- У меня есть дом, - признался он. - В Фагаросе.
- Отправляйся туда. Я приеду, как только смогу.
Он выглядел удивленным.
- Для чего?
- Ты хочешь отыскать своего друга.
Она отправилась в гардеробную, чтобы взять новую одежду .
- Я хочу понять, для чего этим людям понадобилось прекрываться моим именем. И чем быстрее это произойдет, тем скорее ты покинешь Румынию.
Он уставился на нее, она физически ощущала, как его взгляд буравил ей спину. Она замерла, разглядывая темноту, пахнувшей гвоздикой гардеробной.
- Я хочу помочь тебе отыскать твоего друга и этих людей.
Он ответил не сразу, но его ответ не был тем, что она ожидала услышать.
- Я буду первым, кого ты отпустишь?
Она кивнула, глядя на него через плечо.
- Мне нравится это не меньше твоего, но поскольку у нас есть общий враг, я готова отложить свои предубеждения и доверять тебе, если ты способен на это.
Улыбка изогнула губы Бишопа, заставив екнуть сердце Марики.
- Это аттракцион неслыханной толерантности для тебя, маленькая полукровка.
- Толерантность не имеет никакого к этому отношения.
Она пыталась казаться саркастичной, но ей это не удалось.
- Я в долгу перед тобой, и я не намерена провести оставшуюся часть жизни в страхе, что они явятся и схватят меня. Я скорее умру, чем стану частью этой отвратительной коллекции.
- Ты действительно так считаешь?
Она сняла рубашку с вешалки.
- А как же еще? Это же мой страх. Сколько еще могло случиться неприятностей. И я не желаю в них участвовать.
Он опустил руки на узкие бедра, туда, где располагался пояс его брюк.
- А как относительно твоих друзей? Разве они не явятся, когда ты не предоставишь им меня?
- Они вовсе не мои друзья, и что я им скажу не твоя забота.
Она сняла, то, что осталось от ее рубашки, которую он порвал, чтобы добраться до ее раны.
- Я придумаю что-нибудь.
Он ничего не ответил. Он притих, скорее всего, потому, что наблюдал, как она переодевается. Она вовсе не была обнаженной. Полу-корсет, надетый на ней, скрывал то, что ему не следовало видеть. Но она ощущала себя словно раздетой под его пристальным взглядом. Все ее тело напряглось. Она быстро накинула чистую рубашку, какую только позволило ее раненное плечо.
- Почему? - Наконец спросила она, нарушая напряженную тишину.
Если они и дальше будут молчать, она боялась, что это добром не кончиться. Он посмотрел ей в глаза. Ей не хотелось знать, на что он смотрел до этого.
- Что почему?
- Почему ты меня спас? Она заправила рубашку в брюки.
- Ты предпочла бы, чтобы они схватили тебя?
- Я предпочла бы, спастись самостоятельно.
- О.
Его губы тронула легкая улыбка.
- Прошу прощения, что уязвил твою гордость.
- Эта... ситуация была куда проще, когда я относилась к тебе как к врагу.
- Аналогично.
Какое-то время они смотрели друг на друга, взвешивая все за и против, в создавшейся ситуации.
Она скрестила руки на груди, обхватив себя ими.
- Ты мог бы просто сбежать.
- Я не монстр, Марика, - произнес он таким томно, словно она должна была об этом и без него догадаться.
- Я никого бы не бросил в подобной ситуации.
Ответ должен был удовлетворить ее, но он почему-то встревожил ее, ведь она, была так несправедлива по отношению к нему, да и к тому же еще тот факт, что он бы сделал это для каждого.
И если бы она все-таки погибла, он сделал бы для нее надгробие? И стал бы он ухаживать за ее могилой по прошествии трех сотен лет?
Она, наверное, серьезно повредила мозг, когда ударилась головою о пол. Безусловно, это являлось единственной причиной побудившей ее желать, чтобы вампир рассматривал ее, как нечто особенное.
***
Она появилась на пороге его дома после полуночи. Его домоправительница, Флореа была встревожена, обнаружив возле дверей молодую женщину - особенно, когда поняла, что Марика, является, внучкой Ирины Коменесцу.
Ирина жила где-то неподалеку. Куда было пойти Марике, после того, как она со своими людьми избавились от тел погибших? Бишопу не позволили участвовать в этом. Даже если восход не остановил бы его, Марике это удалось.
Она предложила ему уехать. Он не хотел оставлять ее без защиты - но днем от него было мало проку.
- Нужно, чтобы казалось, что ты сбежал.
Его могли обнаружить, даже если бы он попытался спрятаться в подвале. Она не хотела риска, чтобы ее люди нашли его и обвинили во всем.
И так как Бишоп согласился, что подобный риск присутствует, он послушал ее и отправился домой, поскольку там он был бесполезен.
Он собирался расспросить Флорею о Марике и ее семье. Не ради удовлетворения собственного любопытства, он был не настолько глуп, чтобы отказаться от информации, которая может ему пригодиться.
Когда Марика вошла, у него был только один вопрос, на который он хотел получить ответ:
- Почему ты пришла сюда с вещами?
Марика потупила глаза и выразила искреннее удивление, когда он поднялся.
- Ты хочешь, чтобы я расхаживала по твоему дому голышом?
Флореа была потрясена, услышав это, и обратила к нему озадаченное лицо. Смущенный их присутствием, Бишоп понимал, что ему не стоит отвечать на этот вопрос столь честно, как ему подсказывал его инстинкт.
- Я вообще не желаю, чтобы ты расхаживала по моему дому.
Теперь она нахмурилась. Бедная Флореа, похоже, этот ответ ей тоже не понравился. Подобная грубость была не стоящим внимания пустяком, но его домоправительница не была в курсе, кем эта женщина являлась. Кем она являлась, по сути. Работодателя Флореи тоже не особо радовала перспектива, чтобы Охотница осталась под эти кровом.
Бишопа подобная перспектива тоже мало радовала. Сколько он себя помнил, он делил кров только с женщинами, с которыми его связывали романтические отношения, и их было не так уж и много. Он предпочитал жить отдельно.
Он хотел быть спокоен, засыпая, и не опасаться, что кто-нибудь убьет его во сне.
Когда она не ответила, он попробовал изменить тактику.
- Ты же не собираешься на самом деле здесь оставаться?
Марика стала в защитную позу.
- Ты говорил, что я могу.
- Я говорил, что тебе следует отыскать безопасное место.
Марика была последним человеком, которого он был рад видеть собственным гостем. Ее кровь взывала к нему. Он не волновался что кто-нибудь из них "случайно" забредет в спальню другого. Возможно она попытается потом его убить, но если он пришел к ней , она не стала бы особо сопротивляться.