Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

не надо. — Он сглотнул и быстро добавил: — Только одно: вы возьмете меня в Ситянь, Чжуго, Чжутянь[141]. Я давно об этом мечтал.

В воздухе снова просвистели крылья ястреба.

Махакайя, помолчав, ответил:

— Но путь туда запрещен.

— Я готов ждать, когда будет получено разрешение. Ведь вы, как и Фа-сянь, напишете свои записки. Но они будут с моими рисунками.

— Я еще не видел ни одной вашей работы.

Шаоми покачал головой.

— Слава обо мне полнит дома всех жителей Танской земли.

На самом деле почти никто и не знал такого художника. На следующий день он принес пару своих свитков.

А пока, простившись с ним, Махакайя вернулся к себе и с жадностью набросился на записки Фа-сяня.

Путешествие его было головокружительно.

Прежде всего надо отдать должное его годам: в путь монах выступил, когда ему перевалило за шестьдесят. Впятером монахи пересекли Песчаную Реку, пустыню, полную горячих ветров и злых духов. Через Луковые горы[142] они вышли в Индию в верховья Инда. И там они провели сезон дождей в дхьяне и постижении учения Татхагаты. Затем вошли в Гандхару, одолели Малые Снежные горы, в которых простудился один монах и, сказав, что ему долее не жить и надо его оставить, чтобы всем не пропасть, вскоре умер. И Фа-сянь скорбно восклицал: «Не сбудутся замыслы Хуй-цзина! Как же так!» А трое монахов решили вернуться. Фа-сянь с другим переправились через Инд. Потом через Гангу. И видели ступы, статуи, монастыри. Видели ту самую веточку Татхагаты, которую он, разжевав, воткнул в землю, и она разрослась в великую иву. Брахманы-иноверцы ее порубили, а она снова выросла — великая, мощная.

Далее вышли к вихаре Джетавана и погрузились в размышления.

Читая это место, Махакайя как бы замер, впитывая с благоговением строки: «В прежние времена Почитаемый в Мире прожил здесь двадцать пять лет. Мы же сами, к несчастью, рождены в окраинной стране. Вместе мы отправились в странствия. Кто-то вернулся назад, иные погибли в пути, не достигнув вечной жизни. И наконец сегодня видим опустевшее место, где жил Будда».

Махакайя как будто и видел эту вихару и читал дальше: «Печаль охватила сердца странников. Вышли навстречу монахи и спрашивали Фа-сяня и его спутника: „Из какой страны вы пришли?“ А те отвечали: „Пришли из Ханьской земли“. И заговорили монахи в восхищении: „Как удивительно! Люди из окраинной страны могли прийти сюда — в своем стремлении к учению“.

И потом пришли они в Лумбини, где родился Татхагата. Шли дальше и видели ступу Сложения Оружия. Там в древние времена сыновья приступили к осаде, не зная своих родителей, но на башню вышла их мать, сказала, что они ее сыновья и в доказательство велела открыть им рты, надавила на сосцы и те брызнули пятьюстами струями. Разбойники узнали свою мать и сложили оружие. — Махакайя подумал, что надо хорошенько запомнить эту ступу и побывать возле нее, ведь это великий знак мира. Ступа Сложения Оружия… — И много там всюду ходили, созерцая святыни.

Однажды пришли в горный монастырь. Он на скале. Сверху течет родник. В каменных кельях монахи как пчелы. А монастырь называется Паравата — Голубь. И местные жители у странников спрашивали, почему же вы не летаете? Все последователи Пути тут летают. И странники только и ответили, что у них еще не выросли крылья».

В Паталипутре учились три года. И спутник Фа-сяня сказал: «Отныне и до тех пор, пока не достигну состояния Будды, не желаю получать перерождение в окраинных землях; потому остаюсь здесь и не пойду обратно».

Фа-сянь, похоже, тоже хотел остаться, но велико было его желание принести правильные сутры в Ханьскую землю. И «в одиночестве пустился в обратный путь. Следовал на юг вдоль Ганги…»

О, как же хотелось Махакайе быть спутником Фа-сяня. Уж он-то не оставил бы его в одиночестве!..

А в записках Фа-сяня все чаще сквозила печаль: «Фа-сянь покинул Ханьскую землю много лет назад, и в их непрерывном течении сменялись города и люди, горы и реки, травы и деревья — и все было непривычно для глаз. С теми, кто вместе отправился в путь, разлучен: кто-то ушел назад, а кто-то погиб — остался лишь сам да собственная тень, и сердце беспрестанно разбито печалью. Вдруг у этой статуи увидел купца, приносящего в дар белый шелковый веер. Невольно нахлынула печаль, и глаза наполнились слезами».

Как странен человек! А глаза Махакайи наполняются слезами тоски по тем святым местам, где шагал и оставлял свои следы Будда. Ханьская земля вокруг. А ему мерещатся реки и поля Индии. Узреть древо бодхи, узреть тот монастырь Голубь, парк, где Татхагату слушали олени. Индия и мерещилась ему с оленьими огромными глазами. А реки ее — как струи молока той женщины, напоившей сыновей разбойников. Страна эта вся как великая сутра. И вдыхать ее воздух — лучшее научение.

А Фа-сянь, сплавившись по Ганге, еще два года проводит в монастыре, переписывая сутры и копируя изображения. И выходит к морю и достигает на судне страну Симхалу[143].

Там он сел на торговое судно и поплыл домой. И на третий день море взволновалось, судно дало течь, и купцы стали избавляться от своего товара. Там было на канате и еще малое судно, но матросы на нем перерубили канат. И Фа-сянь ждал, что сейчас купцы потребуют от него выбросить свои вещи, а это было бесценное собрание книг и всяких изображений. Фа-сянь взмолился, прося у Татхагаты помощи в возвращении из странствий домой. А шторм продолжался тринадцать дней и ночей. Наконец удалось причалить к берегу, вычерпать воду и залатать пробоину. Через девяносто дней прибыли в страну Епоти[144]. Прожив там пять месяцев, монах сел на другой корабль и поплыл в Гуаньчжоу с купцами и брахманами. И снова настиг корабль черный ураган. Фа-сянь возносил молитвы Авалокитешваре[145], и небо прояснилось. Но брахманы сговорились высадить на остров монаха, говоря, что все из-за него. Да один благородный человек заявил, что тогда и его надо высадить или сразу убить, потому что в Ханьской земле он все доложит императору! И брахманы оставили свой коварный план. И долго еще плавали, запасы воды и пищи заканчивались. Для готовки уже использовали морскую воду. Явно заблудились и шли не туда. Ведь до Гуаньчжоу пятьдесят дней плавания, а они в пути уже свыше семидесяти. И тогда повернули на северо-запад. Пресную воду делили, берегли каждую каплю. И вот земля! Набрали вдосталь водицы! И фруктов. Пошли дальше. Где же родина? И ее Фа-сянь признал по растению лилу[146]. Это Ханьская земля. Но далеко