– Может быть, у раненых есть просьбы? – Кэноэ заглянул в ближайшую палату. – У вас есть какие-то пожелания?
Несколько секунд стояла тишина.
– Смелее, – ободрил их Кэноэ. – Говорите, как есть. Вам ничего не будет. Вот, губернатор провинции подтверждает.
Губернатор важно кивнул и даже, кажется, улыбнулся.
– А нельзя ли маме моей сообщить, что я жив? – раздался чей-то несмелый голос с дальней койки. – А то связи нет, она волнуется, наверно…
"Как и Нриант", – вспомнил Кэноэ.
Да, он же обещал узнать, что с ее родственниками…
– А действительно, что со связью? – спросил он губернатора. – Ее так сложно восстановить?
– Обычная связь отключена, – губернатор недовольно пожевал губами. – Так положено. Чтобы до обнародования официального сообщения не давать пищу для слухов.
– И как долго ждать этого официального сообщения?
– Очевидно, до конца декады, не раньше.
– И все это время город будет полностью оторван от мира? – удивился Кэноэ. – Но ведь отсутствие информации как раз и является самой питательной средой для слухов! Вы представляете, что сейчас думают и говорят родственники горожан?!
– Со слухами у нас борется Служба Безопасности, – невесело улыбнулся губернатор.
– Но ведь даже она не может проконтролировать всех и вся! Почему бы не восстановить связь и не дать возможность всем убедиться, как обстоят дела на самом деле?! Вот вы, например, знаете точное количество жертв?
– Знаю, – вполголоса сказал губернатор. – На данный момент, семьсот одиннадцать погибших и свыше четырех тысяч раненых. Но это закрытая информация.
– Да, но что мешает составить списки и просто давать людям справки, содержатся в них их родственники или нет?! И подумайте, насколько повысится настроение людей от того, что им дадут возможность поговорить со своими родными и близкими и успокоить их!
Губернатор снова задумчиво пожевал губами.
– Ладно, – наконец сказал он, жестом подозвав к себе одного из помощников. – Распорядитесь, пусть откроют несколько переговорных пунктов дальней связи и оповестят об этом население. В больницы и места содержания эвакуированных пусть доставят переносные аппараты. Но пусть строго-настрого предупредят всех, кто будет пользоваться связью! Только самую необходимую информацию! Живы, здоровы или, наоборот, ранены и больше ничего! Чтобы никто и не думал уезжать из города или приглашать родственников сюда!
– А это зачем? – шепотом спросил Кэноэ.
– Чтобы никто не ставил под сомнение способность государства оказать помощь пострадавшим. Какая-либо частная инициатива здесь не приветствуется, и в итоге могут пострадать и они, и я.
– Вы слышали, что сказал губернатор? – повысил голос Кэноэ. – Вам принесут переносные аппараты дальней связи, и вы сможете оповестить ваших родных, что вы живы! Какие-то еще просьбы есть?
Просьб больше не было, и Кэноэ поспешил покинуть больницу. К виду раненых и специфическому больничному запаху он, в конце концов, притерпелся, но атмосфера, насыщенная болью и страданиями, угнетала его. И уходя, он испытал уважение к тем, кто работает в этой атмосфере всю жизнь.
На улице по-прежнему медленно падали хлопья мокрого снега, но Кэноэ казалось, что небо уже начало проясняться, хотя для этого было еще слишком рано. Начинался вечер, и землю покрыли серые сумерки.
– Вы хотите посетить что-то еще, ваше высочество? – осведомился губернатор. – Или вы уже удовлетворены увиденным?
Кэноэ заколебался. Он устал, причем, скорее, эмоционально, нежели физически, но силы его еще не иссякли.
– Да, Достойнейший, – сказал он, подавив усталый вздох. – Я бы хотел посетить, как вы это назвали, места содержания эвакуированных.
Многих оставшихся без крова разместили в городских гостиницах, но на всех мест не хватило, и под временное жилье доброй тысяче человек отвели огромный крытый стадион, похожий сейчас на помесь базара с пересыльным лагерем.
Под потолком горели яркие светильники, на игровой площадке, прикрытой листами пластика, стояли ряды коек, а на трибунах среди многочисленных навесов, чемоданов и сумок бродили, сидели и лежали сотни людей. В обширном фойе работали пищераздаточные пункты, к которым тянулись длинные очереди.
Оказавшись под крышей исполинского зала, Кэноэ внутренне содрогнулся. В нем было хуже, чем в больнице. Там, по крайней мере, люди испытывали телесные страдания, а здесь в воздухе словно повис тяжелый дух неустроенности, неуверенности и озлобления.
Казалось, в этом месте никому не было дела до всего окружающего, но появление посетителей было, тем не менее, немедленно замечено и правильно истолковано. Кэноэ, спускаясь по трибуне, слышал, как и в больнице, сгущающийся за спиной восторженный шепот. Люди вокруг поднимали головы, в их потухших глазах снова появлялся интерес, они вставали и медленно тянулись, как мотыльки на свет, к нему. К нему.
"А интересно, – думал Кэноэ, – видят ли они рядом со мной своего губернатора, отдают ли они себе отчет, что это он, а не я, представляет здесь власть? Или верно говорил Суорд: люди разочарованы в нынешней власти и ищут защиты и справедливости у доброго Императора?…". Наверное, прежде чем говорить о собственном бессилии и никчемности, надо было взглянуть в эти глаза, смотрящие на него с жадной надеждой.
Он остановился на краю игровой площадки, где был небольшой пятачок, свободный от коек. И сразу же оказался окруженным странно притихшей толпой. Он чувствовал, как у него за спиной напряженно застыл Тень Гига, но сам он не ощущал никакой опасности. Люди стояли и молча смотрели на него. Он понял, что они ждут от него слова.
– Я принц Тви оэро-Кэноэ Кэвирноэрон, – торопливо сказал он, прежде чем тишина стала гнетущей, с растерянностью понимая, что совершенно не представляет, о чем ему говорить. – Я прилетел сегодня из Столицы, узнав о вашем несчастье. Вы не одиноки. Император помнит о вас и вам окажут надлежащую помощь. Самое худшее для вас уже позади. Я же сейчас готов выслушать ваши просьбы и постараюсь помочь, чем могу. Рядом со мной губернатор провинции, который готов поддержать мои слова своей властью и авторитетом.
Губернатор кивнул и принял важный вид. Кажется, его забавляло происходящее.
– Ваше высочество! – какая-то толстая баба в первом ряду изобразила неуклюжий поклон. – Почему нас всех загнали сюда?! Почему мы здесь, а других разместили с удобствами в гостиницах?! Я знаю, это все сделали за взятки!
– Насколько мне известно, – громким металлическим голосом сказал губернатор, – в гостиницах поселяли, в первую очередь, семьи с детьми, больных и пожилых людей. Исключения из этого правила будут расследоваться.
– В гостиницах недостаточно мест для всех, – добавил Кэноэ, чтобы не молчать. – Но я обещаю, что приложу все усилия, чтобы вы первыми получили от государства компенсацию и новое жилье.
Губернатор снова важно кивнул.
– А когда это будет? – тут же спросил кто-то из толпы. – Когда мы получим новые квартиры?
– Ну, это вопрос не ко мне, – добродушно прогудел губернатор. – И не к его высочеству. А ну, Достойный, выходи. Пора держать ответ перед народом.
Из губернаторской свиты вынырнул гладкий и вальяжный чиновник с аксельбантом на мундире. Напрягшись, Кэноэ вспомнил, что на посадочной площадке он был представлен ему как начальник 16-го округа провинции (город Гомзи и ближайшие окрестности).
– В ближайшие… э-э-э… сроки вам будет предоставлена временная жилплощадь из городского фонда, – значительно сказал он. – Впоследствии же… э-э-э… будут построены новые жилые дома. Средства на их строительство уже… э-э-э… выделены.
– Так опять все разворуют, – громко и зло сказал кто-то в задних рядах.
Окружной начальник начал недовольно оглядываться, вытянув шею, но продолжения не последовало, и он успокоился.
– Разрешит ли ваше высочество задать мне вопрос Достойному? – послышался вдруг звонкий голос Наарит.