на вещи. Как ни странно, кладбища более связаны с живыми, чем с мёртвыми.
— Но ведь здесь нас окружает память именно о мёртвых, — Олив сдвинула брови, пытаясь понять, о чём говорит Тео.
— Согласен, — миролюбиво протянул он в ответ, — но скульптуры и обелиски высекают не мёртвецы. Да и память хранится в умах живых. Вся эта торжественность, весь этот антураж нужен тем, кто её заказывает и производит. Ушедшим уже всё равно.
— Тогда это всё не что иное, как торжество эгоизма, — досадливо заметила Олив.
— Любое искусство и созидание эгоистично, — буднично заметил Тео, на его лице отразилось полное принятие такого положения вещей, — нет смысла отрицать, что, оплакивая мёртвых, мы плачем по себе, а памятники им воздвигаем как уплату нами же придуманных долгов. Да, порой длинна эпитафии и высота монумента говорят что-то об ушедшем, но чаще всего это всё об одном: о живых и их опыте проживания смерти.
Олив, обдумывая услышанное, оглядела окружавшие их скульптуры. В том, что сказал Тео, было много того, с чем она была согласна, но основа этих рассуждений была наполнена, хотя и понятной ей, но в то же время какой-то ядовитой горечью.
— Это рассуждение основано на личном опыте? — набравшись смелости, спросила она.
— Частично, — на одну секунду Олив показалось, что по лицу Тео пробежала тень замешательства, но он тут же растянул губы в снисходительной улыбке и кивнул в сторону основной тропы, ведущей вглубь некрополя, — Там дальше могила Гарибальди, посмотрим?
Ей только и оставалось, что кивнуть и последовать за ним.
Глава VI. Испанская лестница
За полтора часа прогулки они посетили длинный тоннель с погребальными урнами, прогулялись вдоль колумбария и заглянули в часть кладбища, где расположились фамильные склепы. Монументальные здания, украшенные скульптурными композициями из мрамора и засаженные разнообразными кустарниками, хранили секреты множества богатых семей Рима. Пока Тео рассказывал Олив о выдающихся актёрах, художниках и писателях, похороненных здесь, она внимательно вглядывалась в их цветные портреты и, пару раз, не удержавшись, протёрла салфетками некоторые из запылившихся изображений, что встречались им на пути.
Вот Олив дотронулась до кованых ворот одного из фамильных склепов и в изумлении одёрнула тонкие пальцы:
— Она холодная, — удивлённо прошептала, — на улице ведь такая жара. Как это возможно?
— Думаю, тут дело в составе металла. За ночь он очень остыл, и нагреется ещё не скоро, — пояснил Тео, разглядывая травяную поросль меж каменных плит, которую облюбовали длинные жуки с отдававшими зелёным перламутром панцирями.
— Хах, — выдохнула Олив в ответ, — Не могильный ли холод всему виной?
— Не думаю, — он мотнул головой и снисходительно улыбнулся, — В тоннелях с прахом прохлада тоже стоит круглый год. Многие списывают это на мистическое влияние погребений, но на самом деле всему виной технология, по которой возводились здешние постройки. Они остаются в тени вне зависимости от положения солнца, и никогда не успевают прогреться.
Олив понимающе кивнула и двинулась дальше вглубь кладбища, останавливаясь у некоторых скульптур, чтобы рассмотреть мраморные композиции. В какой-то момент Тео заметил, что за ними увязался рыжий кот, который каждый раз, когда они задерживались около захоронений, садился на какой-нибудь выступ на небольшом отдалении и не отрывал от них внимательного взгляда янтарных глаз.
— Солнце становится агрессивнее, — Тео указал Олив на высокий кипарис, в тени которого можно было спрятаться от опустившегося на город зноя, — думаю, нам стоит начать движение к выходу.
— Не представляю, в какой он стороне, — Олив подставила руку «козырьком» над глазами и огляделась по сторонам, — Это пространство кажется бесконечным.
Она переступила с ноги на ногу и Тео, заметив это, понял, что долгая прогулка в легких летних босоножках по многолетней каменной брусчатке может с лёгкостью превратиться в пытку.
— Ты не устала? — сдвинув брови, спросил он на волне этих размышлений, — Мы даже не взяли с собой воды.
— Я в порядке, — Олив будто приосанилась и, поправив ремешок крошечной сумочки, добавила, — к тому же, сегодня я планировала гулять как можно дольше. В конце концов, я так и не добралась до Испанской лестницы.
В её голосе прозвучала досада.
— Она тут всего в сорока минутах пешком. Можем дойти по тенистым улочкам. На холме Пинчио один из самых приятных видов на город, и всегда есть, где спрятаться от этой жуткой духоты. Ну а если потом останутся силы и тебе будет интересно посмотреть на Собор святого Петра под необычным углом, можем заехать на одну любопытную улочку.
— Правда?! — в голосе Олив прозвучал энтузиазм, — Тео, это было бы просто отлично!
— Чудненько, — он достал из кармана телефон и открыл приложение с картами, — тогда пойдём искать выход отсюда
— Искать? — раздалось недоуменное справа, Олив, кажется, невольно тоже заглянула в экран.
Что же, ей можно признаться.
— Я обычно выбираюсь отсюда с навигатором, — осторожно начал он, — Кампо Верано — слишком большое кладбище, чтобы спокойно тут ориентироваться.
— Хах, первый раз вижу гида с навигатором, — в её словах не было ни капли удивления, скорее, спокойная констатация.
— Гиды тоже люди, и порой такие вот топографические кретины, как я, — он, наконец, разобрался с правильным направлением и, не отрываясь от экрана смартфона, двинулся в сторону выхода на центральную аллею. За спиной зашуршали осторожные шаги.
— Мне кажется, — раздалось задумчивое за его спиной, — если когда-нибудь я буду погружаться в батискафе на дно Марианской впадины, я обнаружу там твою самооценку.
Вот это да! Про себя Тео порадовался тому, что сейчас Олив не видит выражение его лица. Однако из груди всё же вырвался предательский смешок, обнаруживший его реакцию на услышанное.
— Я гораздо больше уверен в себе, чем может показаться на первый взгляд, — поспешил он с пояснением.
— Охотно верю, но за прошедшие, сколько? Наверное, двадцать часов ты отзывался о себе не самым лучшим образом, — её меццо-сопрано сейчас выдавало полный эмоциональный штиль.
— Это защитная реакция, — Тео попытался придать себе уверенный вид, — Вдруг тебе покажется, что я слишком много о себе думаю?
В ответ за спиной раздался смешок.
— То есть ты так рисуешься передо мной? — сказала она на улыбке.
— Конечно! — Тео обернулся и зашагал спиной вперёд, — Что если я всё же задумаю написать путеводитель по городу. Мне точно понадобится редактор, который не будет считать меня снобом…или душнилой.
В этот раз ему удалось поймать момент, когда она засмеялась, и в уголках её губ появились едва заметные ямочки. Он много раз ловил эту улыбку вчера вечером, и по непонятным даже себе причинам испытывал тихую радость оттого, что ему удаётся её рассмешить. Странно? О да, ведь