне видел, понял? Подумаешь, студент! Я тоже все породы различаю!
Он повернулся к Высотину.
– А ты чего молчишь? Я за тебя распинаться должен?
Высотин, потупившись, сумрачно сказал:
– Я же не такой выскочка, как некоторые… Пошлют – пойду.
– Интере-е-есно! – пропел Тапочкин. – Интересное у тебя настроение! Я думал, ты геолог, а ты, как бухгалтер, рассуждаешь…
– Ну ты, молокосос! – прикрикнул Высотин, но Князев остановил его:
– Не надо, ребята, петушиться. Я понимаю, на восток всем охота. Я сам бы первый пошел. И товарищ Заблоцкий не отказался бы, а?
– Товарищ Заблоцкий еще как не отказался бы, – ответил тот.
– Думаю, среди поисковиков никто не отказался бы. Я так и рассчитывал, что добровольцев искать не придется. А вот с горняками как?
– Сколько надо? – спросил Шляхов.
– Двоих. На мелкие шурфы.
– Это какие же мелкие? До двух с половиной, что ли?
– До двух с половиной – до трех. Как лопатой дотянешься.
Шляхов сложил губы трубочкой, нахмурился.
– На этом заработаешь… Беготня одна. Расценки-то сам знаешь…
– На консервах больше прожрешь, – добавил кто-то из горняков.
Вскочил Матусевич.
– Да что вы, товарищи! Такое положение, а вы торгуетесь! Да я вам из своей зарплаты доплачивать буду!
– Тихо, сядь! – досадливо махнул на него Князев. И Шляхову: – Сергеич, скажи по чести, я вас обижал когда-нибудь?
– Да нет вроде…
– И сейчас не обижу, – твердо сказал Князев. – Сколько имели, столько будете иметь.
– Серьезное дело… Обмозговать надо.
– Обмозговывайте, – сказал Князев, – только сейчас. Утром будем расходиться.
Шляхов поднялся, шагнул к проходчикам. Князев исподлобья наблюдал за ними. Шляхова он знал как облупленного: сейчас тот всех выслушает, потом сам скажет пару слов, наметит кандидатуры – и начнет торг. Без торга нельзя, на то они и сдельщики. Сергеич – бригадир заботливый, горняков своих в обиду не даст, выцыганит все, что можно.
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Рассказы - Евгений Городецкий - Современная проза
- Путеводитель по мужчине и его окрестностям - Марина Семенова - Современная проза